Год гиен
Шрифт:
Неферхотеп поспешно вмешался:
— Пожалуйста, пожалуйста, не торопитесь. Мы не запрещаем вам вести расследование. Вовсе нет. — Он быстро огляделся по сторонам, многозначительно задержав острый взгляд на Кхепуре. — Но у нас тоже есть свои традиции. Мы просто говорим, что мы, старейшины, должны все обсудить. Даже министр это поймет.
Семеркет зашел в тупик. Он еще никогда не встречался с такими флегматичными людьми — тем более, что они несколько минут назад выяснили, что их родственница жестоко убита. Обычно родственники жертв изо всех сил вопияли о казни в каком-нибудь публичном месте.
В чиновнике проснулось подозрение.
—
Снеферу собирался что-то сказать, но Кхепура невозмутимо его опередила:
— Дух Хетефры поймет, что старейшины должны обсудить это дело, даже если вы этого не понимаете! — ее резкий голос словно выносил окончательный приговор. — Да ее не было три дня, прежде чем кто-нибудь из нас понял, что она исчезла! И никаких духов за это время…
Слова толстухи растворились в молчании. Она сказала слишком много, и теперь в отчаянии смотрела на Неферхотепа, ища поддержки.
Глаза Семеркета стали похожими на черную слюду.
— Ее не было три дня, прежде чем вы заметили ее исчезновение?
Никто не ответил.
— Когда вы доложили, что она исчезла?
И снова никто не подал голос.
Чиновник уже знал ответ:
— То есть… никто об этом не доложил?
К Кхепуре первой вернулся дар речи.
— Вам не следует винить нас в том, — заявила она. — Хетефра заботилась о святилищах по всем холмам. Это было в порядке вещей, что она отсутствовала так долго.
Один из старейшин с энтузиазмом заговорил:
— Да, прежде чем боги поразили ее слепотой, мы часто не видели Хетефру целыми неделями!..
Кхепура вздрогнула, услышав эти слова, ее губы сложились в беззвучном ругательстве. Неферхотеп взялся рукой за голову. Увидев их реакцию, старейшина, только что подавший голос, смутился.
— А что? — спросил он. — Что я такого сказал?
— Она была слепа! — черные глаза Семеркета жестко сияли.
— Но это же не секрет, — защищаясь, настаивал старейшина. — Все это знали!
— Я хочу понять следующее, — негромко проговорил Семеркет. — Слепая старая госпожа, ваша тетушка… бродит по холмам три дня, и все об этом знают… И никто из вас даже не подумал справиться о ней, когда она не вернулась домой?
Старейшина захлопнул рот. Внезапно он понял, какую важную вещь только что выболтал.
— Это Рами должен был ее сопровождать, — сказала Кхепура, ни к кому не обращаясь. — Но не вините его. Когда в тот день он появился у ее дома, она уже ушла в горы. Хетефра могла быть очень упрямой, знаете ли.
Неферхотеп заговорил, наконец, с извиняющейся улыбкой:
— Все это очень интересно, но, боюсь, я не могу позволить вам продолжать задавать подобные вопросы, господин Семеркет… До тех пор, пока старейшины все не обсудят.
Чиновник бросил на писца раздраженный взгляд.
— И когда вы все обсудите?
— Завтра, а может быть, к концу недели, — ответил Неферхотеп. — Не позже.
Семеркет прошел по Месту Правды, как строители гробниц назвали свой поселок. Хотя ему и мешали начать нормальное расследование, кое-что он все-таки мог разведать
Первым делом он мысленно составил карту деревни. Расхаживая из конца в конец, Семеркет прикинул, что здесь живет примерно сотня семей, и у каждого дома есть общие стены с соседними домами. Он заметил также, что некоторые семьи, в том числе семья Ханро, добавили к своим домам второй этаж.
Семеркет попытался представить, на что похоже Место Правды с птичьего полета. Наверное, на единственное здание в виде огромной черепахи, фантазировал он. Суживающееся по краям, с широкой серединой. Кривая главная улица, на которой он стоял — такая узкая, то он мог дотронуться до стен — была черепашьим хребтом, а улочки, тянущиеся на запад и на восток — ее ребрами. Крыши, плоские и неровные, походили на щитки на гигантском панцире твари.
Вернувшись вспять, чиновник понял, что у него появился спутник: кошка Хетефры, Сукис, шла по улицам вслед за ним. Когда Семеркет задержался, чтобы оглядеться, он тоже остановилась, села и стала усердно вылизывать свой желтый мех. Он наклонился, чтобы ее погладить, и кошка с мяуканьем обвилась вокруг его лодыжек. До него из боковой улицы донесся звук работающего ткацкого станка, и он направился туда.
Иероглифы, нарисованные на стене над дверыо, возвещали, что это — «Саваны Менту». Семеркет и Сукис вошли в дверь. Женщина, сидевшая в полутьме, даже не взглянула на него. Молоденькая девушка, наверное, ее дочь, помогала разматывать со шпульки льняную нить. Челнок в руке женщины мелькал слева направо и обратно так быстро, что Семеркет едва мог его разглядеть. Снежно-белая нить, которую разматывала девушка, была настолько тонкой, что казалась несуществующей. Со станка на пол падала прозрачнаяткань.
Потом внимание чиновника привлекла какофония молоточков, стучащих по металлу. Под навесом дальше по улице он увидел золотых дел мастера Сани, мужа Кхепуры — тот тщательно полировал поверхность золотой маски. Сани окружали помощники — его сыновья, судя по тому, как они были на него похожи. Они расплющивали золотые слитки, превращая их в листы толщиной в папирус.
Семеркет подошел ближе, чтобы рассмотреть маску, которую полировал Сани, и с испугом увидел лицо самого фараона Рамзеса III. На столе позади Сани лежала корона из полосок золота и ляписа. Позже она будет прикреплена к маске, чтобы слиться с ней в единое целое. Для египтян было кощунством даже вообразить фараона мертвым, лежащим в гробнице. Но здесь перед Семеркетом оказалась маска, которую возложат потом на мумию фараона.
Чиновник быстро опустил глаза, не в силах больше смотреть на маску, чувствуя, что взглянул на что-то слишком ужасное, слишком пугающее, чтобы просто небрежно на это глазеть. Однако мимо навеса работающего Сани проходили люди, направляясь по своим делам. Они даже не замедляли шагов, чтобы взглянуть. Казалось, одного только Семеркета нервировало происходящее, и они с Сукис поспешили прочь.
Спереди и сзади из каждой двери на улице доносились звуки дневных работ — перезвон молоточков, стук по наковальне, визг пилы, голоса, выкрикивающие указания. Чиновник почувствовал, что такая деятельность давит ему на нервы, что он почти задыхается от нее.