Год беспощадного солнца

Волынский Николай

Мышкин рванул дверь.

– Ах ты, демократ поганый!..

Тот не стал дожидаться.

– Совок недобитый! – крикнул таксёр, дал газ и умчался, толкнув своего пассажира боком автомобиля.

Мышкин медленно поднялся с асфальта, потирая ушибленный локоть.

– Демократ! Либераст! Чубайс хренов! – крикнул Мышкин вслед, но машина уже завернула на Большой проспект. – Дустом вас травить будем! Очень скоро! – пообещал он.

Бормоча под нос ругательства и угрозы в адрес водилы, Мышкин двинулся под арку в свой двор и вдруг остановился: где – то глубоко в его подсознании прозвучал отчетливый сигнал тревоги.

У его подъезда стоял сине-белый полицейский УАЗ-Хантер. По стенам тесного двора-колодца бегали красные и синие блики мигалки, придавая двору нелепый празднично-новогодний вид.

Не доходя двух шагов до автомобиля, Мышкин замедлил шаг и обреченно подумал: «Сейчас выскочит сержант Бандера и начнет отбирать часы…»

Бандера не выскакивал, и Мышкин увереннее двинулся дальше. Водитель в мундире бросил на него равнодушный взгляд и откусил половину от своего бутерброда с толстым фиолетовым кругом беспородной колбасы.

Нас площадке у его квартиры стоял полицейский с укороченным автоматом АКМ. «Понятно. Для верности засаду устроили. Но зачем, гады, дверь вышибли? В другой стране вас сразу бы посадили за незаконное вторжение…»

– Куда идете? – хмуро спросил автоматчик. – Что ищете?

– Я-то здесь

живу. А что вы тут делаете? Зачем дверь ломать? Кто это сделал?

Автоматчик кивнул.

– Хозяин?

– Хозяин.

– Пока ничего не известно. Был вызов на взлом и ограбление.

– Что-то не пойму, – прищурился Мышкин. – В какой квартире ограбление?

– В вашей. Это ваша квартира?

– Я же сказал: моя.

– Документы есть?

– Документы в квартире. В столе. Но я вас, кажется, не вызывал.

Полицейский указал стволом автомата на соседнюю дверь.

– Соседка, – пояснил он. – Можете войти. Там и документы покажете и все узнаете.

Мышкин переступил порог и замер. Очевидно, в квартире побывало стадо бешеных слонов. Пол усыпан осколками посуды и беспощадно измятыми жестяными коробками для круп и чая. Мебель опрокинута, одежда на полу. Матрас и подушка вспороты и вывернуты наружу. В воздухе плавали редкие пушинки. Даже стиральная машина валялась на боку, дно было отвинчено и лежало рядом.

– Капитально поработали, ничего не скажешь, – оценил Мышкин.

Со стен клочьями свисали обои. «Сейф искали, – понял Мышкин. – Надо завести сейф».

Стараясь не хрустеть осколками, он осторожно прошел на кухню. За столом сидели двое – лейтенант полиции и штатский, который рылся в небольшом черном чемоданчике. Стало быть, следователь. «Удивительно: то их не докричишься – на труп только к вечеру приезжают. А тут, видно, сразу примчались…»

Он глянул на дверные ручки. На всех были полосы черного угольного порошка. «Наверняка, только мои отпечатки нашли. Громили капитально… Кто ж оставит свои пальцы после такого?»

– Дмитрий Евграфович? – поднял голову лейтенант.

– Я самый. Паспорт в столе.

– Лейтенант Осипов. Сочувствую. Мы пытались вас разыскать, однако, ваш мобильный не ответил.

– Не может такого быть! – заявил Мышкин. Достал трубку. – Так и есть, извините.

На дисплее было сообщение: «Батарея села, соединение невозможно».

– Пожалуйста, – сказал следователь. – Подключайтесь к нашей работе. Что у вас пропало?

Через полчала добросовестного осмотра Мышкин сказал:

– Нет заграничного паспорта. И нескольких дисков со служебной информацией.

Паспорт лежал у него в кейсе, прощаясь с Большой Бертой, он специально пощупал – все было на месте. Там же лежали и диски. На всякий случай он снова открыл кейс. Снова пощупал: все было на месте.

– Точно, – подтвердил Мышкин. – Нет паспорта и дисков.

– А ценные вещи?

