Год Дракона
Шрифт:
Майзель вытащил из багажника какие-то сумки, легко взял их одной рукой, другой обнял Елену за плечи и увлек по заботливо расчищенной в снегу тропинке к лестнице, что вела в дом. Они поднялись наверх, вошли внутрь, и Елена улыбнулась, – именно так она и представляла это себе: огромное помещение без перегородок, могучий дубовый стол со стульями, этажерка с книгами, высокие, едва ли не с нее ростом, подсвечники с толстыми свечами из настоящего воска, П-образный диван и пара кресел, кухонный уголок у окна, и огромный камин с уже разведенным огнем, на полу перед которым – широкое
– Нравится? – с беспокойством спросил Майзель. Елена кивнула и, протянув руку, подергала его за ухо. Он вздохнул с явным облегчением и улыбнулся: – Ты голодна?
– Не знаю. А что, ты собираешься меня кормить, если я скажу «да»?
– Обязательно.
– Драконище, ты знаешь, что таких мужчин, как ты, не бывает на свете?
– Знаю, – он печально вздохнул. – Ну, что выросло, то выросло…
Он не разрешил ей помогать ему. Елена сидела и смотрела, как он режет нежное, в мраморных прожилках, мясо на тонкие, полупрозрачные ломти огромным тяжелым ножом, как жарит его прямо на раскаленной стальной плите, переворачивая деревянной лопаткой и бормоча что-то себе под нос, как режет овощи, засыпает их приправой, заливает оливковым маслом и складывает в огромное стеклянное блюдо, мешает, как несет на стол еду и вино в высоком глиняном кувшине, и такое творилось у нее внутри…
– Я не люблю мясо, ты же знаешь, – вздохнула Елена.
– Это не мясо, жизнь моя, – он повернул к ней голову и улыбнулся. – Это лекарство.
Елена и вправду была дико голодна, и поняла это, только когда Майзель поставил перед ней тарелку с едой. И это было действительно так вкусно… Впрочем, она быстро насытилась, и ей так захотелось спать, что она даже не стала притворяться. И не сопротивлялась, когда Майзель поднял ее на руки и отнес на шкуры…
Она проснулась, когда за окнами была уже глубокая ночь. Свечи в канделябрах сгорели едва ли не на половину… Майзель лежал рядом с ней, подперев голову рукой, глядел бездумно в огонь, и сполохи пламени освещали его лицо, придавая ему причудливое и странное выражение… Елена потянулась и привлекла его к себе.
Он отозвался на ее призыв так, словно ждал его всю жизнь. И все было по-прежнему… Он снова перецеловал Елену всю – от пяточек до мочек ушей, и вошел в нее со стоном, от которого у Елены сжалось сердце… Ее почти сразу же унесло взрывом, и потом, через несколько минут, еще… Она искусала ему все пальцы… А потом она почувствовала обжигающе-теплую влагу, затопившую ее лоно. И, ощутив, как он наполняет ее – безнадежно, бессмысленно, бесполезно, напрасно – Елена горько расплакалась у него в руках.
Он увидел, как слезы покатились у Елены по лицу. И снова испугался так, что ватная слабость поползла от живота к ногам и груди. Так, что он закричал шепотом:
– Что с тобой, мой ангел?! Тебе больно?! Где больно?!
– Нет. Мне не больно. Мне очень-очень хорошо. Мне так хорошо, Дракончик… Я… я совсем по другому вопросу плачу…
– Я не хочу обсуждать это сейчас. И запрещаю тебе. Позже. Позже, мой ангел. Пожалуйста.
– Хорошо, – согласно кивнула Елена и улыбнулась дрожащими губами.
Ей
– Тебе в самом деле не больно?
Мне больно, чудище, подумала Елена, мне очень больно, хоть и не так, как ты подумал, но мне так хорошо, что пусть будет больно, я согласна…
– Мне хорошо, – повторила Елена и погладила его по лицу.
– Ты не врешь?
– Нет.
Майзель поцеловал ее снова.
– Дракончик.
– Что?
– Я старая.
– Да. Ты баба-яга.
– Я серьезно.
– Обязательно. Я тоже.
– Смотри. Вот морщинки, видишь? Вот. И вот. И вот тут… А ты… Ты такой… Тебе нужно девочку молоденькую… Семь штук… А меня… Меня после двух разочков можно вешать на веревочку сушиться… А тебе еще хочется… Я же чувствую…
– Мне тебя хочется, ежичек. Понимаешь? Не других. Не девочек. Не всяких разных. Тебя. Только тебя. Одну. Всегда.
– Как это получилось?
– Я не знаю.
– Тебе хорошо со мной?
– Мне никогда не с кем не было никак. Я ничего не помню, что было до тебя. Я знаю только тебя, я хочу только с тобой, я ничего другого не хочу и не могу, не хочу хотеть, жизнь моя. С тобой мне так хорошо, что я умираю в тебе каждый раз, ангел мой, понимаешь?!
– И я… Ну почему же так поздно, Господи, почему?!
Столько лет, в отчаянии подумала Елена. Столько лет я бегала по всему свету… И ты… Где ты был столько лет?! Боже, как это глупо. Ты даже не увидел бы меня. А я? О, нет, я бы тебя увидела. Даже тогда. Потому что ты всегда был таким. В тебе ничего не изменилось. И я бы тебя ждала. Сколько нужно. Пока бы ты не разглядел меня в толпе. И все бы было совсем иначе…
Она вцепилась изо всех сил ему в плечи:
– Ты мой?
– Да, ежичек.
– Только мой?
– Да, щучка.
– И никогда не будешь больше ничей?
– Никогда, мой ангел.
– Можешь завести себе табун разных девочек, черненьких, рыженьких и беленьких. Сколько хочешь, – десять, двадцать, пятьдесят… Только чтобы ты был мой, – не их, а мой…
– Я не хочу никого, кроме тебя. И никогда не захочу. Сколько раз мне повторить это для тебя, жизнь моя?
– Ты и сейчас еще меня хочешь?
– Обязательно.
– Вот такую?
– Какую?!
– Зареванную и кислую? С синяками и морщинами? Все равно хочешь?
– Я… Господи, Елена… да. Да. Хочу.
– Иди… Не сюда… Сюда…
– Елочка… Что ты творишь со мной… Тебе же больно…
– Мне не больно… Или больно… Мне все равно… Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной… Всегда… Везде… Пусть будет больно… Лишь бы со мной… Всегда только со мной… Все, что хочешь… Мой маленький… Ящерка моя… Ты мой… Господи, ты мой…
Утром Елене никак не хотелось просыпаться. Но она все же просыпалась, – медленно-медленно проступая из сна в явь, и это движение сопровождалось каким-то странным, удивительно приятным чувством… И только проснувшись окончательно, Елена поняла, что это было. Майзель лежал рядом. И спал.