Год активного солнца
Шрифт:
Вокруг церкви переливаются зеленью покосы, тут и там разбросаны картофельные поля.
Повыше, за хребтом, покрытым зеленой травой, сияют серебром вершины Кавкасиони.
В округе не видать ни единого деревца, до самого селения не встретишь даже захудалого кустарника. Лишь вокруг церкви, словно по волшебству, взметнулись в небо могучие вязы и дубы вперемежку с кленами и ясенями.
В церковной ограде между деревьев виднеются старые могилы, густо поросшие бурьяном. Несколько могильных
Селение вполовину опустело, и чем дальше, тем реже Тревожат тишину причитания и плач.
Маленькая церквушка, возведенная из белого камня, неуклонно разрушалась. Купол, покрытый красной черепицей, провалился. Северная стена немилосердно осела. На остатках купола и в трещинах стены буйно разрослась трава. А над звонницей мощно навис клен, проникший сильными корнями в расселины: чувствуется, что между кленом и стеной разгорелась война не на живот, а на смерть, скоро обещающая закончиться победой дерева.
Я глубоко вдыхаю в легкие табачный дым.
Кашель сотрясает мое тело. С досады я резким щелчком выбрасываю сигарету подальше.
Мой кашель будит сначала Дато. Он резво садится, поправляет кепку и трет глаза.
Гия неторопливо поднимает голову и некоторое время смотрит в землю, потом переворачивается на спину, окидывает взглядом небо и блаженно потягивается. Он сразу заметил незнакомца, но даже не счел нужным хоть каким-то образом отреагировать на этот факт — закрыл глаза и снова заснул.
Воздух недвижим. На зеркальном небе ни облачка.
Жара. Немилосердно парит. Даже для середины июля непривычно жарко.
Сегодня воскресенье. По идее, мы пришли сюда половить рыбу.
Из лаборатории мы вышли в пять утра, но пока добрались до церквушки, прошло целых три часа.
Жара уже с утра показала свой норов. Мы решили слегка передохнуть в тени вязов. Я сразу понял, что на этом наша рыбалка кончилась, — впрочем, к этому все и шло. Как и когда мы заснули, не вспомнить. Но зачем я говорю за Гию и Дато? Это я не помню, как заснул.
Теперь рыбная ловля утеряла всякий смысл. Лучше вернуться в лабораторию. Отсюда километров десять, а то и больше. К тому же надо карабкаться в гору.
От этой мысли меня передергивает. Каково шагать десять километров по такой жарище! Уже одиннадцатый час. Солнце только-только набирает силу. А в жару и дорога кажется длинней.
Нет уж, лучше остаться здесь до вечера, поспать в тени деревьев. Надо было захватить с собой шахматы. К вечеру наверняка станет попрохладней.
Я зеваю.
Хочется курить, но вялость вконец овладела мной. Глаза закрываются, и нет никаких сил достать сигарету.
Резкость снова исчезла,
Я явственно чувствую, как пепельный туман вползает в складки мозга. Может, мне все померещилось? Может, по-прежнему тянется бессвязный и бесконечный сон?
— Что это у вас за ружье? — доносится издалека хрипловатый голос Дато.
Нет, это уже не сон. Открываю глаза. Дато и незнакомец стоят друг против друга.
— Да обыкновенное ружье, тулка!
— Можно взглянуть?
Дато отобрал у незнакомца ружье и сделал то, что обычно делают в таких случаях, — отогнул ствол и посмотрел в канал.
— Оно заржавело!
— На наш век хватит! — улыбнулся незнакомец.
— Покажи-ка мне! — говорю я и быстро встаю.
И я проделал то же, что минуту назад Дато, — отогнул ствол и посмотрел в канал.
— Видно, ты ленишься его чистить. Патроны есть?
Сонливость и вялость как рукой сняло.
— Патроны-то есть, но здесь стрелять не во что!
— Дай патрон, я в цель выстрелю. Поглядим, на что способен твой винчестер.
Гия открыл глаза и присел так, словно бы и не спал вовсе. Я знаю, что он терпеть не может оружия. Я стою к нему спиной и, естественно, не вижу его открытого, добродушного лица, но даже спиной ощущаю, нет, вижу страх, затаившийся в его глазах. С минуты на минуту я жду, что он скажет: да не связывайся ты с этой чертовой машинкой, но Гия медлит.
Незнакомец протягивает мне патрон.
— Какого калибра?
— Двенадцатого.
Я вставляю патрон в магазин, но ствол не защелкиваю. Стою и думаю, во что бы стрельнуть.
Незнакомец догадался, что ружье мне не в новинку. Я посмотрел на его небритое лицо и сразу уловил в нем вымученный вопрос: «Как, неужели ты собираешься стрелять здесь, в церковной ограде?»
Слово «ограда», здесь употребляют условно, подразумевая границы кладбища.
Пауза.
— Не стреляй здесь. В церковной ограде стрелять нельзя! — выдавил из себя незнакомец.
— Это почему же? Что, бог рассерчает? — улыбаюсь я, поглядывая на церковь.
— Да, бог рассерчает.
— Тогда давай выстрелим в этого самого бога!
Я вовсе не собирался палить по церкви. Но теперь мне вдруг захотелось подразнить незнакомца.
— Не надо, не делай этого. Все равно ружье не выстрелит.
В голосе незнакомца мне послышались страх и упрямая настойчивость.
— Что, испугался? — допытываюсь я.
— Мне-то бояться нечего. — Незнакомца бесит моя ироническая улыбка. — Не советую я тебе делать дурное, все едино ружье не выстрелит.