Год беспощадного солнца
Шрифт:
Дождавшись, пока Литвак пойдет к биохимикам, а Клюкин в морг, Дмитрий Евграфович поманил пальцем Большую Берту.
– Спрячь, пожалуйста, – он протянул ей ампулу. – Это…
– Ничего не надо говорить, – перебила Клементьева. – Так надежнее.
– Умница! – с чувством сказал Мышкин. – Не к чему отягощать тебя опасной информацией: вдруг не выдержишь под пыткой и все выдашь, когда начнут пятки прижигать. Тем не менее, здесь не цианистый калий и не боевой вирус лихорадки Эбола, а только образец препарата. Используется в нашей конторе уже несколько месяцев. Но ельцинская загогулина в том, что именно я, да и ты за компанию, ничего знать о нем не должны. Хочу признаться: я хранитель не очень надежный. Точнее, очень ненадежный. Если найдут, неприятности мне гарантированы. И даже больше. Но я-то должен узнать, что там внутри! Поверь, Танечка, для меня очень важно.
– Поняла.
– В конторе закапывать нежелательно. Лучше где-нибудь подальше. И понадежней. Положить в пчелиный улей, например. Или в осиное гнездо.
– В волчью нору, – подхватила Клементьева. – В медвежью берлогу. А еще лучше – в термитник.
– Нет, дорогая, волки и медведи – группа риска. В том смысле, охота на них не запрещена.
– Так ведь и пчелы не самые надежные сторожа. Бак автомобиля – вот что лучше.
– У тебя есть такой бак?
– И не один, – заверила Большая Берта.
– Автомобили, если я не ошибаюсь, имеют свойство гореть, взрываться, менять хозяина или терять, – засомневался Мышкин.
– У меня не загорится и не взорвется.
– А где он? Чей? Твой, что ли? У тебя, вроде бы, водительских прав нету. Или уже есть?
– Не к чему отягощать любимого начальника лишней, пусть даже не страшной, информацией. Вдруг не выдержит испанского сапога или гаротты [59] . Я хорошая ученица?
– Ты не просто хорошая ученица. Ты замечательная ученица. Ты – очень хорошая, умненькая и добрая девочка… Я бы добавил – ангел-хранитель, но среди ангелов, кажется, потрошителей трупов не бывает. Или уже есть?
– Как только узнаю, сразу скажу.
Мышкин подумал немного, печально вздохнул и сказал:
– Нет, ты все-таки должна хоть немного знать, что это за гадость. Подойди ближе. И не вздумай что-нибудь записывать…Не доезжая до здания бюро судмедэкспертизы метров двести, Мышкин попросил Сергея остановиться.
– Хотите выйти? – спросил водитель, аккуратно останавливая машину. – Я с вами. Валерий Васильевич велел
Мышкин отрицательно качнул головой.
– Еще не знаю. Смотрите-ка!
У входа в бюро два полицейских форда разбрасывали вокруг синие и красные огни своих огромных американских мигалок.
– Прямо наваждение! – пожаловался Мышкин. – Последние дни ни шагу, чтобы на них не наткнуться.
– Думаете, за вами приехали? Вы же тут были только утром. Что вечером вас ждать? Других ждут.
– Утром… да. И все равно, встречаться с ними желания нет.
– Лишняя предосторожность не нужна только идиоту, – поддержал Сергей.
– Давно работаете с Валерием Васильевичем? – поинтересовался Мышкин.
– Два года. А кажется, что всю жизнь.
– Тиранит?
– Да, есть такое, – подтвердил Сергей. – Только за дело. Он и в морду дать может. Но для пользы. Чтоб боец и задачу выполнил, и домой целым вернулся. Боец у него – на первом месте. Зарплата, жилье, наши семьи, их безопасность… За ним – как за каменной стеной.
Он вдруг от души расхохотался.
– Извините… Просто вспомнил, как он меня учил стрелять по-македонски, то есть из двух рук, целясь только на звук. Обе руки должны работать одинаково. Берет шеф мою левую руку и говорит: «Вот, Серега, твоя правая рука. Ты должен ей доверять». – «Нет, товарищ подполковник, – говорю. – Это у меня левая рука». Он удивляется: «В самом деле? Ну, знаешь, старик, тебе не повезло. Отныне это у тебя будет правая рука, и не вздумай перепутать…»
– Семья у него есть? Большая?