– У меня, кроме свидетельства о браке, сроду не было ценных вещей. Разве что пара гранатометов.

Полицейский и следователь переглянулись.

– Извините, – сказал Мышкин. – Не научился шутить. Учусь.

С него сняли отпечатки – второй раз за сутки, дали подписать протокол осмотра. Следователь оставил свою визитку.

– Если что станет известно.

– А вам станет что-нибудь известно?

– Ну, это только Путин знает, – развел руками следователь. – Таких событий в Питере несколько сотен в день. Регистрировать не успеваем.

– Да, – согласился Мышкин. – Когда уж тут воров ловить?

Когда полицейские, наконец, ушли, Дмитрий Евграфович притащил в прихожую стиральную машину, приставил дверь к проему и забаррикадировался. Лег и подумал: «А ведь я должен вас благодарить, господа воры. Похоже. Вы меня здорово выручили».

Он ворочался с боку набок, смял в гармошку простыню и через два часа понял, что не уснет. «Жара проклятая». Открыл окно – в комнату ворвался горячий воздух с дымом и тонким пеплом далеких торфяных пожарищ. Мышкин тут же захлопнул окно и беспомощно сел на стул. «Не квартира, а газенваген для евреев в Освенциме», – мрачно подумал он.

Холодильник на кухне был пуст, но работал. Мышкин открыл морозильную камеру и пощупал стенки. Рука прилипала к замороженному металлу и даже суставы заныли, как в детстве, когда он обморозился на катке. «Неужели на свете бывает мороз?» – удивился Мышкин.

Он намочил под душем простыню и засунул в морозильник. Достал через полчаса и с удовольствием почувствовал под ладонями в простыне хруст льдинок. Завернулся в нее и лег в постель, ощущая, как с тела стекают легкие струйки, унося избыток мучительного тепла. Подумал, что несмотря ни на что, должен уснуть, иначе просто сдохнет от слабости, и тут же провалился в темноту.

В восемь утра он позвонил в мастерскую, а в десять ему уже ставили железную дверь – дорогую, со встроенным датчиком наблюдения и удивительным замком без скважины.

Он позвонил в ФСБ.

– Андрей Александрович, кажется, у меня уже есть то, чем вы вчера интересовались.

– Неужели? Отлично! – отозвался Костоусов. – Ты гений, Дима. Даже я так быстро не сработал бы. Когда ждать? И, кстати, ты всё обдумал?

– Обдумал. Завтра, наверное. У меня тут взлом в квартире, ограбление, следователь был, дверь вышибли. Вот сейчас ставлю, а потом еще сигнализацию.

– Сигнализация – это правильно, – одобрил Костоусов. – Но поторопись. И будь в пределах доступности.

Потом Мышкин набрал номер главврача.

– Плохие новости, – сообщил он. – Очень плохие.

– Что такое? Когда, наконец, услышу от тебя хорошие? – недовольно сказал Демидов. Выслушав, спросил: – И как ты оцениваешь новую ситуацию?

– Как обострившую и чрезвычайно поганую. Главное, никаких намеков – кто, что и зачем.

– Почему сразу домой не пошел, как я велел? Но что теперь… – вздохнул Демидов. – Еще что-нибудь украли?

– Загранпаспорт. А в нем шенгенская виза.

– У тебя же конгресс в Вене! – обеспокоился Демидов. – Успеешь получить новые документы?

– Пять дней осталось. Конечно, нет.

– Надо другого посылать, – задумался Демидов. – Кого? Литвака?

– Нажрется в первый же день. И там вытрезвителей нет. Там сразу в тюрьму.

– Клюкин?

– Молод еще.

– Значит, Клементьева.

– Голова у нее работает. Она в курсе всех наших научных дел, в последнем «Вестнике» статья вышла, правда, вместе со мной. Я все-таки попытаюсь документ выправить, но надежды нет.

– Попытайся, обязательно попытайся, – поддержал Демидов, и Мышкин понял, что главврач не очень огорчен тем, что в Вену поедет другой.

– Тут вот еще странность, – сказал Мышкин. – Следователь считает, что у меня воры побывали дважды. Или это были две разные банды. Так что, с одной стороны – врать не буду! – мне легче, что ворюги избавили меня от бомбы, которая в руках запросто взорваться могла. С другой, я остался без паспорта и к тому же должен…

– Потом поговорим, – перебил главврач. – Когда явишься?

