Год активного солнца
Шрифт:
Потом проблема отошла на задний план. Уровень науки и техники того времени не позволял ее решить. Невиданное развитие физики после первой мировой войны поставило перед учеными другие проблемы.
«Факт остается фактом. Лучи идут из атмосферы. Но ведь из атмосферы могут идти и лучи рентгеновских и радиоактивных элементов?»
Целую неделю не появлялся в лаборатории молодой ученый. Он бесцельно ходил по комнате, валялся в постели, часами смотрел в потолок. Но мысли его блуждали в неведомом мире, в котором он стремился
Ищущий ученый чувствует и понимает существующее, уже открытое и канонизированное, но… еще кое-что сверх того.
«Где начальник лаборатории?» — надрывалась телефонная трубка.
«Начальник лаборатории думает», — иронично отвечали сотрудники.
Да, начальник лаборатории думал. Его интуиция получила таинственный импульс. Но теперь необходимо этот импульс расшифровать.
«Разрядка пластин электроскопа может и впрямь являться результатом действия рентгеновских и радиоактивных частиц, излучаемых неизвестным естественным источником. Но почему не предположить, что существуют и другие сверхсильные частицы?»
Начальник лаборатории не находит себе места.
«Может ведь быть, что наши тела, наша планета пронизаны частицами фантастической энергии, испускаемыми совершенно неизвестными нам источниками?»
Молодой физик чувствует, как крепнет и набирает силу первоначальный импульс, сообщенный ему интуицией. Он уже убежден, что существует некий третий источник сверхмощных излучений. Для того чтобы доказать его существование, необходимо исключить из проблемы рентгеновские и радиоактивные излучения.
Колоссальной энергией заряжается тело молодого физика, ураган самых невероятных и причудливых идей захлестывает его существо.
А в саду маленький мальчик упорно учится ходить. Мама хочет, чтобы ее сыночек стал врачом, отец — инженером. А мальчик ступает себе по земле и радостно визжит. Отец по-прежнему сидит на голубой скамейке и не сводит глаз с малыша, судорожно цепляющегося за мизинец матери. Я никогда не мог себе представить, что таким вот молодым человеком был в кои веки и мой отец.
Начальнику лаборатории не терпится начать эксперимент, и притом сейчас же, сию минуту. Но в жилах молодого физика течет кровь интеллигента в четвертом поколении. И он громадным напряжением воли усмиряет бушующие в нем страсти. Он неторопливо и тщательно бреется, поправляет в зеркале галстук, застегивается на все пуговицы.
В лаборатории никто ни разу не видел его неряшливым. Ни разу, каким бы уставшим и издерганным он ни был, не потерял он присущих ему благородства и выдержки. Ни разу не позволил себе сказать резкого слова своим многочисленным оппонентам, не особенно церемонящимся с молодым начальником.
Теперь необходим эксперимент. Начальник лаборатории ждет не дождется, когда же удастся
Но глаза? А дрожь в тонких пальцах? А минутные отключения?
Все прекрасно чувствуют, какой дорогой ценой даются начальнику лаборатории внешнее хладнокровие и выдержка.
Постепенно и неуклонно его вера передается всем сотрудникам лаборатории, его превосходство приобретает совершенно зримые формы. Проблема, выдвинутая им на передний план, становится весьма реальной и значительной.
Камеру, в которой поместили электроскоп, окружили плотной свинцовой стеной. Толщина стены была рассчитана заранее, с тем чтобы она могла противостоять воздействию рентгеновских и радиоактивных излучений.
Всех охватило удивительное волнение. Даже записные скептики и те с неослабным напряжением ожидали результата эксперимента.
Если пластинки электроскопа не разрядятся, тогда вопрос ясен: причина разрядки заключается в рентгеновских и радиоактивных лучах, испускаемых неизвестным естественным источником. Отпадут иные предположения, страсти улягутся, и по истечении некоторого времени о них даже не станут вспоминать. Ибо рентгеновские и радиоактивные лучи известны давно, а все разговоры о других источниках излучений — плод досужей фантазии.
Симпатичный, подтянутый начальник лаборатории внешне абсолютно невозмутим. Он, по обыкновению, учтив, уважителен и внимателен к окружающим. Но иногда он вдруг отключается и взор его блуждает где-то далеко отсюда.
— Может, вы позавтракаете? — неловко переспрашивает лаборант, ибо на первый свой вопрос ответа он так и не дождался.
— Вы что-то сказали? — мило улыбается ученый, но взор его по-прежнему отрешен. Улыбка — всего лишь врожденный рефлекс вежливости. Только отрешенный взор неопровержимо свидетельствует о максимальном напряжении его интенсивно работающего сознания.
— Может, вы позавтракаете?
— Позавтракать, говорите? А который час?
Вот он уже на земле.
Все молча завтракают.
А если и говорят, то почему-то полушепотом.
«А вдруг и вправду разрядятся пластинки электроскопа», — не выходит из головы настырная мысль.
Что потом?
Они прекрасно знают, что будет, если пластинки электроскопа действительно разрядятся. Они окажутся перед лицом совершенно неизвестного явления. Само собой разумеется, что до поры до времени никто не будет знать природы и сущности этого явления. Подтвердится лишь факт его существования.
Но когда явление реально, уже можно думать над расшифровкой его сущности.