Год Дракона
Шрифт:
– Я сейчас разревусь. Честное слово.
– Нет. Давай в другой раз как-нибудь. Вместе поревем. Но не сейчас.
– Что ты собираешься делать?
– Ничего. Будем жить счастливо, как кролики, пока нам что-нибудь по-настоящему не помешает.
– Сильно сказано, – Полина закурила, наверное, пятую сигарету. – Цитата?
– Вроде того.
– Ух ты. Он еще и умный…
– Угу. Умный. Здоровый, как черт. Ростом под два метра. Вот такой и вот такой, – Елена показала руками, какие у Майзеля габариты. – Железо на нем ковать можно и танки из болота таскать. А иначе не выдержать это все…
– Что
– Все, Полечка. Все, понимаешь? Господи, знала бы ты, что я видела… Что собираются они свернуть… И это только начало…
– Елена, да что с тобой?!
– Ничего со мной. Я в порядке. Пора поливать соусом наши шляпы, Полечка. И вообще…
– Давай подождем, пока уляжется гормональная буря.
– Буря не препятствует, Полечка, а, скорее, способствует…
– Тебе хорошо с ним, – Полина не спросила, а словно ответила на свой собственный вопрос.
– Мне хорошо с ним, – эхом откликнулась Елена. – Это должно каким-то другим словом называться, Полечка. Не знаю, каким. Такого не было никогда.
– Никогда?! Ох, Еленушка…
– Вот и я говорю… У него нет ничего, Полина. Костюм, рубашка, носки, туфли, телефон. Все. Больше ничего, понимаешь? Даже часов…
– А где он живет?!
– В кабинете. Нет, ну, я была у него дома, на самом деле… Это тоже командный пункт, такой, знаешь, в стиле Корбюзье… Все для фронта, все для победы…
– Опять цитата?
– Опять, Полечка, опять…
– И надолго тебя так хватит?
– Ах, да не знаю я ничего… Полина, он наш. Он на тех же книжках вырос. А рефлексии – и следа нет. Где-то потерялась в пути… Наш. И другой. Такой потрясающе другой… А люди! Ты бы видела его людей. Как они смотрят на него…
– Альфа-самец, в общем.
– Это всего-навсего термин, который ничего не объясняет и ничего не говорит. Они все в него влюблены. По уши. Ты знаешь, если бы они все дрожали и ходили на цыпочках, это было бы понятно. Но этого там в помине нет. Я ничего не понимаю. То есть, понимаю, просто поверить никак не могу…
– Ты будешь что-то писать?
– Обязательно.
– Чего ты сияешь?!
– Ничего. Это просто опять цитата.
– Боже ты мой, Елена…
– Я должна. Я должна рассказать об этом. Ради него. Ради людей. Ради нас всех. Они просто не могут ничего объяснять, потому что они скорая помощь, а не сериал про скорую помощь. Понимаешь? А мы… Мы их не поняли и испугались. И продолжаем держаться за наш испуг, потому что так нам проще и понятнее. Это неправильно. Несправедливо… – Елена закурила снова, даже не притронувшись к принесенной еде. – Ты сейчас не обращай на меня внимания, хорошо, Полечка? У меня такое творится в голове и не только, что я не могу говорить членораздельно. Мне хочется все выпалить одним предложением, но я не могу. Это должно отстояться, отлежаться, распасться на какие-то внятные слова…
– А король?
– Что король?
– Они в самом деле друг к другу кофе попивать ездят?
– Да. Сама при этом присутствовала, – улыбнулась Елена. – Дети – спать, а мы – на кухню…
– Ты… ты что… ты тоже?! И в каком качестве?
– В качестве стратегического партнера, – Елена усмехнулась. – Очень даже нормально. Никаких церемоний. Милейшие люди. Особенно ее величество. С королем нам не так чтобы уж есть о чем поговорить…
– Еленушка. Тайм-аут. Умоляю.
– Конечно, Полечка, конечно…
– Ты поешь. Правда. Это надо сначала жевать, потом глотать. Не перепутай, ладно?
– Постараюсь, – хмыкнула Елена.
– Он слова-то хоть говорит?
– Говорит, – на лице Елены мелькнуло что-то. – Почти все…
– Ах, так…
– Нет, Полечка… Просто у него это так тоже, кажется, первый раз. Мы ведь все боимся ошибиться. Это так больно потом… Он не хочет, чтобы было больно. Я понимаю. Хорошо понимаю…
– Что значит – «у него тоже»? А у кого еще? У тебя? – Елена кивнула несколько раз быстро-быстро. – Ах, Боже, Еленушка… Конечно… Если так, тогда… какая тогда разница, что про него говорят…
– Правильно про него говорят. Он такой. И не такой. Он чудовище. Но внутри… Там, внутри, на самом деле… Там маленький мальчик, который хочет всех полюбить. И чтобы его полюбили.
– Ничего себе любовь…
– Полина… Лишь тогда дело можно назвать настоящим, когда под ним струится кровь. Не может быть по-другому.
– Да, хорошо, но что же они вытворяют…
– Ты даже не представляешь себе, что они вытворяют. Это просто не лезет ни в какие ворота. Они совсем иначе воспринимают действительность, Полина. Не как данность, а как вариант.
– Что это значит?
– Как вариант, понимаешь? Им не нравится так, как им дано. И они берут и вводят переменные или постоянные. Меняют условия задачи. Чтобы заранее придуманное решение было правильным.
– Это что, хорошо?!
– Это потрясающе.
– Да уж…
– Мы просто живем внутри раковой опухоли, Полина. То есть не мы… Весь мир. И вдруг, каким-то совершенно непостижимым образом, внутри этой раковой опухоли снова начали расти здоровые клетки. И раздвигать опухоль, пожирать ее. Как фагоциты. Как антибиотики. Конечно, раковая опухоль просто вне себя от бешенства и страха…
– Это Майзель-то – антибиотик?!
– Угу. И еще какой…
– Ну, ладно. Пусть рак, ладно. А можно… Я не знаю, – операцию сделать? Или все, в морг? Они же не операцию делают. Они больного, если следовать твоей метафоре, лупят по голове дубиной. С ядерным шишаком, кстати.
– А если больной еще и душою скорбен? Не понимает, что ему нужно лечь на стол и позволить надеть на себя маску для наркоза? И вокруг беснуется толпа дикарей, тоже, кстати, не с пальмовыми ветвями в руках? Что, лекцию читать, о достижениях современной медицины рассказывать? Очередь поверх голов, больного в нокаут. И вперед. И смелостью надо обладать вполне хирургической, чтобы в такой обстановке сориентироваться…
– Елена, поверх голов очередь. Не промеж глаз…
– Жрецам – промеж глаз. Остальным – поверх голов.