– Сегодня точно нет. Не выйти – двери нет, а когда новую поставят, неизвестно.

– Не месяц же тебе дверь будут ставить! – усомнился Демидов.

– Не месяц. Но дня три-четыре могут уйти. Так что дайте мне отпуск.

– Ты же только что вернулся из отпуска, – возразил главврач.

– За свой счет, без содержания. По семейным обстоятельствам.

Есть и дополнительные причины.

– Сколько?

– Десять дней.

– А в Вену?

– Да уж точно не попаду, – вздохнул огорченно Мышкин. – Ничего, Клементьева не подведет.

– Ладно, иди решай свои проблемы. Все?

– Нет, не все… Мысль такая: может, наша служба безопасности – та самая, которая интересная – попробует найти вора с моими дисками?

– Не знаю, – ответил главврач. – Как ее искать?.. Но попробую выяснить. Через Женевское озеро… Понял?

– Понял! – повеселел Мышкин, думая злорадно: «Попробуй теперь сказать, что у меня ничего не украли!» И добавил с беспокойством: – А разговор наш… о кадровых движениях… Он в силе?

– Ох, Дима! Ты же видишь, как все меняется! – в сердцах сказал Демидов. И торопливо добавил: – Конечно, в силе, конечно… Приедешь – продолжим.

«Продолжим, продолжим… Только на каких теперь условиях?» – усмехнулся Мышкин и положил трубку.

К шести вечера были готовы и дверь, и сигнализация.

– Обращаю ваше внимание, – втолковывал техник. – Код у вас двенадцатизначный, подобрать трудно. Вот на панели – тревожная кнопка. На тот случай, если налетчик все-таки проникает в квартиру вместе с хозяином и требует сигнализацию отключить. Выполнить требование преступника надо немедленно. Нажимаете эту кнопку, на панели загорается сообщение: «Сигнализация снята». И через пять-шесть минут вооруженный наряд у вас.

Едва дождавшись утра, Мышкин отправился в городское бюро судмедэкспертизы. Встречаться с Карташовым ему не хотелось, а когда Вия сказала, что Иван Антонович вчера ушел в отпуск, вздохнул с облегчением и направился к заместителю Глотову, своему однокурснику.

Тот сначала вытаращился, увидев седую голову Мышкина, потом сочувственно закивал, словно китайский болванчик:

– Да, старик, дела… Жизнь не сахар.

– Ты помнишь Шатрова? Историю медицины у нас читал?

– Как же! Отличный мужик был. Сколько я у него пирожков сожрал!.. И все прямо из духовки.

– Его дочь у тебя.

Глотов отшатнулся.

– Не может быть! Кошмар… Не знал. Меня не было три дня. Только появился. А Антоныч вчера ушел.

– Вскрывали?

– Сейчас выясним. Хочешь знать результат?

– Да. Очень надо. Личная бескорыстная заинтересованность.

– И корпоративная солидарность! Сейчас ради нее слегка нарушим закон, – он нажал кнопку селектора. – Валентин Григорьевич! – и Мышкину тихо: – Главный прозектор.

– Слушаю вас, – отозвался из динамика хриплый бас.

– Приветствую вас!

– И я вас приветствую, Вадим Леонидович. Час назад виделись.

– Точно… Да уж лучше два раза быть идиотом, но поздороваться, чем один раз хамом и не приветствовать своих сотрудников, – доверительно сказал Глотов. – Как вы считаете?

– Верно: идиотом лучше, чем хамом, – посочувствовал бас.

Глотов заговорил серьезно и даже строго.

– Скажите-ка, Шатрову Марину Михайловну – по прокуратуре числится – вскрывали?

– Сейчас, – послышалось шуршанье бумаг. Потом бас: – Еще подождать надо, что-то не нахожу сразу.

– Не волнуйтесь, подожду.

Прошло минут пять.

– Слушаете? – пробасил селектор. – Повторите, пожалуйста, кто интересует?

– Шатрова Марина Михайловна.

– Нет такой.

– Почему не вскрывали? – повысил голос Глотов. – Сколько можно тянуть? Это не простое дело. Надо срочно! – приказал он.

– Не получится срочно, – виновато сказал прозектор.

– Это почему же? – с вкрадчивой угрозой осведомился Глотов.

– Потому, – откашлялся Валентин Григорьевич. – Потому что некого вскрывать.

Глотов переглянулся с Мышкиным. Тот многозначительно щелкнул ногтем по кадыку.

