Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило
Шрифт:
Ветряная госпожа Удача, так легко забывающая тех, кто в нее верит и настойчиво алчет ее милостей, хоть однажды, да оглянется вслед бредущему по пыльным ухабам Судьбы дону Текило Альтиста.
– Сеньор, - дипломатично прошелестело рядом с понурившимся иберрцем. Дон Текило вскинул голову – может быть, излишне торопливо, но – поймите правильно. Опыт участия в казнях – скажем точнее, опыт личного участия в собственных казнях подсказывал медленно погружающемуся в пучину отчаянья авантюристу, что настала пора для Неожиданного Помилования.
В ллойярдских театрах сей Очень Эффектный
Господин Ломас, грузить его собственной персоной. Коротко поклонившись, чиновник Кавладорского правосудия, добавивший немало гвоздей в сколоченный для дона гроб, тихо произнес:
– Мой король поручил мне сделать вам некое предложение.
– Да? И какое же? – с несколько большей заинтересованностью, чем позволяла иберрская гордость, проговорил дон Текило.
– Как вы, наверное, знаете, некоторая часть обвинений, повлекших ваш смертный приговор, зиждется на показаниях, свидетельствах и претензиях подданных королевства Кавладор.
– Ты их сам и привез, - припомнил вор. И этак многозначительно уставился на кадык своего собеседника. Посмотрел на остро заточенную алебарду стражника. Снова на шею господина Ломаса…
Кавладорский судебный чин нервно сглотнул.
– До моего короля дошли некие сведения, что в вашем распоряжении, дон Текило, есть некая вещь, возможно, представляющая некую ценность для…
– Некого меня, между неким прочим, сейчас неким образом повесят, - намекнул иберрец.
– Говори, что надо.
– Карту. Карту земель за Западным Океаном. Я знаю достоверно, - еще больше понизил и так еле слышимый голос Ломас. – Что два с лишним года назад, основывая Особый Паевой Фонд, вы… - и что-то еще о том, как он, исполнительный и изыскательный судебный пристав, шёл по следу преступлений дона Текило и наткнулся на упоминание о таинственном документе, о консультациях, полученных у ведущих географов пока недостроенного Университета королевства Кавладор, о милости, которую согласен проявить король Арден к тому, кто принесет ему на блюдечке с золоченой каемочкой новые владения за океаном… Подумайте, дон Текило! Ведь это такой шанс!
– И что? Твой король действительно хочет отправить туда экспедицию? – заинтересовался дон Текило. – Наши, иберрские короли, вот уже шестьдесят лет отправляют – пока не нашли.
– С вашей картой мы готовы рискнуть, сеньор, - заискивающе намекнул Ломас. И осведомился с деланным равнодушием: – Надеюсь, вы приобрели ее не у какого-нибудь подданного герцогства Пелаверино? У них там много подделок… Конечно, я не могу вам обещать полного помилования, - вернулся чиновник к уговорам. – но гарантирую, что на смертный приговор ваши деяния не потянут. Двадцать – а вероятнее всего, пятнадцать лет тюрьмы, и условия будут вполне, вполне…
Через пятнадцать лет… Через пятнадцать лет Альваро будет тридцать. Интересно, узнает ли взрослый, полный жизни мужчина в седом
Тогда, одиннадцать лет назад, оставшись без семьи и без сердца, в пустом, покрывающемся пылью, и отзывающегося эхом на вопли вороватых претенденток на звание хозяйки, доме, дон Текило всерьез собирался наняться на корабль, уходящий в Великий Западный Океан. Глубое синее море, изменчивое, как сердце красавицы, манило, звало, обещая навсегда похоронить все печали и тяготы. И если бы не попался по дороге в порт друг Леокадий с бурдюком кислого фносского вина, кто знает, как сложилась бы его, Текило, жизнь…
– Нет никакой карты, - буркнул дон Текило, мгновенно возненавидев себя за правдивость. – Я ее сам нарисовал. Выдернул страницу из альбома какой-то своей крали, да начеркал пером, что придется. Слушай, Ломас – уйди, а? И без тебя тошно…
Золотая булавка больно вонзилась в крепко сжатый кулак иберрского дона. Подмигнула искорками. Текило медленно, неохотно повертел изящную вещицу в пальцах и заколол за воротник куртки. Теперь окончательно уверившись в близости собственной смерти.
Всё. Теперь действительно всё.
Подводя итог своей бурной жизни, дон Текило, краем уха слушая сбивчивое бормотание коменданта Буше, доплывшего до финальных строк официального пергамента, подумал о том, что действительно везло ему в этой жизни только на друзей. На того же самого отца Гильдебрана, Нобеля, Тимофея, Уфгаса, чудака Вига, донну Ядвигу – о, мы ж с ней не попрощались! Я ей даже письма не написал! Хотя она все равно читать не умеет… И с Аниэль мы так и не попрощались. Хотя предсказательница наверняка знала всё наперёд. А ведь есть еще и старые приятели – мастер Сид из Шуттбери, бродяга Дроха из Чудур, господин Спартакос из Сцины. И самый верный друг – Леокадий. Самый хитрый – после дона Текило Альтиста, разумеется, - самый хитрый и удачливый вор королевства Иберра в текущем столетии, который однажды, сидя на террасе таверны «Морское око», уговорил старинного приятеля отправиться в Чудурский лес за древним артефактом. Черный Лео, бредущий по жизни сам по себе…
Дон Текило очнулся – палач толкнул его в плечо и что-то переспросил. Приговоренный уже не вслушивался, позволив себе забыть о том, где и ради чего сейчас находится; подал руки, чтобы их затянули веревкой за спиной. И смотрел куда-то в даль. Что он видел? Черное полуночное небо? Семь звезд Посоха, указывающие путь с юга на север?
Пляшущие на ветру факелы. Нависшие стены крепости. Замершая в ожидании толпа. И черные, страстные, горящие изнутри жадным демоническим пламенем глаза – глаза его, дона Текило, бывшего друга…