Водитель как-то странно посмотрел на Мышкина.
– Я думал, вы с ним приятели.
– Можно сказать да, но всего лишь с сегодняшнего дня, – сказал Мышкин.
– Плохо у него с семьей, – вздохнул водитель. – Жена была и дочка. В прошлом году мы вернулись из Испании – он осиротел. Девочка ходила в лицей, не помню, в какой, но дорогой. Какие у нас теперь государственные школы, сами знаете.
– Знаю, – кивнул Мышкин. – Их просто уже нет. А то, что есть, давно не школы.
– Вот и я о том же. Говорят, только в частной можно встретить толкового учителя, да и то, если повезет. Но нет таких частных школ у нас, даже с самой страшной охраной, куда не может пролезть торговец дурью. Школьники для наркодилера – самые лучшие и перспективные клиенты. Спрос создается очень быстро: первая доза после уроков – бесплатно. Она должна быть максимально грязной, чтобы зависимость возникла сразу. Короче, не миновала беда. Дочка скончалась от передоза. Жена в тот же день – от разрыва сердца. Так что наш шеф после демократов больше всего ненавидит наркодилеров. Вам, действительно, надо туда?
– Мне нужно узнать, появлялся ли там в последние дни один человек.
– Фото есть?
– Фото отсутствует, – огорчился Мышкин. – Хотя… что я говорю? Есть фото! – оживился он. – В мобильнике, файлом.
– Качните на мой телефон.
Сергей сохранил файл и открыл дверь.
– Минутку, – сказал Мышкин торопливо. – Минутку… – нерешительно повторил он. – Я дам вам еще фото… Одной девушки. Может, её там тоже видели?
– Давайте.
Загрузив и этот файл, водитель открыл перчаточный ящик, достал оттуда плоскую трехсотграммовую бутылку «Московского коньяка».
– Абсолютное оружие! – подмигнул он, открыл дверь и неторопливо, враскачку, зашагал к бюро. Полицейские на него не обратили внимания.
Сцепив зубы, Мышкин судорожно ждал и боялся о чем-либо думать.
Через четверть часа Сергей открыл переднюю дверь.
– Представляете, у них, оказывается, нет охраны. В таком-то учреждении! Только вахтер, дедок столетний – с виду толковый и не в маразме, но мозги все ж набекрень. Или шутник, все по черному юмору… Бородатого он видел здесь вчера. Пропустил его без вопросов – по служебному удостоверению, там указана была специальность – патологоанатом. А в той конторе все патологоанатомы. Фамилию, правда, не запомнил.
– Очень хорошо, – медленно выдохнул Мышкин. – Дальше.
– Пробыл бородатый там с полчаса. Но ушел не один, а с дамой под ручку. Крепко ее поддерживал – бледная была и еле шла, расстроенная или больная.
– Вы… вы фото показали? – Мышкин задрожал, даже зубы застучали.
– Именно с ней бородатый и вышел. И тут дед такое бухнул!..
– Пошутил? Черный юмор из морга? – спросил Мышкин, стараясь унять дрожь в челюстях.
– Сначала он глотнул из бутылки. И тут же окосел – от одного глотка, потому что сказал, что даму эту двумя днями раньше привезли сюда… в качестве покойницы! Два дня будто там пролежала. Теперь ее ищут с собаками, а она живая вчера ушла. Я, честно говоря, не стал его бред слушать. Да что с вами, Дмитрий Евграфович?
– Это от жары, – пробормотал Мышкин. – От жары. Одни млеют от жары, а я дрожу, как в мороз… – он попытался улыбнуться.
– Да, бывает, слыхал, – неуверенно сказал Сергей.
– Вы даже не представляете, что вы сейчас для меня сделали. Страшно вам благодарен.
– Да ведь пустяк! Всего-то делов – выдать шкалик и показать две фотки.
– Нет, – улыбнулся Мышкин. – Вы даже не представляете, какое великое дело сделали. Это невозможно представить.