– И это есть, – подтвердил Глотов. И в селектор: – Посмотрите, когда поступила Шатрова.

– Сейчас, – снова зашелестели страницы. – Вот: Шатрова Марина Михайловна, полных двадцать девять лет, поступила четвертого июля в двадцать три часа двадцать минут. Сдал следователь прокуратуры Перфильев. Принял Шингарев, то есть я принял. Холодильник, секция номер семнадцать.

– Так почему же не вскрыли до сих пор? – Глотов стал терять терпение.

– Так нет же никого, я сказал. Вскрывать некого.

Глотов возмущенно покрутил головой, вздохнул, глубоко выдохнул и сказал спокойно и даже доброжелательно:

– Валентин Григорьевич, я предупреждал тебя на прошлой неделе: выпьешь на работе – в тот же день уволю. Не забыл?

– Как такое забыть! – прогудел Валентин Григорьевич. – Предупреждали, да.

– Так чего же ты, блин, нажрался с утра? – крикнул Глотов. – Да еще знаешь, что я на работе и в любую минуту могу к тебе зайти. Соображать же надо! На улицу захотел? Кто тебя возьмет на работу после этого?

– Вадим Леонидыч, – обиженно отозвался бас. – Видит Бог, не хочу на улицу. Уже три дня, как ни грамма. Даже после работы. Могу в трубку подуть.

– Ни грамма?.. А труп Шатровой найти не можешь.

– Не могу, – подтвердил прозектор. – Потому что ее тут нет.

Глотов растерянно глянул на Мышкина и спросил с угрозой – медленно и раздельно:

– Так куда же она подевалась?

– Понятия не имею.

– Так-с… Может, ее забрали в другое место? – со слабой надеждой спросил Глотов.

– Никто не забирал. В списке выданных ее нет. В полученных есть, а в выданных нет.

– Черт знает что такое! – крикнул Глотов. – Жди, сейчас спущусь к тебе, вместе порядок наведем!

Холодильник был вместительный, на пятьдесят шесть персон. Двадцать металлических ящиков были выдвинуты наполовину – в ожидании клиентов. Глотов раз пять перечитал и даже понюхал гроссбух учета и приказал:

– Смотрим всех подряд! Открывай.

– Смотрел два раза, – обиделся прозектор. Он был совершенно трезв.

– Теперь я хочу посмотреть! Можно я доставлю себе такое удовольствие?

– Если вам так хочется – пожалуйста, доставляйте, – прогудел Валентин Григорьевич, отошел в сторону и сел, демонстративно скрестив руки на груди. – Ищите, ищите… Я ее хорошо спрятал.

Через полчаса Глотов и Мышкин растерянно сидели друг против друга и ничего не могли понять.

– Да что же это такое? – ошарашено повторял Глотов. – Что же такое? Ты что-нибудь можешь сказать? Что думаешь? Да скажи что-нибудь, Дима!

Но Мышкин молчал. Он ничего не думал. Его мозг работал сам по себе и, как чувствовал Мышкин, не впустую.

– Следователь, – наконец произнес он.

Глотов позвонил – и следователю, всем его заместителям, потом прокурору. Никто из прокуратуры труп не затребовал, в другой морг не переводил, а прокурор сказал, что ситуация представляется ему в высшей степени странной.

– Что вы намерены делать?

– Продолжить поиски, – ответил замученный Глотов.

– Прошу вас, если не трудно, – сказал прокурор, – доложить, когда прояснится. С таким еще не приходилось сталкиваться.

Мышкин еще раз внимательно просмотрел книгу учета. Все то же: поступление есть, выдачи нет.

– Спасибо, Вадим, – сказал он и поднялся.

– Дима, – со слезой в голосе сказал Глотов. – Бред какой-то!.. Что мне делать?

– Для начала докладную по начальству. А там видно будет. Ты же его не украл – труп не украл, я имею в виду.

– Только это утешает… – уныло согласился Глотов. – Идешь?

– Иду… Кстати, Вадим, ты не знаешь, что такое огурец зомби?

– Чего? – возмутился Глотов. – Совесть у тебя есть? Издеваешься?

– Значит, ты не знаешь, что такое огурец зомби… А кто знает, ты не в курсе?

Глотов отмахнулся.

– Иди, Дима, иди, – устало сказал он. – Видишь – мне работать надо, будь она неладна, такая работа!