Год дракона
Шрифт:
– Мужчина, вы хотите, чтобы я милицию вызвала? Вы всех сейчас перебудите! – держала оборону толстая постовая сестра. – Часы не приемные! Приходите завтра!
– Оля, Оленька! – узнал жену дебошир.
– Простите, – Оля зыркнула на мужа, тот притих. Оля облокотилась на стойку, приблизившись к медсестре так, что могла рассмотреть волос, торчащий из родинки на подбородке. – Мы тут на лавочке у отделения посидим. Он не будет больше кричать. Очень нужно. Кто его кроме жены воспитает? – умасливала Оля.
– Ну знаете… –
– Ну взрослые ведь люди… – продолжала мягко гнуть свою линию Оля.
– А ведете себя как дети… Подняли все отделение на уши. Идите! – капитулировала тетка. – Недолго только!
Оля быстро увлекла Вову за собой, как бы все не испортил. Он умел молчать до поры до времени, но если его довести, то уж держите семеро. Выйдя за дверь, она наконец посмотрела на мужа:
– Ты что такой дурак у меня, а? – улыбнулась Оля, уткнувшись лицом в колючий свитер.
– Могла бы и позвонить. Жду с работы, ее нет. Я туда, там твой Олежка, говорит ушла в третьем часу, ничего не сказала… Я догадался… Все хорошо у тебя?
– Пока да… Прости-и-и, дуру. Я так перепугалась, ни о чем думать не могла, только бы в больницу скорее, а потом как вырубило…
– Ладно-ладно, родная. Ты только не волнуйся. Хорошо? – Оля кивнула, к глазам подступали слезы. Ну что этот Вовка такой хороший? – Надо что-нибудь?
– Ой, вот написали, – Оля вытащила скомканную бумажку с лекарством из кармана халата. – Купить надо.
– Сделаем! – Вова расправил бумажку и заново свернул, положив во внутренний карман куртки. – До смены завезу!
– Так ночь на дворе!
– Я тебя когда-нибудь подводил? – Оля прикусила язык и замотала головой. – Ну, а малыш наш как, папку порадует? – Вова положил свою широкую ладонь на живот в цветочках халата.
– Это девочка! – шепнула Оля.
– Кто сказал? – перевел свои голубые глаза на жену.
– Приснилось, – пожала плечами Оля.
– Ну значит Вика будет, – заявил будущий отец, не отпуская рук от живота. Зеленоглазой Оле часто снились пророческие сны. Иногда это пугало, смерть первых малышей она увидела во сне.
– Почему Вика сразу? – смешно надулась и уперла руки в боки Оля. Напуганные первыми потерями, пара никогда не обсуждала имена своих будущих детей.
– Ну как почему? Виктория, значит победа. Да, дочь? – пара переглянулась, каждый искал подтверждения в другом. Малыш внутри, будто подслушивая их разговор, толкнулся.
Оля не сдержалась и расплакалась. Вова только сильнее прижал к себе:
– Раздавишь ведь! – начала вырываться Оля, размазывая слезы.
– Дурочка ты моя, – ослабил хватку муж и большими пальцами вытер Олины слезы и поцеловал в нос. – Давай держись у меня! За двоих сейчас, – Оля всхлипнула, успокаиваясь.
– А… А она потом вырастет и парни ей с армии будут писать письма: «Вике – ягодке…» – просветлела Оля. Имя ей понравилось.
–
«Вика, – прошептала Оля уже в палате, накрытая одеялом. – Виктория Владимировна..» Звучит! Оля не могла остановиться и в мыслях уже заплела пшеничные косы в бантики, сводила в первый класс, отдала дочку замуж.
«Только не выходи раньше времени!», – мысленно повторила Оля и перевернувшись на другой бок, уснула.
***
В шесть утра в их палате бесцеремонно зажегся свет. Взвешивание, анализы, температура. Оля чувствовала себя неплохо и наконец-то смогла оглядеться по сторонам и увидеть своих соседок. Невыспавшиеся, растрепанные в халатах и сорочках, их всех хотелось обнять, поддержать, успокоить. Каждая из них носит или носила внутри ребенка, хотя округлившихся животов за исключением парочки не наблюдалось.
Взволнованная группа девушек с небольшими сроками сдавала кровь на ХГЧ. Это чем-то напоминало экзамен в техникуме, только вот все решало не подготовка, а случай. Оля отвернулась к стойке медицинского поста, коряво записав в журнал цифры на весах, и поспешила обратно на свою койку. Слишком живы были воспоминания после этого проваленного «экзамена» двухгодичной давности, закончившегося в зловещем процедурном кабинете…
После все вдруг стало бесцветным, еда пресной, если бы не медсестра, расталкивающая ее на завтрак, обед и ужин, она бы так лежала и лежала. Оживать она стала уже за стенами больницы.
В этот раз в нее вдруг вселилась уверенность, что все будет хорошо. Завтрак придал еще больше сил. Она родит этого ребенка, будет мамой.
Засыпать не хотелось, да и на капельницу нужно было через два часа. Чтобы не растерять позитивного настроя, Оля установила маленькое зеркальце на тумбочку и принялась плести себе две косы колоском – нужно вспомнить, как это, дочка ведь. Тут же замечтала о пряже, как навяжет крючком по схеме малышу пинеток, кофточек и платьев. Видела в киосках журналы, она сможет, она толковая…
– Гончар, Смирнова на капельницу, – резко вернул в реальность густой голос медсестры.
По длинному холодному коридору в самый конец, вдоль желто-грязных стен – обстановка не располагала к веселым и радостным мыслям. Почему так? Почему место, где вроде бы как спасают жизни выглядит как чистилище? Как не очень хорошее место.
Оле захотелось домой, захотелось расплести косы и собрать волосы в привычный хвост и бежать отсюда без оглядки. Все время, пока ее капали Оля продумывала план побега: обсудит с Вовой, дождется врача, все выспросит и если малышке ничего не угрожает, она напишет отказ и вернется домой.