Сергей пожал плечами и завел двигатель.
– Куда теперь?
– Опять превышать скорость будете? – весело поинтересовался Мышкин.
– В городе? Никогда! – заверил Сергей. – Может мешать работе.
– Верю… Мне надо домой заскочить.
Всего через десять минут они были на 14-й линии Васильевского острова. Сергей не нарушил ни одного правила, но сумел добраться по забитым машинами улицам почти молниеносно.
– Давайте заедем с тринадцатой линии, – попросил Мышкин. – Хочу зайти к себе с черного хода. Там через арку можно в мой двор проехать.
Сергей поставил БМВ почти впритирку к подъезду – выйти из машины можно почти незаметно.
– Вы надолго?
Мышкин замялся, потом решился:
– Знаете, я заночую у себя.
Сергей неодобрительно покачал головой.
– Мне придется с вами. Приказано вас одного не оставлять.
– Зачем усложнять? Да и рабочий день окончен.
– У нас так не бывает. Мы работаем, сколько надо.
– Нет никакой необходимости сейчас, – как можно убедительнее сказал Мышкин. – Уверяю вас. Совершенно точно!
– У меня приказ.
– Не надо. Я сам с вашим боссом переговорю. Ведь вы не можете охранять меня против моего желания. А сегодня ничего не случится. Гарантия. Я знаю.
– Гарантий, говорят, даже Господь Бог не дает, – возразил Сергей.
– На это раз дал. К тому же я поставил только что железную дверь. И сигнализация есть.
Но Сергей стоял на своем:
– На любое железо всегда найдется подходящий кусочек пластида.
– Может быть, завтра. Но не сегодня – точно. Я сейчас позвоню Валерию. Васильевичу. Какой у него номер?
Он достал мобильник и раскрыл, но неожиданно Сергей вырвал телефон у него из рук.
– В чем дело? – опешил Мышкин.
– Трубка ваша паленая! – отрезал Сергей. – Шеф предупредил: ни в коем случае не с нее не звонить! Никогда! И надо убрать сим-карту – даже при выключенном телефоне указывает, где вы находитесь.
– Кому?
– Кому надо… Лучше всего – выбросьте трубку в Неву и купите новую, желательно на чужой паспорт. Найдите какого-нибудь алкаша. Хотя нет: завтра я вам дам другую трубу – защита стопроцентная, типа как интернет-адрес компьютера. Сейчас она покажет, что вы в Москве, а через пять минут вы уже в Аддис-Абебе…
– А с вашего телефона можно сейчас шефу позвонить?
– Можно, но бесполезно. Начальник уже в воздухе где-нибудь над Польшей.
– А вы? Разве вы не должны были с ним лететь?
– Я и лечу с ним, – усмехнулся Сергей. – Только с небольшой задержкой. И все-таки вам надо заночевать в Комарове. Вот там – гарантия безопасности, хоть и относительная. На девяносто пять процентов.
– Одна ночь! – умоляюще воскликнул Мышкин. – Сейчас здесь меня никто искать не станет.
– Надо ехать, – озабоченно сказал Сергей. – Привлекаем внимание.
– Тогда прощаемся. Я вам позвоню сразу, как здесь освобожусь. Завтра с утра. Мне очень нужно здесь поработать.
– А в другом месте не можете? Возьмите работу с собой.
– Никак.
– Ну что мне делать… – огорченно вздохнул Сергей. – В самом деле, не могу же я насильно… Подождите.
Он открыл мобильник.
– Валерий Васильевич, докладываю…
Перекинувшись несколькими словами с начальником, сказал Мышкину:
– Хорошо. Пусть по-вашему. Но в квартиру войдем вместе.
– А говорили, что шеф недоступен! – упрекнул Мышкин. Он подумал, что можно надо бы сказать Туманову об ампуле, но сдержался.
– Кому нет, а кому доступен… – пробормотал Сергей. Он достал из подмышечной кобуры ТТ с лазерным прицелом и сунул за ремень сзади.
– У вас токарев? – поинтересовался Мышкин.
– У большинства наших.
– А что же беретта, глок или зброевка? Не пользуетесь?
