Год моего рождения

Гамзатов Расул Гамзатович

Минуя на пути хребты и скаты,Слова большевиков дошли до нас,И в сакле, где давно очаг погас,И матери и мне теплее стало.Дошли и до врагов слова его,И говорят, в тот день в ущелье горномЖахбар — убийца дяди моего —Метался в страхе, бешеный и черный.Да, те слова простые на векаЗапомнят в Дагестане, а пока…Поднявшись с мест, посланники народаВнимают: с ними

говорит Свобода. Зал переполнен так, что двери настежь.И там, ряду в четвертом от конца,В тиши стоит отец, и слезы счастьяСтекают тихо по щекам отца.Есть ощущенья, что придет однаждыИ никогда не повторятся вновь,Как никогда не повторятся дваждыНи первый бой, ни первая любовь.Бывают в нашей жизни откровенья,Бывает в нашей жизни день такой,Когда на час иль, может, на мгновеньеВся жизнь твоя встает перед тобой. Вся жизнь твоя…Какие же картиныТебе, отец мой, вспомнились сейчасИ почему глубокие морщиныГустою сеткой собрались у глаз?Что в те мгновенья подсказала памятьТебе, чья жизнь была как страшный сон?Встает былая жизнь перед глазами,И ты воспоминаньем потрясен.О тяжком детстве, о рубцах на коже,О юности без хлеба и огня.О странствиях, о брате, что не дожилДо этого торжественного дня. О доме, где сейчас так много дела,И обо мне, о мальчике своем,К которому тебе бы так хотелосьПрипасть сейчас обветренным лицом.Но нет…И прочь уходят мысли эти.Пусть снова бой, огонь со всех сторон.Жена поймет, и выросшие детиПростят ему, что не приедет онК ним год еще, и даже больше года,Пока земля горит, пока на нейЕще живут враги его народа —Убийцы наших братьев и друзей. «Там, где сильней всего бушует пламя,Хочу я быть, и мне должны помочь», —Решил отец.И с этими словамиК наркому он явился в ту же ночь.

* * *

Есть место в нашемДагестане горном,Которое зовется Цумада,Туда не попадешь дорогой горной —Путь перережет горная гряда.Там бездорожье, там завалы снега,Там водопады, пропасти, тудаНе въедут ни тачанка, ни телегаИ конник попадет не без труда. Там враг хитрей, в адатах больше яда,Там прошлое мешает людям жить.Но там — народ.Ему, народу, надоОткрыть

глаза и слезы осушить.Там надо жизнь построить по-иному,Кровавым распрям положить конец.Туда-то председателем ревкомаСегодня ночью послан мой отец.В глухие сакли Цумады суровой,Где нищета и голод круглый год,Свободы свет и коммунизма словоОтец, на радость людям, принесет. И вновь копыта стукнули о камень,И снова, дрогнув, конь узду рванул…Столица гор осталась за плечами,Остался в стороне родной аул.Летит отец по тропам и по скатам,Измученный туманом и дождем,И под его папахою косматойЛежит мандат, что подписал нарком.

* * *

Я был безрогим маленьким ягненком,Что мог я знать и что я мог понять?Я так был мал!Велик ли мир ребенка?Крыльцо и крыша, детская кровать. Когда нам год, у нас свои печали.А мне был год, и, значит, был я прав,Что засыпал, когда меня качали,И есть просил, едва глаза продрав.Но мальчик рос.И вскоре каждый день яПод вечер на коленях у отцаСидел, готовый слушать без концаРассказ о годе моего рожденья.И после, завернувшись в одеяло,Глаз не смыкал я ночи напролет,И предо мною в мыслях оживалоВсе то, что было в тот далекий год. И понял я, что не смогу иначе,Что я обязан буду рассказатьТу боль, которою отец и матьМне рассказали…Я поэму начал.И вот, в который раз перелиставТе годы, что давно уже воспеты,Я снова понял:ты, отец, был прав, —И я благодарю тебя за это!Как счастлив я, что в вихре бурных днейТы шел путем прямым, хоть и тернистым,Что был ты настоящим коммунистомВ час испытанья твердости твоей. И эту чистоту и твердость этуЛюдей великих и простых борцов,От наших старших братьев и отцовПриняв, мы пронесли, как эстафету.Мы строили цеха.По бездорожьюМы шли, меняя лик родной земли.Бывало так, что мы годами тожеВ свой отчий дом приехать не могли.Когда взвились ракеты в небе синемИ снова грянул бой, смертельный бой,Мы тоже не сидели у каминовИ рук своих не грели над золой.1948–1950