Год дракона
Шрифт:
Купит пряжи, будет готовиться к рождению дочки, сделают ремонт в домике, доставшимся от деда, на работе напишет заявление о декретном отпуске. С начальством отношения хорошие, должны сохранить место, а Вовиной зарплаты на заводе должно хватить…
После обеда Оля была как на иголках, ждала Вовы, не терпелось все обсудить. Он припаздывал и девушки, уже повидавшие своих мужчин возвращались с пакетами, кто с припухшими глазами от слез, кто с легким румянцем на щеках, но какие-то умиротворенные. Оля нервно ждала на лавочке у палаты приглашения от постовой сестры. Снова звонок.
– Гончар! Твой сумасшедший
– Родная! – Вова обнял жену, обдав запахом табака.
– Так, а курить хорошо бы бросить! – включила тон учительницы Оля, но тут же сбавила обороты, обмякнув в сильных вовиных руках. – Соскучилась! Хочу домой. Хочу написать заявление на работе, и сидеть дома, вязать.
– Ты, вязать? – переспросил Вова, улыбаясь. – Точно девчонка растет внутри. Как скажешь, родная, главное, чтобы тебе было хорошо и ей, – Вова не удержался и провел ладонью по Олиному животу, и вдруг хлопнул себя по лбу. – Таблетки ведь! – и начал шарить по внутренним карманам куртки.
– А я варенья хочу… Клубничного. Наговорились вчера про Вику-ягодку. В этом году урожай никудышный был…
– Беременная ты моя, смешная. То пряжу, то бежать, то варенья.
– Вов, – озабоченно произнесла Оля так, что муж вздрогнул. – А год кого обещают-то?
– Что пугаешь? Вроде дракона, девчонки на работе болтали.
– Огонь девка будет…
– Оля, ты меня своими перепадами пугаешь. И так дурехой была… – Вова посмотрел на жену, у нее поползли слезы. – Блин, родная, ну ты чего. Я ж любя, ты самая драгоценная дуреха на всем белом свете, – Вова взял жену за плечи и заглянул прямо в глаза. – Держи таблетки, выспроси все у врачей и если что возвращайся домой. Без тебя там не то. Хорошо?
Оля кивнула, оставалось пять минут до окончания часов приема. Встречаться с толстухой не хотелось, Вова поцеловал Олю в нос – «их» поцелуй. Он не любил показывать своих чувств на людях, поэтому этот «их» поцелуй был для Оли на вес золота. Она пошлепала обратно в отделение, Вова не уходил, смотрел на тоненькую фигуру жены. Перед поворотом, перед тем, как окончательно скрыться, Оля обернулась. Их глаза встретились. Оля улыбнулась, внутри разлилось тепло вместе с твердой уверенностью, пока Вова рядом, все будет хорошо.
***
Выбраться из стационара Оля смогла только через неделю. Она старалась держаться и не унывать, пока ежедневно маленькие трагедии то и дело разыгрывались в ее палате.
Напротив пластом лежала нерусская девушка, пережившая третий выкидыш в стационаре. Об этом шептались медсестры, и Оля случайно услышала. Ночью кто-то, Оля не знала, всхлипывал в подушку. Ей же врач сказала: «Неделю покапаем от тонуса капельницы. Ну и все. Дальше только постельный режим и опять же никаких гарантий. По узи все в порядке, у девчонки у твоей».
Наверное, это была одна из самых радостных новостей, услышанных в этих казенных стенах. Интуиция не обманула – девочка. И вот Оля поворачивала ключ от двери их маленького домика. Вова был на заводе и должен был прийти к вечеру. Об ноги потерся полосатый кот Кузьма, явно надеясь чем-нибудь поживиться.
Немного помучившись с крышкой, Оля зачерпнула столовую ложку варенья, с ягодками и зажмурилась от удовольствия. Все, как она мечтала: «Ну, Вовка! Ну дает!» Кот, почувствовав расположение хозяйки, прыгнул на коленки, и с трудом устроился, заведя свою мурчательную песню. Оля чесала Кузьму за ухом, заметив, что живот за неделю заметно подрос и улыбнулась. Дочка, явно распробовала папкино варенье, толкнулась еще и еще. «Не за что доча, скажешь потом папе спасибо!», – подумала Оля и вдруг нахмурилась, глубокая морщинка тут же пролегла между бровями – у мусорки стояли две пустые бутылки из-под водки. Все в Вове было хорошо, но когда пил становился сам не свой и мог натворить разного, нехорошего.
Однажды его чуть с завода не уволили, подрался с коллегой, а начинали мирно, поздравляли этого же коллегу с рождением сына… Отпраздновали так, что оба оказались в отделении под угрозой увольнения. Протрезвевший, Вовка выболтал свободу и себе, и новоиспеченному отцу. Он умел договориться, только вот алкоголь начисто лишал его этой способности.
Что делать с этой особенностью мужа, Оля не знала. Вроде и так и этак пробовала говорить, на что Вова глядел ей в душу своими синими глазами и говорил: «Родная, я себя контролирую. Не переживай» И все обходилось. Иногда. Поэтому в праздники Оля не расслаблялась, а наоборот только напрягалась, переходя в боевой режим наблюдателя. Она содроганием подумала про приближающийся, как скорый поезд, Новый год. Вова его очень любил и обожал отмечать шумно, в компании. Может в этот раз уболтает тихо и по-семейному?
Так в размышлениях и хозяйских уборках прошел день. Вова был аккуратист, но шустрый Олин хозяйский взгляд быстро нашел слабые места в одиноком быту мужа: в стирку отправились кухонное полотенце и постельное белье. Пепельница, будь она неладна, была вытряхнута и отмыта, пыль на полках стерта. Суп побулькивал на плите, когда в сенках, сбивая снег с подошв, затопал муж.
Оля бросилась к двери: «Вовка!» и уткнулась своими губами в его. Соскучившийся муж отстраняться не стал, они были одни в доме и ответил на поцелуй.
– Так рад, что ты дома! – вполголоса сказал муж, чмокнув Олю в нос. – Раздеться дашь? – забросив шапку на вешалку, Вова остановился и принюхался. – А что за супчик? Борщ?
… Оля сидела за столом и подложив руку под подбородок, смотрела на мужа, который жадно хлебал из тарелки:
– Я же говорил, что ты готовишь самые вкусные борщи? – с трудом оторвался от тарелки Вова. – Я тут узнал, что Олежек-то твой с Нинкой из бухгалтерии нашей встречается, вот думаю, может к ним на Новый год?
– Ты прожевывай! – улыбнулась Оля. – Ну не знаю… Может по-семейному? Втроем? Дома?
– Так это считай последний Новый год, когда нормально с друзьями отметим, помнишь Влада? Он как дети родились уж третий год то к свекрови, то дома.. Совсем друзей забыл..
– Ну не знаю… Давай подумаем…
– А что тут думать? За одно Нинку поблагодаришь, думаешь, кто варенье достал? Мы им настойки из батиного погреба принесем!
Оля нахмурилась и замолчала. Вова продолжил есть.
***