– Хорошие машинки, но с родным ТТ не сравнить. Любой кевлар пробивает.
Сергей засунул пистолет за пояс сзади и сказал:
– Я иду первым. Держитесь в метре. И, в случае чего, немедленно выполнять мои команды. Не раздумывая!
– Слушаюсь, товарищ фельдмаршал!Когда Сергей ушел, Мышкин бросился к телефону и набрал городской номер Марины. Прозвучало только два длинных гудка, как вдруг раздался долгий и пронзительный звонок в дверь. Мышкин бросился к двери и увидел на мониторе двух полицейских с укороченными калашами. На рукаве одного из них можно было различить изображение совы. Мышкин облегченно вздохнул, но на всякий случай спросил – недовольно и с угрозой:
– Кого черт несет?
– Дмитрий Евграфович? – прозвучало в домофоне.
– Я есть.
– Фамилия!
– Еще чего! Зачем вам моя фамилия?
– Немедленно отвечайте! – потребовал полицейский. – Немедленно, иначе дверь будет взломана!
– Ну, Мышкин.
– Дмитрий Евграфович Мышкин, вы ничего не забыли сделать, когда вошли в квартиру?
– О, Господи, твоя воля! – он хлопнул себя по лбу. – Сигнализация!
– Снимите!
– Один секунд!
Отключив сигнализацию, спросил:
– Вы хотите войти?
– Подождите…
Полицейский вытащил из кармана мобильник, позвонил и, услышав ответ, сказал:
– Все в порядке. Отбой пошел. В следующий раз будьте внимательнее. За ложный вызов будете платить.
– Так зайдете? – он взялся за замок.
– Теперь незачем.
Он снова бросился к телефону. Набирал квартирный, потом мобильный, снова квартирный. Так прошел час.
Тогда он набрал номер Клюкина.
– Толян, друг мой! – закричал Мышкин, не давая Клюкину опомниться. – Умоляю – выручи! Только ты меня можешь спасти!
– Что? Что такое? – забеспокоился Клюкин. – Ты где?
– Дома, в городе.
– А говорили, будто ты уехал.
– Я уехал, но на минутку вернулся. Толь, умоляю! У меня мобилу в метро сперли. А может, сам посеял. Труба нужна. Позарез! Вопрос жизни и смерти!
– Жизни и смерти? – еще больше обеспокоился Клюкин. – Что ж тут делать… Когда надо? Завтра привезти?
– Нет! – отчаянно закричал Мышкин. – До завтра никак, невозможно! Сейчас! Немедленно! Привези, прошу тебя. Я не могу сейчас выйти из квартиры.
– Почему не можешь?
– Я тебе все расскажу – обещаю! Так получилось.
– Ладно, – безрадостно сказал Клюкин. – Правда, у меня дама… Но если так… А как же я без трубки? – снова обеспокоился он.
– Я тебе деньги дам, купишь новую – прямо сейчас и купишь. У метро магазин. Ты давно хотел нокию с видеокамерой – вот и купишь сейчас! И будет у тебя два мобильника.
– Нет, это ты себе купишь новую! – отпарировал Клюкин. – А я уж как-нибудь… Надолго тебе?
– До завтра, до утра. Завтра и верну.
– Вот и хорошо. Ночью я никому не звоню. А то развел: «Купишь себе две трубки, пять трубок!.. Десять!..» Я ж не ростовщик тебе.
Через полчаса Клюкин с восхищением разглядывал новую дверь.
– Класс! Мечта! Перейду к тебе жить! А, может, и работать.
– В
– Вонять будет… – озабоченно заключил Клюкин и потрогал правую щеку, которая была явно больше левой.
– Что с мордой? – спросил Мышкин.
– Черт ее знает! Флюс, наверное.
– «Наверное»? Никогда флюса не видел?
– У себя не видел. Если хочешь знать, я с детства ни разу не был у зубного врача.
– Боялся?
– Нет. С зубами повезло. Они у меня от бабки. Она в девяносто умерла и все зубы при ней. Свои.
– Вот это действительно повезло! Как и мне. Только в детстве один раз был в кресле зубодера – молочный зуб выпадать никак не хотел.
