Год гиен
Шрифт:
На лице Ненри читалось печальное разочарование. Оказывается, его брат ничего не знал о его успехе! В глубине души писец верил, что все люди завидуют ему, даже надеялся на это.
Семеркет с трудом проговорил:
— Я думал, ты служишь в храме Сехмет.
— Я счастлив сообщить, что мои навыки и прилежание замечены в этом храме, — на губах старшего брата появилась дурацкая улыбка. — Слава богам, моя жена и я отныне входим в число первых людей Фив.
— Ах, да, теперь
Семеркет выпалил эту фразу, как хирург, рассекающий рану, торопясь закончить прежде, чем начнется кровотечение.
Ненри вздрогнул, в ярости встал и негодующе навис над братом.
— Как ты можешь так говорить? Мой сын теперь будет великим! И это — благодаря тому, что я не ставлю свои интересы превыше всего. Я отдал его дяде жены, потому что это дало бы ему так много. Я сделал это ради мальчика, слышишь?
Семеркет заговорил ровным успокаивающим тоном:
— Ты меня неправильно понял, Ненри. Ты хорошо поступил. «Старший писец господина градоправителя» — это стоит, по крайней мере, двух сыновей.
Старший брат смотрел на него, уронив руки.
— Почему я все время тебе помогаю? Ты никогда не чувствуешь благодарности, всегда глумишься надо мной. Почему? Что плохого я тебе сделал?
Семеркет глядел теперь на него так твердо, что Ненри невольно опустил глаза.
— Ты продал сына, чтобы стать писцом. Писцом, брат! Если бы ты знал, как мы с Найей мечтали иметь ребенка. А ты отдал своего так небрежно, как женщина одалживает платок.
Подергивания и тики перекинулись на рот Ненри.
— Мне следовало бы оставить тебя умирать. Всем было бы лучше, если бы я так поступил.
— Да, — голос Семеркета был усталым и невыразительным. — Особенно — мне.
Слуга вернулся с вином, и Ненри сломал печать на кувшине. Он налил вино в чашу, протянул ее Семеркету, и тот выпил все одним глотком, а потом молча протянул чашу, чтобы ему налили еще. На этот раз он пил медленнее, а затем вздохнул. К нему явно вернулись силы. Семеркет обратил черные глаза к брату и слуге.
— Присоединяйтесь, — сказал он.
— Ты очень щедр с вином, за которое я плачу.
Ненри все еще злился, но, тем не менее, налил себе вина. Некоторое время все трое молча прихлебывали. Семеркет поднял голову и оглядел маленький дом.
— Я не собирался сюда возвращаться, — почти удивленно сказал он.
— Почему?
— Разве это не ясно? Я собирался умереть.
Старший брат не шевельнулся.
— Ты имеешь в виду, что устал колотить целыми часами в ворота дома Найи, позоря себя и свою семью?
Он ожидал, что его Семеркетом овладеет один из
— Да. Теперь с этим покончено.
Ненри саркастически хмыкнул.
— И какому чуду мы обязаны этой перемене?
Семеркет медленно выдохнул, и слова его прозвучали тоже, как долгий вздох.
— Она беременна ребенком Накхта. Ты это знал?
Ненри потрясенно повернулся к брату. Вся враждебность была забыта, его немедленно охватило раскаяние.
— Ох, Кетти!
Писец придвинулся к брату. Теперь его лицо было всего в нескольких дюймах от лица Семеркета.
— Как ты узнал? Кто тебе рассказал?
— Она сказала сама.
— Когда?
— Не помню. Во время праздника Осириса, думаю. Она взяла меня за руку. И я почувствовал, как он шевельнулся…
— Когда это должно произойти?
— Не знаю. Через три месяца? Через четыре?
— Кетти, мне так жаль. И вправду жаль.
Семеркет повернулся лицом к стене.
— Мне не надо жалости. Только не от тебя.
— Тебя жалеет тот, кто знает, каково это — потерять сына.
Еще никогда Семеркет не слышал от брата слов, настолько похожих на признание своей ошибки. Глаза его начали жечь слезы, он сморгнул их и резко вытер лицо тыльной стороной руки.
— Почему ты пришел именно сегодня? — простонал он. — Почему не дал мне просто умереть?
Ненри поднял голову.
— Я пришел потому, что нашел для тебя работу. Мы с женой подумали, что если бы тебе было чем себя занять, ты бы про все забыл.
Семеркет мрачно вздохнул.
— Про все?!.
Писец настойчиво и все более возбужденно продолжал:
— Вообще-то, готов поспорить: когда ты услышишь, что это за работа, ты оставишь ужасную идею загнать себя пьянством в ближайшую гробницу. А самое лучшее — ты единственный, кто годится для этой работы.
Слуга принес второй кувшин вина. То ли благодаря этому второму кувшину, то ли оттого, что Семеркет достиг в своей жизни самой низшей точки, когда больше нечего терять, он без жалоб выслушал рассказ брата.
Ненри рассказал об убийстве жрицы, о том, как дело случайно подпало в ведение сразу двух градоправителей, о том, что сам министр отдал предпочтение Семеркету перед всеми остальными, поручив ему расследование убийства — благодаря заступничеству Ненри, конечно. А самое лучшее, заверил писец, — это то, что министр Тох выбрал Семеркета из-за его упорного характера. Тем более, он не состоит ни у кого в подчинении. Младший брат — единственный, кто мог расследовать дело, потому что всех презирает.