Год черной собаки. Фантастический роман

Подколзин Игорь Васильевич

— Рога я, по всей вероятности, уже носил, их восстанавливать не надо. — Грег невесело рассмеялся. — В конце концов я даже не против хвоста и жабер. Будет чем отгонять москитов и дышать под водой. Стану эдаким хвостатым Ихтиандром.

— Не паясничайте! — взвизгнул Эдерс. Круглые щеки затряслись, смешно запрыгали усы, карие глаза заблестели. — Я же вас, сыщика, не принуждаю нарушать закон?

— Я вас тоже не принуждаю. Просто считаю в данном случае риск оправданным и согласен на любой исход, даже если он обернется для меня трагедией.

— А для меня? Меня

замучает, убьет совесть. На это вам наплевать?

— Ничто вас не замучает, и останетесь живы, — неожиданно вмешался Уваров. — Я уверен: все кончится благополучно, и поддерживаю просьбу Грега. А если он вам так дорог, предлагаю себя — обо мне плакать некому, я везде теперь, как говорят, персона нон грата.

— И этот туда же! — резко повернулся к физику доктор. — Вы мне также не посторонний. Да и не в этом дело. Я врач! Не могу я, _не могу_. Мне никто не давал такого, права. Тем более вам и восстанавливать нечего. Вы ставите меня в неловкое, некрасивое положение. Это безнравственно. Я категорически отказываюсь и не желаю продолжать разговор в том же духе.

— А вот русский доктор Бакулев учил молодых медиков, — вставил Уваров, — использовать малейший шанс спасти больного.

— Я преклоняюсь перед именем Бакулева, но не вижу аналогии. От чего спасать нашего друга? От чего? Он что, на грани смерти?

— Ну зачем же так прямолинейно. — Русский скривил губы. — На вашем месте я бы рискнул.

— Вы не на моем месте. Поэтому вам легко говорить. Всегда легче, если дело касается других. Повторяю, категорически отказываюсь. Да. И ничто, да-да, ничто не изменит моего решения! Господи, недаром вчера меня терзали предчувствия.

— Значит, доктор, — Грег пристально взглянул ему в глаза, — имея возможность вернуть меня в лоно полноценных, вы из-за своей сомнительной щепетильности отказываетесь. Это и есть безнравственность, равнодушие и эгоизм. Вы можете, но, видите ли, не желаете.

— А кто вам сказал, что могу? — Эдерс затряс черной гривой. — Почему могу? Вдруг все не так и не то? Мало ли что они там насочиняли? Не исключено — случится непоправимое, мы же вступаем в область неизведанного. Вдруг вы примете обличье какого-то монстра-людоеда и в вас проснутся первобытные и отвратительные инстинкты? Вам лень об этом подумать?

— Но я же освобождаю вас от ответственности и угрызений совести, — засмеялся Грег.

— Вы — да! А я себя — нет! И перестаньте хихикать, мне не до юмора. Я возмущен — вы просто легкомысленный человек. — Он насупился, замолчал и нервно заходил по холлу.

— Доктор! — Уваров обнял его за плечи. — Успокойтесь. Мы вас очень любим и уважаем. Но Грег прав, действительно другого выхода нет. Будь я врачом, честное слово, решился бы на эксперимент. Это особый случай, требующий и благородства и мужества. Впрочем, — он прищурился, — вы можете подсказать что-либо иное?

— Значит, вы бы согласились? — Эдерс остановился.

— Не колеблясь. Потом, я же буду ассистировать. Работа установок — моя епархия. Следовательно, я не только помощник, но и соучастник и готов разделить с вами любую случайность. На лабораторные исследования

времени нет.

— Тем более, — вставил Грег, — мне кажется, скоро нас побеспокоят люди Робинсона или Майка. Не исключено, они отправят на тот свет с легким сердцем — без всяких душевных угрызений. Эти опасения и заставили меня сфотографировать материалы. Я изготовлю еще копию, а оригиналы уничтожим.

— Вы хотите уничтожить созданное Смайлсами? — взвился Эдерс и уставился горящими глазами на Грега. — Это вандализм! На подобное злодеяние замахивались разве варвары-гунны или гитлеровцы. Вы фашист?

— Полно, доктор, — Грег встал, — не нервничайте, я же сказал: два экземпляра спрячем, а подлинник сожжем. Так удобнее — катушка пленки не больше двадцатицентовой монеты.

— Копия — это копия, а оригинал — оригинал. — Эдерс задумался и поджал губы.

— Не забывайте — это фотокопия. Кипу документов труднее сохранить, а микропленку я при необходимости проглочу или так запрячу, сам дьявол не отыщет.

— Делайте как знаете, вам виднее. Я умываю руки.

— Ручонки вы умоете перед операцией над Грегом, — улыбнулся Уваров.

— Не ерничайте! Никаких операций! — опять взвился доктор. — С генетикой шутки плохи. С ней разговаривают на «вы». Дилетанты, неучи и профаны не представляют могущих произойти пагубных последствий. Это святая святых, в нее следует входить на цыпочках.

— Мы все понимаем. Но поймите и нас, иного выхода нет. — Грег сдвинул брови. — Значит, вы желаете, чтобы я так и остался калекой?

— Нет, не желаю. Не в том дело, а вдруг…

— Если произойдет это «вдруг», даю письменное разрешение Уварову пристрелить меня. Изобразим самоубийство.

— Здрасьте! Вот это мило! — вытаращил глаза физик. — Почему именно мне отводится столь ужасная роль заплечных дел мастера?

— Потому что вы меня поддерживаете и уверены в успехе, как я сам. Вы оптимист, а доктора постоянно заносит в негативную сторону. Родится монстр! Вырастут бивни! Полезу на деревья! А если обернусь гением? Начну слагать стихи, как Шекспир, писать картины подобно Рембрандту и сочинять музыку, достойную Чайковского? Вас гложет зависть, Макс, поэтому вы и отказываетесь. Вдруг замухрышка Грег превратится в сказочного принца? Что тогда станет с вашей совестью?

— Вы неисправимы, Фрэнк. Делаете вид, будто не понимаете меня, хотя вам все прекрасно понятно. Вы вымогаете…

— Себе превращение в сказочного принца, — закончил Уваров.

— Не острите! Я не шучу! — взвизгнул Эдерс, но уже как-то неуверенно.

— И мы не шутим, наш милый доктор. Мы вас просим как единственного волшебника, даже, если хотите, умоляем снизойти…

— Пропадите вы пропадом! — Эдерс засунул кулаки в карманы брюк и выпятил круглый животик. — Я умываю руки. Будь что будет. Вы с физиком затравили меня, загрызли, затюкали и загнали в тупик. Это нечестно, неблагородно и уж, во всяком случае, не по-товарищески. Вы создали искусственное большинство. Вероятно, с этой целью и Мартина сплавили — он бы взял мою сторону. Не даете мне открыть рта! А вам, Уваров, я этого…