Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
Анечка убрала звук, схватила со стула джинсы и принялась суетливо переодеваться.
– Ма, я его после прогулки так и не покормила. Попробуй укачать, но, если станет капризничать, покорми, ладно?
– Чем я его покормлю? Грудью, что ли?
– В холодильнике есть готовые смеси. Только не забудь подогреть… Всё, я убежала. Скоро буду.
– Куда ты, сумасшедшая?!
– В храм, к отцу Михаилу. Узнаю: что там и как? Может, помощь какая требуется.
– С ума спятила, девка! Ну какая от тебя сейчас может быть помощь? Вон, смотри, и Санечка совсем проснулся.
– Я быстро, ма. Честное слово!
Анечка
… До храма Анечка добралась минут за пятнадцать, и открывшаяся перед ее глазами картина привела девушку в состояние почти шока. Купол церкви, вместе с венчавшим его крестом, выгорев полностью, рухнул вниз, сильно разрушив алтарь. Закопченные стены, обгорелые балки да черные скелеты металлических конструкций былых строительных лесов – вот что собою являл сейчас некогда нарядный красавец храм. Раздражающим, неуместным напоминанием о том, каким он был и каким мог стать в самое ближайшее время, служила картинка на информационном щите строительного вагончика, пережившего, в отличие от своего объекта, стихийное бедствие без каких-либо потерь. Даже стоявшие в непосредственной близости деревянные козлы маляров – и те не пострадали.
Сглотнув подступивший к горлу ком, Анечка поискала в толпе людей, преимущественно состоящих из праздношатающихся, охочих до подобного зрелища зевак, отца Михаила. Он стоял, окруженный небольшой стайкой навзрыд причитающих старушек, и, казалось, сам едва сдерживает слезы. Девушка бросилась туда.
– Отец Михаил!
Не узнавший Анечку диакон Алексий решительно выдвинулся наперерез, пытаясь перекрыть «доступ к телу» батюшки.
– Девушка, никаких интервью! – заблажил он. – Неужели вы не понимаете, что у нас страшная беда?! Имейте же хоть каплю сострадания! Отец Михаил не будет отвечать на ваши дурацкие вопросы!
Судя по реакции диакона, нынешним утром здесь пришлось пережить целое паломничество представителей пишущей и снимающей братии.
Анечка притормозила и произнесла растерянно:
– Извините, но я вовсе не журналистка. Я напротив, я хотела… Отец Михаил, вы меня помните?
Батюшка обернулся на зов, с печальной улыбкой кивнул и, благословив прихожанок, подошел к по-прежнему ревностно сдерживаемой диаконом девушке:
– Здравствуйте, Анна… Видите, как оно всё вышло? Разве могли мы помыслить, что во вторник у нас с вами пройдет последний обряд крещения в этих стенах?
– Не надо так говорить! – отчаянно замотала головой Анечка. – Конечно, то что случилось – это ужасно. Но я уверена, что всё можно восстановить. И всё будет восстановлено. Вот увидите! Самое главное, что никто из служителей храма не пострадал.
– Вы правы, Анна, – чуть помедлив, потухшим голосом сказал батюшка. – Это действительно самое главное. Равно как то, что сейчас и в самом деле нельзя предаваться унынию. С Божьей помощью справимся и с этой бедой. Хотя, если честно, глядя на всё это, – отец Михаил с болью обвел взглядом то, что осталось от храма, – просто руки опускаются. Сколько труда вложено.
– С Божьей помощью! А люди
– Дай-то Бог.
– По телевизору сообщили, что к пожару якобы причастны сатанисты. Скажите, это может быть правдой? – осторожно поинтересовалась Анечка.
– Истинно так, – мрачно отозвался диакон. – Эти богомерзкие твари сначала терроризировали нас богохульственными писаниями, а теперь вот от слов перешли к делу.
На эти его слова отец Михаил лишь тихонько покачал головой:
– Не торопитесь обличать, Алексей Андреевич. «Всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев, ибо гнев человека не творит правды Божией».
– Да они это, отец Михаил! Сатанисты! Больше некому. И время выбрано не случайно: ночь на субботу.
– А что, в этом есть какой-то символ? – насторожилась Анечка.
– Видите ли, Анна, – помедлив немного, взялся разъяснить священник. – В некоторых верованиях древности суббота была посвящена именно Черному богу. К примеру, в Вавилоне день sabattu считался особенно несчастливым. В глазах же христиан языческие празднования субботы и почитание Черного бога есть не что иное, как сборище нечистой силы. Собственно, отсюда и пошло средневековое представление о «шабаше ведьм».
– Вот и я о чем толкую! – продолжил гнуть свою линию диакон. – Не случайно это, ох не случайно! Вот и милиция обмолвилась, что, судя по всему, имел место умышленный поджог.
– А что они еще говорили? Есть какие-то улики?
– Да разве нам что-то скажут? Приехали, пофотографировали, опросили каких-то свидетелей… А какие свидетели ночью?.. Забрали у отца Михаила последнюю сатанинскую записку, что на прошлой неделе подкинули, и укатили себе. Даже собаку служебную не привозили.
Недавнее оперское прошлое Анечки немедленно дало о себе знать:
– Вы сказали, что записок было несколько?
Диакон, не понимая столь неуместного, по его мнению, интереса, посмотрел на девушку сурово.
– Вы уж извините меня за назойливость. Просто я сама некоторым образом имею отношение к милиции, – разгадав причину его тревоги, поспешно объяснила Анечка.
– Всего к алтарю было подброшено три записки с сатанинскими текстами, – сказал отец Михаил. – Последнюю, поскольку она хранилась у меня в сумке, я отдал милиции. Две других лежат у меня дома.
– А вы не могли бы сделать для меня копии? Я попробую показать их экспертам. Чем черт не… ой, извините! Вдруг какой след обнаружится?
– Хорошо, приходите сюда завтра, в это же время… А сейчас, простите великодушно, Анна, но я вынужден закончить нашу беседу. У нас с Алексеем Андреевичем слишком много дел. И не самых приятных.
– Я понимаю, – тихо сказала девушка и, склонив голову, попросила: – Благословите, батюшка…
После того как отец Михаил перекрестил Анечку и в сопровождении диакона направился в сторону осторожно разбирающих завалы добровольцев, девушка жестом подозвала к себе ранее запримеченную старушку, бродящую между зеваками с кружкой для пожертвований, достала из сумочки кошелек и, не глядя, выложила из него всю имеющуюся наличность…