– Все, меня барышня ждет.Мышкин выждал, пока Клюкин выйдет во двор, и бросился вниз за почтой.
Ящик был забит до отказа рекламной дрянью. «Интересно, в интернете идет борьба со спамом. А это не спам?» Он вывалил рекламу в коробку, которую дворник поставил именно для этого. Остался только счет на квартплату и письмо с иностранной маркой. «Опять, подонки, враги народа, повысили плату! Сразу на треть и без всякого основания? Когда же вас на фонарях перевешают вместе с вашими кремлевскими паханами?»
Письмо было из Исландии от коллеги и приятеля Эли Андерссона. Шло оно из Рейкьявика целых полтора месяца, хотя на конверте была красная метка «express».
Эли не признавал электронной почты, предпочитал старую добрую. Писал он письма от руки и всегда перьевой авторучкой.
Он внимательно осмотрел конверт. Он был заклеен не иначе как слюной, потому что тут же и открылся. «Перлюстрация живет и здравствует. Поленились, гады, даже заклеить нормально. Да здравствует демократия, права и свободы и их гарант – президент воровской Руссиянии!»
Дверь он теперь закрыл тщательно, по инструкции, включил сигнализацию.
В письме вверху была цифра 2, обведенная кружком. «Что сие? От клопов, что ли? Или от цензоров?»Дорогой Дмитрий!
Поскольку я не дождался ответа на мое предыдущее письмо, пишу еще раз. Теперь каждое письмо я буду нумеровать…»
«Значит, первое письмо придет за вторым».
«…нумеровать. Надеюсь те, кто интересуется твоей почтой, на меня обижаться не станут.
Я рад выходу очередной твоей интересной статьи в русском «Вестнике патологии». Я перевел ее на наш язык и предложил к публикации в местном бюллетене. Надеюсь, ты не станешь возражать. Другой вопрос – гонорар. Исландия, конечно, великая страна, почти сверхдержава, но авторам наших научных изданий не платит. Дай Бог этим изданиям вообще выходить в свет!
У меня к тебе накопилась масса вопросов. И касательно некоторых проблем по нашей общей специальности и просто о жизни. В последний мой приезд я прожил у вас девятнадцать месяцев и честно скажу: не могу понять, что там у вас происходит и как вы вообще задержались на этом свете, а не на том, который, говорят, для русских все-таки лучше. То есть, я видел своими глазами, как живет русский народ. По Невскому проспекту ползают лимузины, безумное количество дорогих машин, которые даже среднему благополучному исландцу не по карману. И в то же время я нигде не видел столько нищих, как в Москве и Санкт-Петербурге. Именно этого я понять не могу. Конечно, при прошлой власти у вас невозможно было купить майбах или линкольн, а уж хаммер (апогей уродства) тем более. Но у вас было нечто более важное и необходимое – мощная наука, особенно, фундаментальная. У нас, в исландском языке, даже такое словосочетание было – «русская наука», значит, самая мощная и прорывная. И теперь я молю (надеюсь, вместе с тобой) Создателя, чтобы он сжалился над Россией и не подвергал больше ее таким жестоким испытаниям. Верю, что наступит время, и Россия, которую я очень люблю (не забывай, откуда моя жена), обретет покой и благоденствие, которые могут быть достигнуты после справедливого наказания тех, кто вверг одну из самых прекрасных стран на Земле в пучину страданий, обворовал ее и продолжает обворовывать. Я очень кровожадный, да? Так ведь я потомок викингов! И одновременно хороший лютеранин. И потому особое значение придаю одному из самых важных законов Мозеса [60] о справедливом воздаянии: око за око, зуб за зуб.
Теперь о конкретных делах. Два дня назад у меня был весьма плодотворный и перспективный разговор с ректором медицинского университета господином Тором Свенссоном. Как ни странно, но мне удалось его убедить, что исландская медицинская наука очень выиграет, если нам удастся уговорить некоего русского ученого прочесть у нас цикл лекций. Университет берет на себя все расходы по проживанию гостя, обеспечит так называемые командировочные, ему будет выплачиваться зарплата из расчета среднего оклада исландского профессора медицины. Лекции будут оплачены отдельно и дополнительно. И уже вчера профессор Свенссон говорил на эту тему с заместителем премьер-министра и получил от него гарантию, что русский лектор будет приглашен от имени правительства. Собственно говоря, он может считать себя уже официально приглашенным в любое удобное для него время – пусть назначает. Официальной бумаги от правительства еще нет. Но это не имеет никакого значения. Слово члена правительства у нас надежнее любой бумаги.
