Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
– Андрей, а как же крестины? Ты не забыл? Они перенесли на сегодня, – напомнила Северова.
– Во сколько там начало?
– Церковь в три. Банкет в шесть.
Мешечко посмотрел на часы:
– Ну, к трем я всяко не успею. Засим поступим так: вас с Виталием и с видеокамерой делегируем официальными представителями в церкву. Кто у нас сегодня в ночное выходит, судью сторожить?
– Джамалов и Крутов. Женька с утра там пасется, а Ильдар вечером подтянется.
– Добре! Тогда остальные, за исключение этой парочки, нехай к шести выдвигаются в кабак. Тарас, ты мне адрес точный
– Во! Настоящий командир! Пришел, увидел, разрулил! – расцвел Шевченко.
– Между прочим, за тобой числятся материалы по Ожигину. Сегодня – крайний срок! – бесцеремонно погасил рассвет Мешечко. – Не успеешь отослать справку в УБЭП, банкет пройдет мимо тебя!.. Кстати, Наталья, раз такое дело, может, ты и меня как-нибудь пострижешь? Я, конечно, еще не дикобраз. Но близко к тому.
– Перетопчетесь! – фыркнула Северова. – Народ, к общему сведению: сегодня я сделала исключение единственно для Бориса Сергеевича! Из уважения к его сединам. И как самому галантному мужчине в нашем болоте.
– Натаха! А как же я? – возмутился категорически несогласный с такой оценкой Тарас. – Всмотрись повнимательнее! Разве я не галантен? Я тоже требую ухода и соответствующей стрижки.
– Отстаньте от меня, а?! Я вам не добрая милицейская фея!
– Как-как ты сказала? – словно громом пораженный, Андрей застыл на пороге оперской.
– «Добрая милицейская фея», – повторил за Наталью Шевченко и словоохотливо пояснил: – Это у нее поговорка такая. Ты разве не слышал раньше? Это тот идеал, к которому наша Натаха стремится, но пока никак не может достичь.
В ответ Северова угрожающе щелкнула в воздухе ножницами:
– А я вот сейчас возьму, да и кому-то отстригу. Кое-что.
– Молчу-молчу.
– Поговорка, говорите? – в задумчивости пробормотал себе под нос Андрей. – Ну да, ну да… Надо же, забавная какая поговорка… Всё, Гриш, поехали.
Мешечко и Холин вышли, а Тарас, скорчив недовольную физиономию, нехотя поднялся с дивана, потянулся и проворчал, копируя интонацию шефа:
– «Материалы по Ожигину. Иначе банкет пройдет мимо тебя». Напугал, понимаешь, дикобраза голой титькой… Тьфу! – Он похлопал по карманам в поисках сигарет. – Виталя, пойдем к Демидычу, покурим.
– А и то. И пойдем, – оживился Вучетич. – С самого утра во рту никотиновой росинки не было.
– Не забудьте после руки помыть, – сварливо напомнила Северова, продолжая орудовать ножницами.
– Не боись, Натаха, старик таперича стерильный. Они с Холиным в прошлую пятницу три часа в Ямских банях отмокали. И вообще, чего ты, в самом деле, взъелась на человека? Демидыч – нормальный мужик. Между прочим, бывший профессор.
– Ага. Специалист в области разведения нательных насекомых.
– Ни фига! Он этот, как его? Гетерофизик.
– Геофизик, – хохотнув, поправил коллегу Виталий. – Это ты у нас гетеро. Надеюсь. Но, увы, не физик.
– Да. Я – гетеро! И, представь себе, горжусь этим! – вскинув голову, торжественно объявил Тарас и с важным видом прошествовал в курилку.
Дойти до которой, впрочем, ему было не суждено. По причине неожиданного и малоприятного столкновения с выходящим из туалета замначальника по личному составу
– О, Шевченко! Очень кстати. Давай-ка зайди к нам в кабинет.
– А можно я сначала того? Покурю?
– Потом покуришь. И вообще – курить вредно.
– Так ведь оно и жить вредно, – пробурчал Тарас. – От этого, говорят, умирают.
Ну да делать было нечего, и Шевченко покорно поплелся за замполичем, гадая, за каким таким он вдруг понадобился? Практика показывала, что ничего хорошего общение с Олегом Семёновичем не сулило. Напротив, сулило сплошь бубновые хлопоты и совсем не пиковый интерес…
– …Бери стул, присаживайся, – предложил замполич, и Тарас послушно сел. – Я как раз к вопросу о курилке. – Шевченко напрягся, припомнив, что минимум один косяк, связанный с курилкой, у него был. Точнее: не с курилкой, а со стоящим в ней диванчиком. На который в свое прошлое суточное дежурство по конторе Тарас уложил приглашенную «для согласования мероприятий по зашифровке» сотрудницу УСБ Инночку Хрусталёву. Результатом укладывания стали так называемые «пятна любви», столь прочно въевшиеся в дешевый кожзам, что они так и не смогли до конца оттереть их ни «Пемолюксом», ни пемзой. – Вчера вечером в комнате отдыха мною было обнаружено вот это, – Олег Семёнович продемонстрировал Тарасу смятый листок. – Узнаешь? Мне сказали – твоя работа.
Шевченко узнал. А узнав, вздохнул с облегчением. Так как, по сравнению с приводом в конспиративную контору постороннего человека без согласования с руководством подразделения, листок сей представлялся невинной детской шалостью.
– Ну, это я так… Просто прикололся. На днях как раз «Двенадцать стульев» по телику показывали, вот я и… Навеяло, короче.
– Понятно. Бывает, – понимающе кивнул замполич и продекламировал по бумажке:
Гаврила был слугой народа.Гаврила «гоблином» служил.Народ, он ведь не без урода.Гаврила им как раз и был.Текст, безусловно, идиотский, но при этом рифма, ритм присутствуют. Словом, не зря тебя наши ребята поэтом-песенником прозывают. В связи с этим у меня к тебе ответственнейшее поручение.
– Если «ответственнейшее», могу не сдюжить, – предупредил Тарас.
– Надо сдюжить. Короче, в следующем месяце будет отмечаться юбилей Управления кадров при нашем ГУВД. Дата весомая, круглая, так что от нас требуется оригинальный, нестандартный подарок. Так вот, у меня возникла идея напечатать в «Милицейском вестнике» стихи.
– Какие? Эти, что ли?
– Нет, конечно. Никаких приколов – дело очень серьезное. Нужен достойный, красивый, отчасти комплиментарный стих о работе кадровых служб.
– Не, это я точно не смогу. На «кадры» и рифмы-то приличной не подобрать.
– Ну почему же? – Кульчицкий задумался на секунду и принялся рассеянно бормотать, «пробуя на вкус»: – Падре, чадры, мантры… М-да, действительно что-то…
– Надрыв? – не удержавшись, подсказал Шевченко.
Подсказал, что называется себе, на беду.