Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило
Шрифт:
– Ах, полно вам! – рассмеялась эльфийка на комплименты дона Текило, подавая руку для приветственного поцелуя. Кабальеро припал губами к кончикам пальцев, на миг оторвался, чтобы озвучить восхищение кожей, нежной, как встреча возлюбленных, чистой, как помыслы младенца, благоухающей, как весенняя ночь…
– Еще немного – и я покраснею, - пообещала эльфийская красавица, и дон Текило продолжил целование ручки, переместившись от кончиков пальцев к запястью, к линии браслета (представляете? даже не обратил внимание, из чего браслет сделан!), дальше по предплечью вверх… - Ах, кабальеро, вы меня смущаете! какую репутацию вы
– Очень надеюсь – репутация будет лучше, чем они того заслуживают, - вымолвил дон, переводя дыхание.
Снова зазвенели хрустальные колокольчики – эльфийка рассмеялась.
– Позвольте представиться – дон Текило Альтиста. Со всем нижайшим почтением и высочайшим восхищением.
– Аниэль, - присела в элегантном реверансе дама.
– Позвольте пригласить вас на танец?
– Вот уж не знала, что местные монахи умеют танцевать! – засмеялась красавица, протягивая руку.
– Даю слово – они быстро научатся.
И дон Текило увлек свою даму на середину танцевальной залы.
Он даже в годы юности был никудышным танцором, а в годы зрелости не помогли все упорные труды донны Катарины – дон Текило был слишком резок, слишком напорист в движениях, чтобы обращать внимание на тренькающую музыку и пытаться попасть ногой в такт. Но сегодня…
Аниэль зашептала на ухо «Раз-два-три, раз-два-три…», и дон Текило гордо поднял голову, подтянул живот и со страстью, помноженной стократно на количество завистливых взглядов, устремленных в сторону живописной пары тонкой золотистой эльфийки в изысканном платье цвета южного утра, и грузного, осыпающегося краденой мукой «монаха», танцевал. С эльфийкой.
И та улыбалась ему – и никому другому!
Раз-два-три…
Через четверть часа Аниэль окликнул племенеющий от смущения юноша-паж, с поклонами и расшаркиванием передавший известие от жутко важного вельможного ллойярдца. Аниэль одарила дона Текило чарующей улыбкой, пообещала, что скоро вернется, и ускользнула по своим волшебным эльфийским делам.
Иберрец с поклонами и многозначительными пылкими взорами клятвенно пообещал считать секунды до возвращения прекрасной дамы, потом… Потом с неудовольствием отряхнул рясу от просыпавшейся муки, сунул руку в карман в поисках платка, чтобы привести жгучую иберрскую красоту в порядок, укололся о краденную брошку…
Эх ты, судьба воровская… Почему всегда, когда дону Текило встречается сногсшибательная, умопомрачительная, сумасшедшая любовь, приходится отвлекаться на всякие там золотые да алмазные цацки?
– Дамы и господа! – раздался под сводами магистрата звучный голос с легким иберрским акцентом, и дон Текило с некоторым оттенком удивления понял, что слова исходят из его собственной глотки, а сам он зачем-то забрался на стол, предназначавшийся для полуночного пира. Головы гостей повернулись к «бледному монаху»:
– Дамы и господа! Я предлагаю тост за отцов города! Давайте выпьем за бургомистра и членов магистрата, которые организовали и претворили в жизнь сегодняшее волшебное действо! Дайте мне вина…
Юный паж торопливо подал «монаху» серебряный кубок, наполненный до краев; гости суетливо разобрали напитки с подносов снующих по зале лакеев. Причастившись от щедрот хозяев бала,
– Дамы и господа! Братья и сестры! Дорогие вы мои! – чуток поразмыслив, авантюрист гулко бухнулся на колени, постаравшись попасть мимо блюда с жареным гусем. – Давайте выпьем за вас, за то, что вы столь прекрасны!!!
Заявление было встречено легким шумом – вино проскользнуло по глоткам слишком быстро, и потребовалось повторение.
– А теперь позвольте сказать вам об уникальном предложении! Только сегодня, в двадцать первый день месяца Восьминога года Оборотня, только сегодня и до полуночи вы можете быть ограблены знаменитым монахом Паротти из Ордена Сребролюбцев! Скажите, вы хотите быть ограбленными самым знаменитым монахом современности?
– Да! Да! Да!! Возьми всё! – завизжала какая-то фрейлина в наряде русалки, прыгнула на стол к дону Текило и запечатлела на челе иберрца смачный поцелуй.
– Но простите ли вы меня потом за это ограбление?
– Да! Мы тебя прощаем!
На стол вспрыгнула другая девица, в цинском халате – белом в розовую крапинку, что делало ее похожей на страдающую корью или другой детской болезнью – и обслюнявила дону щеку.
– В таком случае - поторопитесь! Предложение действительно до полуночи!! – кликушествовал дон Текило.
Сбоку вспрыгнуло еще одно благоухающее духами, разряженное в шелка существо, впилось поцелуем в другую щеку кабальеро, укололо усиками… ЧТО?!!!
Сбив на пол наглого пажа смачным тяжелым ударом, дон Текило возопил еще громче, чтобы публика не расслаблялась:
– Подайте кто сколько может на пропитание бывшему вору!!! Помогите заблудшей душе обрести спасение! Избавьте меня от соблазна грабежа и казнокрадства!!
Старушка, изображавшая девицу на выданье, прослезилась и сорвала с увядшей груди букетик с сапфировыми звездочками. Восторженный вопль бабульки и мельтешение длинных рукавов ее платья послужили сигналом всем остальным. Аристократия и купечество, пошатываясь от изобильного угощения господина бургомистра и иже с ним, сдирала с себя драгоценности и складывала их в услужливо протянутый мешок «монаха». Дон Текило выдавливал из себя слезы благости, целовал руки жертв ограбления, стягивая с пальчиков слишком тяжелые для нежных прелестниц перстни и кольца, от души избавлял господ от усилий, требующихся для ношения массивных рыцарских цепей, вычурных пряжек, поддерживающих накидки, и чересчур большого количества золотых пуговиц. Пришедшего в себя пажа-сластолюбца, вновь полезшего выражать свое восхищение обсыпанным мукой «монахом», вор приласкал крепким ударом в живот, добавил по хребту, сшиб с ног и от души прошелся по спине юноши. Тот застонал, будто дон сделал с ним нечто совершенно противоположное.
Стоило в дверях танцевальной залы мелькнуть тонкому силуэту прекрасной эльфийки в лилово-розовых, расшитых золотыми узорами шелках, дон Текило прервал «сбор пожертвований», стянул края мешка для подаяния, сунул его под рясу и, забыв обо всем на свете, бросился к ногам своей дамы. Госпожа Аниэль позволила благородному кабальеро поцеловать краешек своего платья, протянула руку, чтобы он запечатлел поцелуй и на запястье, раз так восхищается линиями ее рук, знаком велела подняться и следовать за ней. Куда? Да хоть на край света! Дон Текило поспешил, уже совершенно не обращая внимания на завистливые вздохи за своей спиной.