Год активного солнца
Шрифт:
— Почему вы пришли без родных и друзей?
— Я часто слышал, что у человека может быть только один друг. Оказалось, что у меня нет даже и одного-единственного.
— Распишетесь завтра утром? — спросила Тинатин.
— Конечно, зачем же откладывать удовольствие?
— Платон, а мы к завтрашнему дню успеем подготовиться? — обратилась Тинатин к мужу.
— Успеем. Я уже обо всем позаботился.
— Неплохо было бы этот вопрос согласовать со мной. Надеюсь, в день собственного счастья я могу пользоваться совещательным голосом? Так вот, имейте в виду, я категорически
— Что это значит, что скажут люди? — воскликнула Тинатин.
— Теперь у меня для свадьбы нет ни желания, ни настроения.
— Боже, у меня так хорошо все было задумано! Вы могли бы взять отпуск и поехать прямо в свадебное путешествие! — вздохнула Тинатин.
— Я не собираюсь брать отпуск, не собираюсь в свадебное путешествие. Для этого у меня нет времени.
— В чем же, в конце концов, дело? — вспыхнула Тинатин.
— С этой женщиной мне трудно разговаривать! — холодно заявил Леван.
— Ты замолчишь или нет? — закричал Платон на жену.
— Не кричи, услышат, — шепотом сказала Тинатин.
— Хорошо, не хотите свадьбу, не надо, но отпуск почему не берете?
— Я уже сказал, что для этого у меня нет времени. Вы деловой человек и должны понять: у меня уже готова диссертация, в этом месяце я должен сдать кандидатский минимум, защита состоится не позднее декабря.
— Я очень хочу, чтобы моя дочь жила со мной, — сказал Платон.
— А она сама?
— И она так хочет.
— Так чего же она хочет от меня?
— Прошу вас отнестись к этому серьезно.
— С удовольствием. Ваша дочь будет жить со мной в Рустави.
— Господи, как мое дитя сможет жить в Рустави?! — запричитала Тинатин.
— Если не сможет, скатертью дорога.
— Боже, я умру от горя! — не умолкала Тинатин.
— Что же делать, говорят, дети — цветы, выросшие на могиле родителей.
— Это уже чересчур! — рассвирепела Тинатин.
Леван встал и обратился к Платону:
— Утром вы мне поставили ультиматум, теперь моя очередь. Ваша дочь будет жить со мной в Рустави. Никакой свадьбы и свадебного путешествия не будет. Завтра после загса в моем доме состоится обед. Будут только мои родные и очень близкие знакомые. Вы также, надеюсь, пожалуете. И еще: чтобы в моем доме я никогда не видел тех бездельников и кретинов, которые бесконечно увивались около вашей дочери, включая сюда и самых лучших ее подруг. Завтрашний день я как-нибудь еще потерплю. Что касается чванства Маринэ и усвоенных из заграничных кинофильмов «аристократических манер» — об этом у меня будет особый разговор с нею. Еще одно, и наши переговоры будут закончены: никакого приданого чтобы я не видел. Не хочу ни одной вашей копейки. А сейчас нам пора выйти в гостиную. А то весь Тбилиси заговорит, будто Миндадзе не хочет выдать дочь за Левана Хидашели. Разрешите мне, мадам, называть вас мамашей и предложить вам свою руку…
Леван хорошо знал, как уколоть Тинатин. Слово «мамаша» заставило ее вздрогнуть, но она смолчала, взяла Левана под руку, и они вышли к гостям.
На лицах обоих застыли неестественные сияющие улыбки. Гости шумно встретили их. Тинатин получала поздравления
Платоном овладело прежнее уныние. Леван подошел к Маринэ, поцеловал ее в лоб. Маринэ вздрогнула, поцелуй его был подчеркнуто демонстративным, губы Левана — холодны как лед…
— Что с тобой, ты не здоров? — спросила Левана мать. Ее встревожили его потухшие глаза и желтое лицо.
«Наверно, я отвратительно выгляжу, — подумал Леван, — это никуда не годится, надо взять себя в руки».
— Ничего со мной не случилось, мамочка. Наоборот, пребываю в прекрасном настроении. — Леван попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло.
— Что с тобой, Леван? Я никогда не видела тебя таким.
— Откуда же ты могла видеть, ведь я еще ни разу не женился.
— Ты что, шутишь или правду говоришь? — Нино недоверчиво посмотрела на сына.
— Я не шучу, завтра расписываюсь.
Услышав об этом, из другой комнаты вышел Варлам. Он остановился у стола и вопросительно посмотрел на сына.
— Что вы так насторожились, вы недовольны? А ведь каждый день покоя не давали — женись да женись! — засмеялся Леван.
Нино все еще не понимала, шутит сын или говорит правду.
— А почему нам ничего не сказал?
— А о чем я говорю сейчас?
— Поздновато, — упрекнул Варлам.
— А если бы я сказал раньше, что бы от этого изменилось?
— Ничего. Просто было бы приятно. Я бы подумал, что сын относится ко мне с уважением, просит совета, считается с желанием отца.
Варлам как будто обижался на сына, но в его голосе все-таки чувствовалась радость. Он верил, что Леван ни в чем не мог ошибиться. Варлам и сам женился, не спросив разрешения у родных, и не считал это большим преступлением.
Но от глаз матери ничто не ускользнуло. Она поняла, что с Леваном случилось какое-то несчастье. С самого начала ее взволновало его больное лицо, и сейчас беззаботное настроение сына казалось ей фальшивым.
— Кто же она такая? — спросил снова отец.
— Миндадзе Маринэ Платоновна, родившаяся в 1935 году, по образованию филолог, специальность — английский язык. Но я не думаю, дорогой профессор, что она поразит вас своими знаниями.
Леван засмеялся и бросился на диван. Из кармана его пиджака выпал толстый конверт. Леван с недоумением посмотрел на него, и перед его мысленным взором промелькнуло: цех, Арчил Хараидзе протягивает конверт и говорит: «Не принял. Просил передать, что и так благодарен вам за все…» Не принял Лексо… Леван вытряхнул деньги на стол.
— Здесь денег больше, чем нужно. Завтра в полдень мы распишемся. Устройте скромный обед. Мне сейчас не до свадьбы. Когда защищу диссертацию, устроим пир.
Теперь и Варлам понял, что Леван не радуется своей свадьбе. Он помрачнел и посмотрел сыну в глаза.
— Кто ее родители?
— Миллионеры. Многие женихи зарились на их богатство.
— Я надеюсь, моего сына не могло прельстить чье-то богатство?
— Вы что, допрос мне устраиваете?
Леван искал повода разозлиться, он больше не мог сдерживаться.