Год Мамонта
Шрифт:
Когда два его друга ввалились в таверну, сын хозяина, стоявший за стойкой, поприветствовал их, изображая дружеское расположение, а сам струхнул. Своих молодых друзей, детей богатых купцов из Астафии, он знал хорошо, и сам любил с ними буянить — но не у себя. Отец должен был вот-вот приехать, и нагоняя не избежать. Вскоре почти все посетители, которым не понравилось молодежное буйство с громкими никчемными разговорами и неуклюжим бессмысленным мотанием по всему помещению, ушли, кроме очень пьяного фермера, которому было все равно. Вскоре прибыл третий друг, ведя под руку какую-то слепую тетку с палкой, в мешковатом коричневом платье, босую, взлохмаченную, и длинную. Усадив тетку за стойку, он ненужно громко, будто кричал через целое поле, поросшее
Сын хозяина налил ему в кружку вина, и двум другим тоже.
— И тетке налей, — потребовал новоприбывший.
Сын послушно налил тетке.
— Нет, спасибо, я не буду, — сказала тетка, тараща слепые глаза мимо кружки и мимо сына хозяина и улыбаясь. — Мне бы немного воды.
Сын хозяина налил ей воды. Дети купцов стали наперебой рассказывать друг другу, кто из их друзей и знакомых что сказал за прошедший день, и очень шумно смеялись сказанному, хотя вроде бы ничего смешного не говорилось. Потом они обсудили несколько недавних драк, в которых, по их словам, они принимали участие и вышли несомненными победителями. Затем разговор перекинулся на девушек, и сына хозяина попросили налить еще и нести хрюмпели и атасы. Когда сын ушел за хрюмпелями, один из гостей перепрыгнул через стойку и, выволочив кувшин с вином, подлил себе и друзьям. Громкий разговор продолжился.
Хмелели они быстро. Вскоре, сев за один из столов, они организовали игру в кости и азартно играли около получаса, хохоча и ругаясь. Затем у прибывшего последним кончились деньги. Он встал и пошел к слепой.
— Слушай, тетка, — сказал он понижая голос и пьяно наклоняясь к самому ее лицу. — Мне тут светит крупный выигрыш, но не хватает несколько монет сделать ставку. Одолжи, а?
— У меня очень мало денег, — сказала слепая. — А мне еще идти очень далеко.
— А я с тобой выигрышем поделюсь.
— Нет, не надо, спасибо.
— Но ведь верный шанс!
— Нет.
Парень вернулся к столу раздраженный. К играющим присоединился сын хозяина. Через некоторое время парень опять подошел к слепой и потребовал, уже грубо, чтобы она дала ему денег.
— Давай сколько есть, — потребовал он. — Давай сама, а то хуже будет. Отниму ведь.
— Нет, — сказала она.
— Где ты их прячешь? — спросил парень.
— Пожалуйста, оставьте меня в покое, — попросила она.
Он схватил ее за волосы.
— Говори где прячешь деньги! Говори, гадина!
Она вскрикнула, но он ее не слушал. Котомки с ней не было, и он знал, что деньги спрятаны где-то под платьем. Не слушая ее возражений, он обхлопал ее со всех сторон, и когда она перегнулась, пытаясь прижать колени к подбородку, он стащил ее со стула и хлопнул по животу.
— Ясно, — сказал он.
Он прислонил ее к стойке. Она махнула палкой, и он нанес ей предупредительную пощечину. Она еще раз вскрикнула, а он тем временем быстро запустил ей руку под широкое платье и, нашарив кошелек, рванул его вниз. Поясок лопнул, несколько монет упало на пол. С кошельком в руке, парень подобрал монеты и вернулся к друзьям.
— Она мне должна за подвоз, — объяснил он.
Друзья слегка притихли, не очень одобряя действия товарища, но продолжили игру. Слепая приблизилась к ним.
— Я только прошу… — сказала она.
— Иди отсюда, — сказал парень.
Дверь распахнулась, и на пороге появился хозяин. Одним взглядом оценив обстановку, он пришел в ярость.
— Вы опять здесь?! Доколе это будет продолжаться, эльфовы дети! Сидеть! Всем сидеть!
Он подошел вплотную к столу.
— Деньги на стол, — сказал он. — Все деньги.
Они слегка замешкались, и он влепил одному из них подзатыльник, от которого сын купца вылетел из кресла. Деньги положили на стол.
— Это все? — спросил хозяин сурово.
— Все.
— Нет, не все.
