Год длиною в жизнь
Шрифт:
Поезд наконец-то остановился. Проводница опустила лесенку и даже обтерла грязной до отчаяния тряпкой поручень.
– Ну, сходи! – скомандовала, сонно глядя на Риту.
Рита свесилась со ступенек и поглядела направо и налево.
Господи всеблагий! Что направо, что налево – глухая стена леса! Вплотную к рельсам – полоска щебенки, ниже – довольно глубокий, заросший травой кювет, на дне которого поблескивала вода.
– А где же станция? – спросила Рита с ужасом, обернувшись к проводнице.
– А на той стороне! – зевнула та, махнув куда-то себе за спину. – Спускайся, говорят тебе, а то
Полоска насыпи, на которой можно было стоять, не рискуя свалиться в кювет, оказалась годной только для циркового артиста. Рита сползла на полметра вниз, стащила сумку, насунула на голову куртку и села на корточки.
– Бывай! – жизнерадостно крикнула проводница, захлопывая дверь.
А потом раздался гудок, громыхнули колеса – и невыносимый грохот обрушился на скорчившуюся Риту, как удар. Ее било раскаленным ветром, пропахшим мазутом и углем.
«У меня был пятый вагон, – думала она, содрогаясь от страха. – В составе их шестнадцать. Надо перетерпеть одиннадцать вагонов. Не так уж много!»
Это было, конечно, не так уж много, но прошла, казалось, вечность, прежде чем полуоглохшая Рита осознала наконец, что поезд прошел и можно разогнуться.
Проводница не солгала: как раз напротив, через пути, стояло приземистое неказистое барачное здание, на крыше которого был воздвигнут щит с надписью: «Станция Олкан ДВЖД».
Рита огляделась. Ни единой живой души вокруг! Ну, в одном она может быть совершенно уверена: если за ней и следили в самолете и после прибытия в гостиницу в Х., то сейчас ей удалось исчезнуть из поля зрения «людей в сером». Она оплатила номер вперед, оставила там вещи, купила билет в Олкан, а уезжая на вокзал, сказала администратору, что вернется через несколько дней. И если никто, кроме нее, не сошел с поезда, значит, она одна.
Неуклюже волоча сумку, Рита перебралась через рельсы и вошла в зал ожидания станции Олкан. Но спустя мгновение вылетела оттуда со смешанным ощущением жалости и стыда. Наверное, грешники на том свете должны пройти через вот такой «зал ожидания» на пути к первому кругу ада: ни одного стекла в окнах, ни одной лавки, на которой можно было бы хоть что-нибудь или кого-нибудь ожидать. Ужасные кучи и лужи по углам свидетельствовали о том, чем еще, кроме ожидания, занимались здесь редкие пассажиры.
И кроме пустого зала, здесь не было ничего. Ни кассы билетной, ни кабинета начальника станции, ни хоть какого-нибудь, самого жалкого кафе или бара, где можно поесть.
Рита с тоской огляделась. В желудке сосало так, что тошнота подступила к горлу. Почему она не взяла с собой ничего из еды, никакого бутерброда или булочки? Вчера на вокзале в Х. на лотке барменши (пардон, они тут называются буфетчицами!) лежали такие пышные лепешки с белым сыром. (Ах да, белый сыр по-русски называется
– Доченька, у тебя горло заболит! – испуганно сказала продавщица, бывшая, вероятно, ровесницей Риты.
– Ничего, – лихо ответила та, догрызая вафлю. – Еще одно за тринадцать копеек дайте, пожалуйста!
Вот бы сейчас съесть хоть одно из тех семи мороженых! Как было бы здорово!
Хотя нет, в такой холод мороженого не надо. Сейчас бы крепкого кофе… или чаю, пусть даже того, из коробочки со слоном…
Тошнота волной подошла к горлу – и отхлынула, оставив испарину на висках.
Спокойно, приказала себе Рита. Раз есть станция, значит, здесь кто-нибудь должен быть. Может, вход в служебное помещение с другой стороны?
Она поставила чемодан на некое подобие крыльца и пошла вокруг дома. Но через два шага вернулась и подняла его снова. Не то чтобы она опасалась, что кто-то украдет ее вещи в этом звенящем на разные птичьи голоса, прохладном, росистом безлюдье, но с чемоданом в руке она чувствовала себя уверенней.
Ого, дверь! И крыльцо, к которому со стороны леса ведет протоптанная тропинка!
Рита оглядела окна, изнутри завешенные ситцевыми нестираными занавесками, и поднялась на крыльцо. Постучала. Тишина… Нет, какие-то звуки все же доносятся из-за двери. Постучала снова. Странные звуки стали громче.
Рита нахмурилась. Похоже было, что кого-то избивают. Тяжелое оханье, стоны, глухие удары… Куда она попала? Как бы исчезнуть отсюда?
Не получится – обратный поезд пойдет на Х. только через сутки. Она не имеет права уехать, не исполнив то, что должна исполнить. И вообще смешно: женщина, прошедшая войну, не раз, как принято выражаться, смотревшая в лицо смерти, боится каких-то неясных звуков. А что, если кому-то здесь нужна помощь?
Рита заметила, что створка одного из зарешеченных неплотно окон прикрыта. Ей удалось просунуть между прутьев ветку, чуть отодвинуть створку и приподнять край занавески. Приникла к щелке. Какое-то время ничего невозможно было разглядеть, потом глаза привыкли к темноте – и Рита еще мгновение всматривалась, не веря себе.
Резко выдернула палочку, отпрянула от окна – и зажала руками рот, чтобы не рассмеяться. Театр абсурда! Интересно, как скоро те двое, чьи голые тела она разглядела на покосившейся кровати, закончат заниматься тем, чем они занимаются? Судя по широченной спине мужчины, он полон сил и способен делать свое мужское дело еще пару часов. И что, Рите все это время на крылечке сидеть?