Год в Колчаковском застенке

Герасимов Анатолий Алексеевич

конный отряд, тоже удирающий, возы останавливаются г образуется затор,

доносятся крики, проклятья...

А сзади притекает новая волна бегущих.

А основания опасаться были: „высшее“ тюремное начальство

бежало-и оставило нас на попечение старика-

• привратника и нескольких надзирателей, из молодых, —старые „менты“

убрались с-начальством.

А

в тюрьме стали появляться опричники-военные, вроде

известного истязаниями верх-исетских рабочих, Ер- мохина, и пытались

распоряягаться по-своему.

. Памятны остались на всю жизнь 3 последние дня яеред. приходом

к расных,—ими я и закончу свое пове с твование. .

1 2-го июля памятно кошмарной ночью, во время ко нторой

происходила последняя „эвакуация“.

На самом деле по всему видно было, что уводили людей на

Звон от разбиваемых вдребезги о камень бутылок тудел в ушах... И

н ад всем этим, висела пьяная, безо бразная ругань.

Наша палата всполошилась—ведь возможно, что и .за нами придут.

Н

екоторые оделись, приникли к окнам, и ждал ff.

П

омню, особенно подвергшийся панике шарташский •житель J1-,

крикнул мне от окна испуганным голосом:

— Чего же вы, т-щ Г—в, лежите? Одевайтесь!

— Зачем спешить? ответил я,—когда за нами придут,

Переговоры кончились успехом: обещал не пускать-

Отказался только удовлетворить вторую просьбу— оставить на эту

н очь палату незапертой („Вслучае на грянут хулиганы, разбежаться можно“).

— Нет, - категорически заявил старый служака,—это уж не по

правилам будет.

Настала ночь... и редко кто заснул в эту долгую— долгую ночь.

. . Прислушивались к малейшему шороху, стуку и раз говору во дворе.

Вот, кажется, стучат в ворота.

С утра к тюрьме приставили—было какой-то новый караул, но через

несколько часов его сняли и оставили нас в ведении надзирателей.

С

реди них преобладала молодежь, видимо тоже ожи давшая красных с

добрым чувством.

Порой

они передавали нам в окно со двора новости —что творится в

г ороде. Там царило уже полное безна чалие и начались разгромы магазинов.

Д

о нас дошли залпы орудий и ликующим, радост ным эхом отозвались в

уставших сердцах. .

Это „они“ идут. ..

Б елые протащили мимо тюрьмы и поставили на при горке у кладбища

н есколько орудий—обстреливать боль шевиков.

Наиболее экспансивные, нетерпеливо вскарабкались к окнам и затаив

д ыхание, прислушивались и жадно гля дели в темноту.

To

– же- творится и в корпусе. '

В палате царила полнейшая тишина ожидания.

Но вот. со стороны Верх-Исетского завода слышу ли • кующий звон

колоколов и затем бурное „ура!“.

— ОБИ вошли, они здесь!

Как электрическая искра обегает эта мысль всех. Чей то звучный

голос из окна кричит:

Запыленные, утомленные, в поту.

— Товарищи, вы свободны, звонким голосом об‘яв- ляет нам

стоящий впереди молодой красноармеец, видимо начальник маленького

отряда.

Горячее „ура“, крики /спасибо“. „Спасли вы нас“....

И

просьба ко мне: .

— Скажите им от нас приветствие.

Отказываюсь, но настоятельно просят.

Проходим через двор, мимо женской тюрьмы: у окон теснятся

женщины, с воодушевлением поют „Интернационал“.

В збираемся по узкой лестнице в „крепость", как ве личали корпус.

Один за другим падают ржавые запоры тюремных камер, визжат на

п етлях проклятые двери и всюду несем мы. весть: -

Товарищи, вы свободны!

В ответ—нестройное, но воодушевленное „ура“ в некоторых камерах

к ороткие приветствия красным . . .. . .. . .. . .. . .. . .. . .. . .. . .. . .. . .. . .. . .. . .. . .. . . . . . . . .

О

бошли всю тюрьму—все двери, открыты; т. т. крас ноармейцы уходят