Гоблинские сказки
Шрифт:
— А куда вы движетесь, господа почтенные? — так обратился к ним портняжка.
— А все пути ведут в Париж, милейший. Там намечается большое торжество. Король скликал отовсюду людей весёлых. Уж веселее нас да вас, пожалуй, народу больше не найдётся.
— Эт точно, — подтвердил весёлый Робин Гуд, — Но только я иду по делу. Женитьба на принцессе решит мою проблему с королевством. Мне кажется, что я самый выгодный из женихов. Ведь мне нужна только принцесса, а вовсе не полкоролевства.
— А я бы не отказался и от полкоролевства, — загрустил портняжка.
— Мужайтесь, друг наш, — подбодрили
Так шли они довольно долго и уже порядочно проголодались. Расселись тут же у дороги, достали из котомок всякие припасы. Уселись кругом у костра и давай со всякими анекдотами и прибаутками коротать вечерний отдых. Портняжка слушает, глаза широко раскрыты, уши от солёных шуток прямо вянут. А Робин Гуд — тот в своей тарелке. Подвешен у молодца язык. Портняжка думает: вот радость-то, что мне за спутники попались! Всему научат, всё по жизни объяснят. Была у него задумка тайная — жениться на принцессе. Папаша денег даст, можно будет ателье открыть. Принцесса будет пороть по швам купленные на дешёвой распродаже вещи. Он — перешивать из барахла приличные костюмы. Года через два наймут, глядишь, и подмастерье.
— Дяденьки, хотите сигареты? — предложил он свою заначку товарищам.
— Хорошо воспитан малый. — вздохнул один из них. — Другой бы зажал курево в котомке да только лопал бы чужое сало.
— Знамо дело, — уважительно подтвердил Робин Гуд. — Я бы с кем попало в дорогу не пошёл. Я вот тут хотел вам кое-что порассказать…
Но не успел.
Из лесу вышел такой диковинный малой, как будто кто его мешком шарахнул по башке, а причесать забыл.
— Братцы, я несчастный Робинзон, — сказал он, — Я много в жизни ошибался. Не слушал папу. За то попал на остров и был наказан. Но я исправился и теперь иду домой.
— Человек наш, — уважительно сказали у костра.
— Братцы, дайте мне пожрать, и я всё вам расскажу, как на духу.
Благочестивый Робинзон и Пятница
— Хочу сказать вам, други вы мои, что мой папаша по профессии был проповедник. Достоинств много было у папаши. Во-первых, он рассудителен весьма. Читает регулярно книжки, в курсе светских сплетен. Не скупится на советы, прощает ближнему грехи. В нашем маленьком захолустном городке все его любили и почитали, как пророка. Когда он по воскресениям читал проповеди с кафедры, то все валялись от восторга. И говорили: всё говорят, что нет пророка в отечестве. А вот он, есть!
Я о ту пору подрос и тоже думал унаследовать папашину работу. Думал, подучусь маленько, пороюсь в старых проповедях папашиных, и буду удивлять народ. Что ж лучше — кровь одна! Да не тут-то было. Вылез я на кафедру однажды в детской группе проповедников на утреннике, посвящённом Исходу евреев из Египта. Там все практиковались в красноречии. Папаша мой, будь он неладен, такое благочестие наладил в своей пастве! Все так утюжили Священное Писание, что просто ужас! Конкуренция чудовищная! Все наизусть читали и Псалмы, и Левитов книгу и Откровение особенно. Чего там! Все заделались пророками Апокалипсиса! Читают с кафедры, так прямо дрожь берёт. Всё думаешь: сейчас обрушится от рукоплесканий крыша и погребёт пророков под собой!
Я
Сижу я вечером в светёлке и злюсь на папу. Зачем он всем преподавал без всякого разбору богословие? Они все знают, что такое керигма, а я не рублю ни беса. Все болтают о герменевтике, а я думаю: что это такое? Тут папа возвращается и говорит мне сразу:
— Теолог из тебя, мой сын, неважный. Но это не беда. Есть множество других профессий. Смирись и подчинись. Ученику сапожника требуется помощник. Собирайся и прими с благодарностью послание судьбы.
Я был хорошим сыном. Но нельзя же сразу так лишать человека любимого заблуждения! Поэтому я не стал возражать. Собрался и пошёл. Но не к сапожнику, а совсем наоборот. Забрал я из копилки все свои денежные средства, два пенса ровно, и отправился на пристань. Там спрашиваю:
— Где корабли, которые плывут в далёкую страну?
Мне показали старый бот, на нём владелец перевозил в Глодон пищевую соль. Бот много раз переворачивался и засолил весь Ламанчский пролив. Рыбаки ловили сетью солёную селёдку и продавали на базаре, как иваси.
Я не стал зря тратить деньги, забрался в кучу соли и спрятался на боте. Ночами потихоньку выбирался и ловил на хлеб селёдку. Всё было хорошо, пока меня за таким занятием не застукал капитан судёнышка.
— Куда же, малый, ты попёрся в такую гадкую погоду?
— Я, дяденька, хочу идти к туземцам и обращать их в веру.
— Ну, братан, это ты маханул! Кто ж тебя по жизни так обидел, что ты полез в такую авантюру?
Тут мне бы, дураку, молчать, а я давай про папу изгаляться. Такой-де он проповедник знатный, а я весь в него пошёл.
— Хорошо, — сказал мне капитан, — Нам нужно позарезу цивилизовать туземцев. А то товары некуда девать.
И обещал мне высадить меня на острове.
Мы плыли много дней, и тут случилось не иначе чудо. Вот и говорите после этого, что нет судьбы. Корабль выбросило на рифы. Соль вся утекла, капитан от пьянства умер, а мне досталось множество обломков и сундук с добром от пропавшего куда-то юнги.
Я на берег выполз, Господа возблагодарил. Остров такой чудный, кругом зелёные леса и горы. Непуганый животный мир. Другой бы насторожился, а я обрадовался — по моим молитвам мне выпало местечко. Просил я Господа, чтобы он прислал меня туда, где я буду всех умнее. Вот и попал. Остров-то необитаемый!
Ну, делать нечего, надо как-то жить. Зачем-то мне Господь оставил жизнь. Значит, есть и у меня высшая миссия. Построил хижину, научился коз доить. От курева отвык. И решил, что это, в самом деле, Божий перст. Пока меня тут не нашёл никто, попробую учиться искусству проповеди. Буду читать козам, попугаям. Пусть рыбы слушают, пока я их на сковородке жарю. И тут вдруг вспомнил! Матушки мои! Священного Писания у меня с собою нет! А я ну хоть бы стих помнил наизусть!
Я бросился рыдать. Зачем ты, Господи, мне сохранил мою пропащую навеки душу, коли нет у меня не только слушателей, но и Библии?! Пошли мне, Господи, высокий знак, что есть и у меня на свете назначенье!