Мне осталось только удовлетворить твое любопытство и открыть тайну, кто этот загадочный русский ученый, в котором так нуждается медицина Исландии. Ни за что не догадаешься! Но так уж и быть, не стану испытывать твое терпение. Его зовут Дмитрий Евграфович Мышкин. Живет он в Петербурге. Возможно, ты о нем что-нибудь слышал. Личность, широко известная в узких кругах.
(Ну, как интрига? Правда, все таинственно и коварно? Уж такие мы, исландцы – хитрецы и пройдохи, покруче ваших березовских и абрамовичей).
Мы с тобой намечали встретиться в июле на конгрессе в Вене. У меня, увы, изменились обстоятельства. Они носят исключительно личный характер. У жены была неудачная беременность. Пришлось абортировать плод через кесарево сечение. И теперь я не могу оставить ее даже на один день: ей сейчас психологически очень трудно. Через месяц приедет ее мать (моя теща – вот!) из Воронежа, тогда будет немного проще. Многие мне завидуют, так как в наших обычаях, может быть и полезных, после женитьбы или замужества ребенка родители сразу обрезают виртуальную вторую пуповину, и на их помощь, в том числе психологическую, рассчитывать очень трудно. Светлана только удивляется.
Мы пять лет мечтали о ребенке. Вокруг нас идут разговоры друзей и коллег о преимуществах экстракорпоральной беременности или использовании суррогатной матери. Но у меня, как у христианина, первое похоже на вмешательство в дела Божьи, а второе чем-то сродни рабовладению. Моя Светлана тоже так считает. Здесь мы едины, «одна плоть», как сказано в Библии.
Конечно, великая страна Исландия – всего только большая деревня из нескольких городков. Все или почти все друг друга знают.
Кто-то нам сочувствует, кто-то злорадствует. Особенно злорадствуют те из женской половины здешнего населения, кто не может смириться с тем, что моя русская жена – самая красивая, самая умная, самая добрая и мудрая, самая верная своему мужу, самая… самая… лучшая не только во всей Исландии, но и во всем мире.
Могу допустить, что тебя все написанное выше может мало интересовать, но мы, исландцы, народ сдержанный, и любим рассказывать друг другу только о своих успехах. Однако у каждого нормального человека, даже если он исландец, бывает иногда настоятельная необходимость пожаловаться (Какое точное русское слово! В исландском нет соответствующего эквивалента, есть близкое слово, но его основное значение в переводе на русский – «просить милость или милостыню». Какое тут может быть уважение и сочувствие к нищему попрошайке!). Европейцы (а уж американцы во стократ) предпочитают бегать к психиатру, который за деньги готов с каменным сердцем и лицемерным сочувствием слушать чужие жалобы и хныканье в течение рабочего дня – и минуты больше. Так что только тебе, моему русскому другу, могу с открытой душой говорить обо всем с чувством полной внутренней свободы и безопасности. Уже одна такая возможность врачует душу.
Может, ты смог бы после конгресса заскочить и на наш остров? У тебя, по-моему, шенгенская виза. Или я ошибаюсь? Три с половиной часа полета из Вены – не так долго. Тем более, наши вулканы как раз замолчали, и думаю, они это делают намеренно, чтобы тебе было удобнее лететь. Побудь здесь, присмотрись (за счет правительства это даже очень приятно), искупаешься в наших целебных источниках, наберешься сил перед началом занятий в университете. А в сентябре можно приступать к чтению. Могу предположить, что тебе не очень захочется быть здесь одному, а незамужних дочерей у потомков древних викингов каждый год появляется на свет все больше, хотя искать хоть одну хорошенькую среди них нужно лет сто. Что касается лично меня, то Господь, конечно, очень добр и милостив, если всегда держал меня поближе к России и подальше от золотоволосых дочерей Исландии, из которых никакая цивилизация не способна выбить разбойничий дух и скверный характер. Надеюсь все-таки, что мы со Светланой коренным образом улучшим местный генотип, и про моего светлого ангела новые скальды будут слагать новые саги.
