Год черной собаки. Фантастический роман
Шрифт:
— Патеры не раздают манну, — поправил русский.
— А я далеко не всепрощающ, — резко возразил Грег. — Мне кажется странным, как вы оба, кого судьба так трепала, и гнула, подняли вой из-за каких-то грошей.
— Это мы-то подняли вой из-за денег? — взвился Уваров. — Да плевать я на них хотел, провались они в тартарары.
— Полюбуйтесь на этих Крезов, — вспыхнул доктор. — Пять тысяч для них гроши, и они на них плюют. Вы кто такие? Ханты? Ротшильды? Дюпоны? Шейхи Кувейта? Мы с вами почти нищие, а вы… — он замолчал, подошла официантка.
— Пожалуйста,
— Спасибо. — Грег погладил ее руку. — Вот вам за заказ. Ступайте, сбрасывайте эту змеиную кожу, да не забудьте плюнуть в морду сыну Джекки, а также навестить нас завтра.
— Благодарю вас, мистер Грег. — Она присела в книксене. — Вы так помогли мне, я никогда не забуду. — Она улыбнулась, губы задрожали, и побежала к стойке.
— Скажите, пожалуйста. Благодарю вас, мистер Грег, — передразнил, выпятив губы, Эдерс. — Ей следовало, как вислоухому кутенку, повизгивая от восторга и избытка чувств, подпрыгнуть и лизнуть вас, Фрэнк, в нос.
— Ну зачем так, доктор? — Грег был растроган. — На ваших глазах произошло великое таинство. Скончалась Моника и возродилась Юта Шервуд.
— Это еще, как говорят, бабушка надвое сказала, — вставил Уваров. — Усопшую вы знали и отзывались о ней доброжелательно, а вот какова будет новорожденная… Деньги, они…
— Послушайте, Фрэнк Грег, — не дал договорить русскому Эдерс, отхлебнул из кружки и облизал губы. — Я не удивлюсь, если вы в один далеко не прекрасный день уведомите нас, что сочетаетесь браком с какой-нибудь попавшей в житейский переплет, страдающей от бытовых инсинуаций бедняжкой. Нисколечко не удивлюсь.
— Вы имеете в виду Юту?
— Это может быть и кто-то другой, запутавшийся и заблудший. Но в данном случае ее.
— Помилуйте, доктор, она молода и красива, а я калека и ей не пара. Кроме того, я, вероятно, выгляжу анахронизмом — признаю лишь обоюдную любовь. Так сказать, единство душ и сердец. У нее же ко мне никаких чувств, исключая разве благодарность, нет. А жаль… Весьма жаль.
— Все они, — проворчал Уваров, — помешались на деньгах.
— На то и деньги, — возразил Эдерс.
— Нет, не на то. — Русский взглянул на него укоряюще. — Думается, когда в конце XVII века шотландец Джон Ло придумал и предложил выпускать бумажные купюры, он по наивности надеялся, что они, как и положено по политической экономии, будут эквивалентом товара. Ошибся, молодчик. В наш модерновый век они стали мерилом всего: ума, силы, положения в обществе и даже любви. Вот женщины и…
— Здорово вы ополчились на слабый пол, — Грег поправил повязку на глазу. — Крепко напакостили?
— Никто мне не пакостил. На тот проклятый банкет силой не волокли, думать следовало своей головенкой. Впредь наука.
— Больно дорого иногда обходится эта наука. — Фрэнк машинально кивнул. — Потом мучаешься всю жизнь. Ну ладно, хватит, друзья, дискутировать женский вопрос. — Он улыбнулся. — Деньги у Майка я получил.
— Много? —
— Двадцать тысяч.
— Сколько? — одновременно приподнялись Эдерс и Уваров.
— Двадцать тысяч, — небрежно бросил Грег и встал. — Мало?
— Факир, — прошептал доктор. — Непостижимо. Виртуоз.
— Малохольный, — поддакнул Уваров восхищенно. — Но все равно здорово. И за вычетом пяти тысяч остается целая куча.
— Пойдемте?
Они поднялись и покинули бар.
— Знаете что? — Грег взглянул лукаво. — Давайте прогуляемся немного, хочу показать вам любопытную штуку. Тем более нам по пути. Как?
— Не возражаю, — кивнул Эдерс.
— Тогда к порту, это недалеко.
— Уж не обуревает ли вас желание, заполучив столь солидную сумму, купить яхту и отправиться за документами вплавь? — следуя за Фрэнком, спросил доктор. — С вас станется.
— Туда водой не доберешься. — Грег мотнул головой. — Но вы близки к истине — увидите тот пароход, на котором когда-то я жил вместе с дружком Косым. Там-то и произошла та зловещая трагедия, о ней я вам рассказывал. Небольшой экскурс в прошлое, долг памяти — именно в этот день мой друг был убит…
Полчаса спустя они остановились на заброшенном и захламленном пляже.
Метрах в ста от берега ржавой громадой возвышался старый корабль.
— Да-а. Его так и не отправили на слом. Но теперь, очевидно, на нем никто не обитает. Вон на причале с удочкой сидит сторож. Присядем и мы? — Грег опустился на белый песок.
Вкрадчиво шелестели ветвями деревья. В кудрявом колючем кустарнике попискивали какие-то серенькие птички. Шуршала о песок волна. С рейда изредка доносились гудки судов. От зеленоватого моря веяло водорослями, прохладой и покоем.
— А вы сентиментальны, Фрэнк. — Доктор приложил ладонь ко лбу. — Уж не стареете ли? Бытует мнение — в преклонном возрасте обуревает желание посетить места, кои в детстве врезались в память особенно. Не этим ли объясняется сие паломничество в юность.
— Может быть, — Грег пожал плечами. — Прошло уж не так много — всего лет десять. Но мне они кажутся вечностью, будто и впрямь немощный старик. Вероятно, стал мудрее. Жизнь многому учит. Вот здесь мы и жили. — Он задумчиво посмотрел на подсвеченный солнцем силуэт корабля. — В носу банда малолеток, а в корме — йиппи.
— Хиппи, — деликатно поправил Уваров.
— Нет. Именно йиппи. В те времена последняя разновидность юродивых. Пожалуй, самая оголтелая. Ладно, — вздохнул и поднялся. — Пойдемте домой. Чего травить душу…
Четверо сидели вокруг стола. Перед каждым кока-кола, листки бумаги и ручки. Свет от лампы лежал посередине желтым кругом.
— Так, — Фрэнк обвел присутствующих взглядом и смахнул с горлышка бутылки муху. — Всем известно, зачем мы собрались?
— Всем, — кивнул Эдерс и с неприязнью покосился на вьющееся возле бутылки насекомое.