Год активного солнца
Шрифт:
Потом я долго не мог простить себе безотчетного страха. Эта натянутая, наполненная ожиданием тишина встревожила меня. Сердце сжалось. Я сидел как на иголках, физически ощущая, что вот-вот шеи коснется холодок лезвия.
Неожиданно сзади послышался шум машины. Я сбавил скорость. Еще через мгновение фары осветили мою машину. Это была «Волга». Она быстро нагоняла нас. Я сократил расстояние до пятнадцати метров. Скорость я регулировал так, чтобы «Волга» не смогла нас обогнать. Всю дорогу до Коджори ее фары неотступно следовали за нами.
В Коджори
— Счастливо вам, ребята.
Они вывалились из машины все сразу, не сказав ни слова. Лишь голубоглазый заглянул в кабину.
— Большое спасибо. Извините, что заставили вас сделать крюк.
Это был голос Гоги. Голос, который спустя четыре года всплыл в моей памяти.
«Это невозможно! — Гоги побледнел. — Неужели это были вы? Невозможно!»
«Ты что же, опять пошел выкать?» — улыбаюсь я, хотя побледневшее лицо Гоги встревожило меня.
«Невозможно! — повторил он и потянулся за сигаретой. — Так это были вы? Невероятно!»
«В этом нет ничего ни невозможного, ни невероятного. — Я стараюсь сохранить спокойствие. — В моей машине сидели сотни людей. Чего же удивляться, если и ты в ней оказался разок».
Гоги испытующе смотрит на меня, словно стремясь что-то вычитать в моих глазах. Я невозмутимо протягиваю ему горящую спичку, потом прикуриваю сам. Если что-нибудь делать, совладать с собой проще. Я закурил и беззаботно откинулся на спинку скамейки.
Издали со мной кто-то здоровается и направляется прямо к нам. Никак не могу вспомнить, кто бы это мог быть, но я улыбаюсь и встаю ему навстречу.
— Здравствуй, Нодар, дорогой мой! Где пропадаешь, как живешь?
— Ничего. Все в порядке!
Никак не могу его вспомнить. На вопросы я отвечаю односложно, не вдумываясь ни в то, что он спрашивает, ни в то, что я отвечаю. Я украдкой смотрю на Гоги. Бледность уже схлынула с его лица, но глаза невидяще уставились в одну точку. Чувствую, его что-то тревожит и он всячески старается подавить волнение.
Неожиданно вспоминаю тишину в машине, грозную, пронизанную ожиданием тишину. И мне делается не по себе.
— Ну, будь здоров, Нодар, дорогой ты мой! — откуда-то издалека доносится до меня голос знакомого незнакомца.
— Всего доброго! — отвечаю я. Никак не могу вспомнить, кто бы это мог быть. Я возвращаюсь к Гоги и сажусь на скамейку.
«Так это был ты?!» — повторяет Гоги. Ничего не надо было рассказывать. Его глаза, его взгляд уже сказали мне все.
У самого поворота Джаба (так звали сидевшего за мной) должен был приложить нож к моей сонной артерии. Острие ножа пощекочет шею, чтобы я ощутил страх. Затем он прикажет мне остановить машину. А Вова (с грубым голосом) поиграет револьвером у самого лица. «Хочешь остаться в живых — молчи. И марш из
«Ты не думай, что я оправдываюсь. Меня и того очкарика запугали и заставили пойти силой. С тех пор я даже близко не подходил к ним».
«Где они теперь?»
«Вова сидит, а Джаба умер. Слишком большую дозу принял. Его нашли мертвым в лифте одиннадцатиэтажного».
«Слишком большую дозу»…
— Я убежден, что мы с тобой встречались четыре года назад.
— Возможно, но я тебя не помню. За четыре года стольких встретишь и знакомых и незнакомых — всех не упомнить.
— Мы встретились с тобой в «Бетании», у Кикетской развилки. Очкарик просигналил мне рукой. Была полночь или что-то вроде этого. Я остановил машину, но вас я увидел лишь тогда, когда очкарик распахнул дверцу машины и свистнул. Вас было трое, не считая очкарика. Ты сел назад, посередке. Вы попросили меня отвезти вас в Коджори.
— У Кикетской развилки? Четыре года назад? — задумался Гоги.
Я не свожу глаз с его лица, пытаясь разобраться, врет он или говорит искренне.
— Не помню. В тех местах я редко бывал. В ресторане «Бетания» вообще не был ни разу. Я и мои дружки — не кутилы в традиционном смысле этого слова. Чаще всего мы собираемся в кафе «Иверия», «Тбилиси». Или в домах. Музыка, немного коньяка, шампанское, девушки. Ничего не поделаешь, такова современная молодежь. Произносить тосты за родных или за девять братьев Херхеулидзе — не наше дело, — с улыбкой закончил он и Взглянул на меня.
«Неужели я ошибся?»
— Ну, ну, ведь и я вроде бы в старичках еще не числюсь. Кое-что и мы в этом понимаем, — улыбаюсь я в ответ, не сводя с него глаз.
Гоги спокойно выдержал мой настойчивый взгляд.
— Вам тридцать пять лет, не так ли?
— Почти!
— Пятнадцать лет — немалая разница. Мы вряд ли поймем друг друга. Сейчас все меняется в таком темпе, что через каждые пять лет появляются люди с новой психологией. Я в мои двадцать кажусь пятнадцатилетним совершенно иным.
— Ну, допустим, не совсем так! — продолжаю я улыбаться.
«Неужели я обознался?» — думаю я, продолжая пристально смотреть ему в глаза. Гоги не уклонился от моего взгляда. Два добрых синих глаза простодушно глядят на меня.
И вновь заработал справочный автомат на вокзале. Я вновь нажимаю кнопку. Воспоминания прокручиваются и складываются, как пластинки с надписями. Наконец автомат останавливается в нужном месте. «В Коджори не подбросишь?» — вновь слышу я грубый голос. И вновь сверкнули в зеркальце злые глаза. Потом хлопнула дверца и свет в салоне погас.