Остаюсь – твой Эли.
15 мая 2012 года.
Рейкьявик.P.S. Кстати, помню хорошо одну твою фразу, которая вырвалась у тебя во время одного из наших замечательных застолий. Смысл в том, что тебе еще не приходилось встречать трезвого исландца. Спешу тебя порадовать: твоя мечта может сбыться. Я не пью ничего, кроме воды и соков, уже восемь месяцев. Но это, тем не менее, не значит, что мы не сможет посидеть с тобой вечерком за бутылочкой. Дать только знать заранее, чтобы жена успела наложить мораторий, временный, конечно, на наш семейный сухой закон».
Внизу была приписка четким школьным почерком: «Дорогой Дима! Эли рассказывает мне о вас каждый день. Мы с нетерпением ждем Вас! Здесь всегда хорошая погода и даже зимой можно ходить в летнем плаще или даже в костюме.
Светлана Андерссон».«Тебе, красавчик, надо было не восемь месяцев всухую, а минимум два года, – подумал Мышкин, складывая письмо. – Глядишь, и родила бы нормально. Породу он улучшить хочет… Это советская деревенская девчонка, крутая, как яблоко, могла внести свежую струю в островной генетический кисель, где все давно друг другу родственники. А твоя выросла и развивалась при руссияньской демократии, на генно-модернизированном дерьме, от которого перестают размножаться крысы и русские. Сами, небось, не жрете чудеса генной инженерии!»
Он нашел в справочнике телефон Эли Андерссона, набрал на городском две цифры и, вовремя испугавшись, бросил трубку. «Меня же здесь нет!»
Взял клюкинский мобильник и сочинил сообщение: «Письмо получил, все понял, огромное спасибо, с меня причитается». Подумал и оставил только «С меня причитается». Лучше не скажешь.
Очень захотелось лечь в прохладную воду. Но у Мышкина ванны не было, а только крохотная душевая кабинка, которую он смастерил сам. Он забрался в свой тесный «пенал», постоял под холодными струями час, думая, как ему действовать дальше. И ничего не придумал.
29. Сексот Робинзон
Удар был такой сильный. что Мышкин слетел с кровати. Со сна он решил, что в стальную дверь попал сорокапятимиллиметровый снаряд из пушки, которую на войне называли «Прощай, Родина!».
Еще удар.
Нет, наверное, простая кувалда.
– Перестань колотить, придурок! – заорал Мышкин.
Странно: его услышали, и удары прекратились.
Босиком он прошлепал к двери, погасив по пути забытый свет в своем душевом пенале.
– Кто? – спросил он, напряженно вглядываясь в монитор камеры слежения.
Там была темнота, различались только две мутные тени.
«Опять какая-то тварь свинтила лампочку! – с ненавистью подумал Мышкин, взялся за засов, но тут же одернул руку: советская привычка открывать дверь без спроса и кому попало!»
– Кто, я спрашиваю?
– Жилконтора! Сантехник! Срочно!
– Какой, блин, сантехник! – разозлился Мышкин. – Мне не нужен сантехник!
– Соседи снизу вызвали. Вы им квартиру залили!
– Бред собачий! – заявил Мышкин. – У меня все краны закрыты. С вечера.
– Может, и закрыты, а вниз льет! Там уже по колено, и ниже пошла вода, уже на четвертый этаж!..
Мышкин ничего не понял: «Что такое? Куда еще ниже? Я же еще вчера жил на четвертом этаже! И сейчас живу. За ночь, что ли, достроили?»
– На какой этаж льет? – переспросил он. – Может, на третий?
– Да, правильно. На третий. Открывайте.
Он не отвечал.
– Вы бы поторопились, – посоветовали из-за двери. – А то ведь убытки возмещать придется. По двум квартирам. Надо стояк у вас перекрыть.