Год охотника

Эльдарова Татьяна

– Вы сами предложили "чувствовать себя, как дома", - хотя в её голосе зазвучали нотки извинения, Франц понял: лукавит, говоря, что - не нарочно.
– Я не нарочно, я только заглянула в ваш кабинет и сразу увидела дневник. Я же его давно в лицо знаю...

– Ну, любопытством-то вы точно на мою Лизхен похожи, - заметил Игорь Максимильянович.
– И что дальше?

– А потом кто-то стал в дверь ломиться...
– Василиса заново переживала страх.
– Я включила телевизор на полную громкость:

как будто бы - народ в доме. За дверью всё стихло. Мы немного ещё посидели и решили пойти к вам навстречу.

Франц хмыкнул: ничего себе "пойти"! Летели, как пёрышки в бурю!

Собачьи морды вдруг развернулись в ту сторону, откуда псы только что прибыли. Загривки вздыбились, сигнализируя о близкой опасности.

Василиса глянула на своих рыцарей и вновь затрепетала.

– Волчок, Фомка, что там? Неужели опять? Я думала, миновало...

Франц вспомнил: где-то неподалёку бродит Лесной Хозяин...

– Что значит "стал ломиться"?.. Вы не открыли, и что - взламывать начали?..

Василиса хотела ответить, да ветер и снег забили слова обратно в рот. Пока ехали, поднялась вьюга. В лесу-то было не так заметно, но на открытом пространстве - во дворе Большого Дома - метель гуляла вовсю.

Банька в углу по самые брови закуталась в пуховую шаль. Белоснежные края свисали с крыши до окошка, норовили ухнуть вниз. Развалины флигеля залегли под курганом, наметённым за семь минут.

Венчал его снежный шатун, которого Василиса воздвигла тут вчера. Теперь он издали молча взирал с пенька на подкатившие сани. Франц был слишком погружен в думы, чтобы обсуждать с автором достоинства и недостатки скульптуры.

*** Отец и сын

Возвращение Василисы было воспринято как явление настоящей певицы.

Общий хор музыкантов дружно сказал: "О-о!"

Пётр, который всё маялся без дела, кинулся навстречу:

– В-васька! Н-ну наконец-то!.. К-ка-ак чувствуешь себя?..

– Чувствую!
– односложно ответила она.

Не обидев, не дотрагиваясь, он взглядом провёл по двум прядям. К ним прочно пристало серебро Деда Мороза. Поседела.

– П-под чернобурку?..

Певунья стряхнула его тревожный взгляд с головы, подскочила к окну. Продышала лунку в белом узоре. Рассмотрела.

– Ага. Новый имидж. Рядом будем лучше выглядеть...
– Резко отвернулась от зыбкого отражения.
– Ты-то как, Белый?

– В п-порядке...

Пётр оглянулся на Георгия, ещё не выбравшего линию поведения. Видимо, тот решил присоединиться к радости: тон его вопроса был вполне сносным.

– Оклемалась? Как тебе местное здравоохранение? Отвечает достижениям современной медицины?

– Тебе бы не понравилось!
– отрезала Василиса.
– А где Евдокия Михайловна?.. С ней ничего не случилось?..

Пётр приобнял певунью за плечи. От волнения челюсти его как

склеило ириской, окончательно замкнуло. Пытаясь что-то сказать, он только сильно морщился.

Василиса выступила просительным тоном:

– Игорь Максимильянович, вы же сами говорили: утро вечера...

Но Франц уже всё решил.

– Я знаю, что вы устали, знаю, что напуганы... Но если отложить до утра, боюсь, разговор может не состояться. Вы не обязаны участвовать, просто побудете тут с нами. "Мучительнее всего - запятая вместо точки!", напомнил он ей мнение Дианы Яковлевны.

– Потерпи, девонька, недолго осталося, - сказала Евдокия Михайловна.

Теперь кресло Василисы перекочевало с кухни - в столовую. Устраивая певунью поудобнее, повариха взбила на сиденьи огромное пуховое облако в лоскутном одеянии, подложила под ноги скамеечку, укутала "девоньку" пледом и вручила в руки горячую чашку с завтрашним компотом.

Виляя хвостами, Фомка и Волчок улеглись рядом - прочно настороже.

Франц вежливо предложил присутствующим:

– Присаживайтесь, наконец. Давайте закончим с этим побыстрее, не то главная героиня уснёт.
– Он повернулся к поварихе.
– Надеюсь, не как вчера?..

Евдокия Михайловна расстроилась, даже рассердилась:

– Я объясняла! Термос заготовила для бани, оставила всего на минуту...

– Да-да, всё правильно, голубушка! Прошу прощенья: не хотел вас обидеть!
– Он присел на край стола... Сложил на груди руки... Обвёл взглядом общество, возвышаясь над всеми... Остановился на докторе Рубине.

– Большая удача, Марк Анатольевич, что вы сегодня с нами...

"Долго, Игорёша!
– позёвывая, молча подстегнул его тот.
– Больной давно бы помер! Давай к делу!.."

И тогда Франц сосредоточил всеобщее вниманье на Георгии.

Раскачка худрука на безобразную откровенность была бесконечной, мучительной и столь же безобразно-откровенной.

– Что вы были должны?... Деньги?... Поступок?... Сведенья?...

Георгий возмущённо отмалчивался.

– Это же Ростовцев велел вам привезти сюда Василису! Вы подумали, естественно - для развлечения. Зачем ещё?!
– Указательный палец Франца излучал сокрушительную энергию.
– Вы посчитали плату за успех - вполне реальной...

– Паранойя!..
– презрительно отвернулся тот, демонстрируя правильно облитый волосами затылок.

Франц невозмутимо вперил в него взгляд, потемневший, как ночной лес.

– Глупости! Сейчас же всё расскбжете!

Бурханкин терпел-терпел да и выпалил:

– Я, это... Слышал я, как вы с хозяином сговаривались!..
– он подбежал к Францу: - Я тебе, это.. сказал, что не видел... Но я же слышал!.. Голос-то слышал!.. Кто ещё мог?..
– Егерь задумался.
– А, знаю, кто!..