Год черной собаки. Фантастический роман
Шрифт:
— Мы уже экспедицию сворачиваем. Большинство отбыло на новые раскопки в Сирию. Те, что остались, через месяц-другой уедут. Вряд ли что продадите, — ответил негр.
— Как знать, а вдруг повезет, всяко бывает. А ты, дружок, не видал там одного парня без руки и глаза? Недавно приехать должен, давал мне адресок, — рыжий зашарил по карманам. — Куда ж я его подевал? Обронил, видно. Должок за ним остался. Говорил — приеду сюда, чтоб заскочил, отдаст. Не встречал ненароком? Ну случайно?
— Не-ет, — Мартин покачал головой. — Без меня, наверное, появился. Я дней десять отсутствовал, за покупками ездил и багаж отправлял в Дамаск. Кто его
— Так приметный тип-то? Одноглазый. — Незнакомец пальцем прикрыл глаз. — Да и здесь, — хлопнул себя по рукаву, — крючок торчит железный.
Пышноусый флегматик принес и поставил на стол рюмки с коньяком. Отдуваясь и выпятив живот, стоял и чего-то ждал.
— Проваливай, — махнул на него незнакомец.
— За спиртное плата вперед. Таков порядок.
— Ты что? За кого нас принимаешь? — взъярился мужчина, но тут же остыл и сунул хозяину деньги. — Мотай отсюда, не видишь, беседа по душам. — И к Мартину: — Опрокинем? Не хочешь? Смотри. — Он выпил. Пошлепал губами, сделал несколько глотков кока-колы.
— Значит, толкуешь, безрукого нет?
— Может, и был, не припомню. Спасибо за компанию. Извините, мне ехать надо. — Мартин поднялся. — Иначе отругают.
— Ты вот что, — удержал его за локоть незнакомец. — Я через месячишко наведаюсь туда к вам. Пока и здесь имеется кое-что по мелочам. Заодно решаю. А ты разузнай про того калеку. На, держи. — Он сунул ему банкноту.
— Да я и так сообщу, — запротестовал неуверенно негр.
— Бери-бери. Деньги никогда не лишни. Сделаешь?
— Конечно. — Он спрятал бумажку в карман. — Я пошел. Пока.
— До скорого, приятель. Не забудь, еще свидимся…
— Понятно. — Фрэнк задумался. — Как выглядел этот субъект?
— Обычно. Ничего примечательного. — Мартин пожал плечами. — Рыжеватый. Развязный. Глаза круглые и злые. Тут, по всей вероятности, недавно — загореть не успел. Обещал в следующем месяце наведаться.
— Как появится, предупредите меня, а ему скажите: был, мол, инвалид, но уехал в Сирию. Агента предупредите, чтобы так же говорил, если спросят. Все остальные, дескать, тоже на днях отбудут.
— Сделаю, — кивнул негр. — Как думаете, от кого он?
— От Майка. Робинсон не знает, как я выгляжу после несчастья. А этому бандюге, Майку, любопытно, зачем я здесь. Думается, он догадывается — отправился искать что-то, связанное со Смайлсом…
9. В ТАЙНЫ ОРГАНИЗМА
Трое сидели за столом в холле. Грег высунул кончик языка и что-то старательно вычерчивал на листочке. Эдерс, жмурясь от наслаждения, прихлебывал из чашечки кофе. Мартин внимательно и озабоченно разглядывал свои ладони. С верхней площадки сонными глазами за людьми наблюдали доги.
Перепрыгнув через собак, вниз сбежал Уваров.
— Извините, немного задержался. Больше такого не будет, виноват, — бросил со смешком и уселся рядом с Эдерсом, буркнувшим под нос:
— Мальчишество. Чуть животных не раздавили.
— Выслушаем теперь наше медицинское светило. — Грег отложил бумагу и ободряюще кивнул доктору. — Прошу вас. Если можно, популярнее и, — он покосился на русского, — не так эмоционально, как наш общий друг. Не отрываясь от грешной земли.
Эдерс — по столь торжественному
— Как и мой коллега, я, к прискорбию, должен констатировать — разбираюсь досконально не во всех вопросах не только Смайлса-сына, что вполне естественно, но и Смайлса-отца. Я хирург. Да-да, хирург. А здесь надо быть каким-то универсалом и, кроме того, химиком, ботаником и биологом. Замечу, большинство открытий этих корифеев — теория, не подкрепленная — а в медицине это особо важно — лабораторными исследованиями, клиникой, экспериментами на подопытных животных, не говоря уже о людях.
— Но ведь Смайлс восстановил лапу собаке? — вмешался Фрэнк.
— Вы непростительно невнимательны для детектива, — назидательно укорил доктор.
— Что вы имеете в виду? — Грег скривил губы и сделал обиженное лицо.
— Я сказал — большинство, а не все. Теперь уточню — подавляющее большинство. По-да-вля-ющее.
— Простите, пожалуйста.
— В последнее время много говорят и пишут о генной инженерии и биотехнологии. Что это такое?
— Да, что? — перебил Грег и засмущался.
Доктор нахмурился и неодобрительно покачал головой.
— Отвечаю. В основе их манипуляции с ДНК — дезоксирибонуклеиновой кислотой — сложной двойной спиралью из гигантских молекул, в которой закодирована генетическая информация. Любое существо от бактерии до слона создается в соответствии со своим набором «конструкций». Генетические коды заключены в четырех основных единицах — хромосомах, которые соединены попарно характерным образом. Носитель информации — ген — состоит из сочетаний пар. В каждой микроскопической живой клетке потрясающее количество генов. От 35 тысяч у вирусов до 35 миллионов у нас.
— Ну а генная инженерия? — Грег спохватился и зажал рот.
— Генная инженерия — это технология переноса избранного генетического материала, от одного вида, или штамма, к другому таким образом, что последний не только воспринимает его как собственный, но и передает будущим поколениям.
— О и, доктор, — Грег закрутил головой.
— Хе, хе, — усмехнулся Уваров. — Древнеримский оратор и теоретик красноречия Квинтилиан говаривал: «Чем труднее слушателям понимать нас, тем более мы восхищаемся своим умом».
Эдерс пожал плечами, словно хотел сказать: «Ну, если вы и таких пустяков не понимаете?» — и продолжил:
— Смайлсы сделали многое в борьбе с наследственными заболеваниями. Сейчас пять из ста новорожденных появляются на свет с нарушениями в генетическом коде, а следовательно, исцеление и связано с воздействием на него в зародышевом или младенческом состоянии.
— А до них кто-либо занимался этими проблемами? — перебил русский.
— Несомненно. Почти во всех странах. Но раньше специалисты пытались решить задачу так: синтезировать ген, встроить его в молекулу ДНК — она носитель наследственности — и заставить работать. Пока из этого ничего путного не получилось. У Смайлсов Т-поле меняет генетический код. Ребенок родится не обремененный пороками предков. На этот код, словно на магнитофонную ленту, можно записать отдельные достоинства: силу, иммунитет к недугам, способности к наукам и так далее. Но, — он сделал паузу, — можно и другое: злобу, жестокость, предрасположенность к болезням и прочее. Получается — исследователь подобно скульптору лепит из подопечного что захочет — или доброе, или злое.