Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
– Иоланта Николаевна, скажите, вас сюда мой папа прислал?
Ольга вздрогнула от неожиданности: «Ай да Ксюша!» Но, секундно растерявшись, она тут же постаралась взять себя в руки и ответила ровным бесцветным голосом:
– Не совсем. Но ход мыслей у тебя правильный. Как догадалась?
– Дочь мента, – усмехнулась Синюгина.
– И всё-таки? Мне интересно знать, на чём я прокололась?
Ксюша принялась загибать пальцы:
– Первое. Вы приехали на практику с опозданием на неделю. Ладно бы вам пришлось добираться издалека, но от Новгорода до Питера всего три часа езды. Второе. О Новгороде. Когда Лёшка стал расспрашивать вас
– Не выдержала-таки Настя. Проболталась.
– Очень распространенное заблуждение, что женщина патологически не умеет хранить секреты. Но в данном случае информация ушла от Кирилла.
– А ты в курсе, что это именно он по ночам занимается наскальной живописью?
– Настала моя очередь спрашивать: а как вы догадались?
– Знаки рисуются точно такой же краской, которой недавно был обновлён пожарный щит. Вчера я случайно узнала, что эту работу выполняли два «штрафника» – Кирилл и Миша. Сегодня утром на манжете рубашки Кирилла я заметила след от краски. Раньше его там не было… Вот только я не очень понимаю, зачем он это делает.
– Чтобы до смерти напугать Райку, зачем же еще? – рассмеялась Ксения. – У них давний антагонизм. Оба борются за души одногруппников: одна – административно-командными, другой – анархо-радикальными методами.
– И кто побеждает?
– Пока ничья. Как и у нас с вами. А вы здесь просто за мной приглядываете или еще и маньяка пытаетесь вычислить?
– Всего понемножку.
– Расскажете, когда все закончится?
– Обязательно! – клятвенно заверила Ольга, искренне недоумевая, с чего вдруг весь преподавательский состав, не сговариваясь, считает Синюгину «трудной девочкой»?
А весёлые пузырьки всё так же мчались вниз по течению, обгоняя и расталкивая друг дружку…
– …Сколько раз я тебе говорила, что красть у своих одноклассников, у своих друзей – это мерзко и гадко?! Десять? Двадцать?.. Ну, что опять молчишь-сопишь?
Никак не тянущий на свои полновесные тринадцать, маленького роста, худенький и щуплый подросток буравил глазами испещрёнными царапинами пол. Паркет в общем интернатовском коридоре был старорежимный, дубовый, а потому пацаны, те что постарше, регулярно использовали его для проведения турниров по игре в «ножички».
– Ты хоть понимаешь, что пройдет чуть меньше года и тебя, за такие вещи, уже можно будет запросто посадить в тюрьму? В самую настоящую! С настоящими решётками! Понимаешь или нет?
«Как будто здесь у нас не тюрьма», – тоскливо подумал подросток, но вслух этого не произнёс. И не потому, что побоялся, а просто знал: ответь он так, нравоучительная прелюдия Веры Васильевны затянулась бы ещё минут на «-дцать». А сейчас ему больше всего хотелось, чтобы, покончив со словесной теорией, они проследовали в кабинет завуча и занялись практической частью наказания.
Вера Васильевна, убедившись, что слов раскаяния от мальчиша-плохиша в очередной раз не добьётся, тяжело вздохнула и толкнула дверь своего кабинета:
– Ну что ж, ты сам понимаешь, что я не могу оставить твой проступок без наказания?
Подросток,
– Входи. Ты знаешь, что надо делать.
В педагогическом вузе Веру Васильевну, конечно же, не учили антигуманным методикам перевоспитания учеников посредством применения телесных наказаний. Но директриса интерната, пятидесятишестилетняя Амалия Антоновна Глухих, сразу по прибытии нового завуча к месту службы доступно разъяснила, что на здешнем контингенте теории Сухомлинского, Ушинского и доктора Спока исторически не приживаются и не работают: «Эти мерзавцы признают только силу! А потому – пороть и ещё раз пороть! Нормальные дети впитывают этические нормы и правила поведения через голову, через мозг! А вот наши – исключительно через жопу! Посредством ремня! Так что не тушуйтесь, милочка. К вашему сведению, постановление об отмене телесных наказаний в школах министерство образования Великобритании приняло только в 1999 году. Причём сию сомнительно гуманную инициативу палата общин одобрила с перевесом всего лишь в три голоса! „Пожалеешь палку – испортишь ребенка!“ Не доводилось слышать? Сказано, между прочим, в Библии!»
Между тем подросток уже спустил казённые брюки с казёнными же трусами и привычно взгромоздился на кушетку, явив взору завуча свой тощий костлявый задик. Вера Васильевна снова вздохнула, закрыла дверь и сняла с вешалки ремень, предназначавшийся специально для экзекуций.
– Может быть, на этот раз ты всё-таки возьмёшься за ум и публично извинишься перед своими товарищами? – предложила она последний спасительный шанс.
Со стороны кушетки не раздалось ни единого звука.
– Ну, тогда извини. Я со своей стороны сделала всё что могла.
Щёлкнул с неприятным свистом ремень, и последовавший за ним удар лёг аккурат поперёк мальчишеских ягодиц. Нестерпимая боль волной накрыла подростка, но, вместо ожидаемого крика, он лишь сильнее стиснул зубы. Успев перед этим прошептать блаженно: «Я люблю вас, Вера Васильевна!..»
Затем последовал второй удар, третий…
Ленинградская обл.,
лес в районе дер. Ляды,
11 июля 2009 года,
суббота, 04:15
…Гронский застонал во сне, дёрнулся и упал на руль, неслабо шарахнувшись об него лицом. Нелучший, надо сказать, способ пробуждения. Потирая ушибленную переносицу, он распрямился и, чертыхаясь, вылез из машины. Затёкшие ноги требовали разминки, и Константин Павлович, кряхтя, сделал несколько приседаний. Только теперь ощутив дискомфорт в области паха, он обнаружил, что регулярно повторяющийся, давно ставший привычным сон вызвал у него поллюцию. Впрочем, ничего удивительного: женщины у Гронского не было уже целый месяц. Если быть совсем точным – 29 дней.