Другой сын купца получил по уху. Еще несколько монет упало на стол.
— Вон отсюда, — сказал хозяин.
Трое купеческих сыновей ретировались, злобно бормоча. Сын хозяина
— Я тебе сколько раз говорил, — риторически спросил отец, — чтобы ты своих дружков сюда не приводил? Ты посмотри — десять вечера, завтра выходной — а где же посетители? А! Один вон сидит, но он уже часа два не пьет, а следовательно, не платит. Всех распугали. А не послать ли мне тебя в войско? Толку от тебя здесь никакого, только убыток.
— Простите, вы хозяин? — услышал он голос за своей спиной.
— Еще и нищих пускаешь! — сказал хозяин. — Что тебе, добрая женщина? Шла бы ты своей дорогой.
— У меня забрали мои деньги.
— У тебя? Эка народ. Будущее страны. Кто их воспитывает, как из земля носит. У бездомной слепой деньги отнимают. Ладно, не бойся, вот тебе деньги. Убыток — он убыток и есть. Если это много — ничего, все равно бери.
Он сунул ей в руку золотой.
— У меня было больше, — сказала она. — В кошельке.
— Мне сейчас не до россказней, — сказал хозяин. — Не видишь, что ли, сына воспитываю. Ну, иди себе, иди.
— Мне нужно где-нибудь заночевать.
— Возни-то сколько! У меня нет свободной комнаты сейчас, все занято. Иди себе.
— Мне хоть каморку какую-нибудь.
Хозяин поразмыслил.
— Есть у меня чуланчик, — сказал он. — Как раз поместишься. А только золотой давай тогда обратно.
Мы не будем в нашем повествовании беспокоить читателя подробным описанием невзгод, выпавших на долю слепой путешественницы. Невзгоды человека, попавшего в беду, однообразны и неприятны и, хоть и представляют собою определенный интерес, но написано о подобных невзгодах больше, чем обо всем остальном на свете, ибо они очень распространены. Ключевые моменты невзгод вполне предсказуемы, посему их следует пропустить. Жаль, конечно. Жаль не рассказать — о фермере, чья жена умерла недавно в родах и который хотел жениться на Фрике, поскольку из-за его репутации ни одна девушка или вдова не хотела идти за него замуж; о маленьком городке Лиж, где Фрика научилась просить милостыню и нашла, что ничего особенно стыдного в этом занятии нет, ибо так или иначе, в несколько иной, более грубой, форме, им занимаются все правительства мира; о хмуром, неразговорчивом разбойнике, приютившим ее просто так на два дня, давшем ей отоспаться и накормившим ее; о людях, в чьи дома она стучалась, гнавшим ее прочь; о доброй женщине, подарившей ей свое старое платье взамен разорванного служанкиного; об еще одном фермере, вызвавшемся ее подвезти в своей телеге и высадившем ее, провезя двадцать с лишним верст — как оказалось, в сторону, и ей пришлось возвращаться; о многих, проезжавших мимо и останавливающихся, говоривших с нею, сочувствующих ей, но в помощи отказывавших, ссылаясь на нехватку средств и, особенно, времени; о князе Буке, обогнавшем ее в своей карете, видевшем но не узнавшем ее; о священнике, который заставил неверного мужа сопровождать ее тридцать верст в наказание за прелюбодеяние; о двух мальчиках, почему-то принявших ее за ведьму и кидавших в нее камнями, чтобы она не колдовала; об еще одном мальчике, угостившем ее яблоком и медовой конфетой, что пришлось очень кстати; и еще о многом другом.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. ПАРУС
Торговая галера, груженая артанскими коврами и гобеленами, входившими в моду в Ниверии, покачивалась, время от времени стукаясь бортом в причал. Капитан и команда были ниверийцы все до одного. Хозяин, пожилой богатый купец, одетый очень пестро в тяжелое ниспадающее, со смоляной, явно подкрашенной, косичкой, смотрел раскосыми своими глазами на женщину, быстрым шагом приближающуюся к причалу со стороны ратуши. Соблюдая конспирацию, женщина одета была в простое весеннее платье нейтрального бежевого цвета. Конспирация была — простая формальность, конечно. Теплая Лагуна — маленький город, и в порту рослую эту даму знали решительно все, и узнавали сейчас, хоть и с задержкой — проходя мимо и потом вдруг оборачиваясь, чтобы убедиться, что это действительно она — та самая, подружка астафского художника, что малюет морские пейзажи — надела сегодня платье вместо обычного своего охотничьего костюма.