Год в колчаковском застенке

Герасимов Анатолий Алексеевич

труп на носилках в корридор и долго лежит он там, пока не потащат в

катаверную.

3 сентября.

Новый квартирант—жертва доноса—бывший солдат, георгиевский

кавалер. Доносчики обвиняют его в убийства казака, хотя совершенно не

имеют улик.

Три раза по доносу арестовывали, три раза освобождали, в

последний

раз выпустили на поруки и все же вновь арестовали.

'

Да здравствует белая юстиция!

8 сентября.

'

Скоро полтора месяца ареста, но нас все еще- „раз‘ясняют“. По

справедливому выражению т. Штейн- геля, вся эта комедия с следствием

—иллюстрация к поговорке „Кошке игрушки....“

Тем не менее, во всех углах пшпут в „Комиссию“' заявления,

показания, прошения.

Вести с воли неутешительные: одна часть „героев'' заняла Пермь,

скому технологическому институту. Вспоминаем давннш- нее прошлое.

Тогда, 20. лет тому назад, он был радикалом и, даже кончив курс, стоял во

главе студенческой забастовки. Теперь это самый обыкновенный

обыватель, и за что его взяли только, Аллаху известно.

' _

От него узнали мы. обитатели больницы, пикантную новость:

следственная комиссия пополнилась,., бывшими царскими жандармами. .

Кого только ни забирают белые—уму помрачительно.

Вот примеры: арестована и сидит в тюрьме 60-летняя старуха,

собиравшая в подгородном лесу грибы. За что: за подслушанную

добровольцем-шпионом (их развелось тоже, как грибов) фразу:

„В

старые времена, до

освобождения крестьян, лучше было".

И чего только нет в этом портрете: обвинения в реквизиции

типографии „Заур. Края“, сплошная ложь о редактировании эсеровской

военной газеты „Новый Путь*

(не справились как следует, - фактически редактировал я „Вольный

Урал“—орган уездн. Совета Крестьянских Депутатов, и в „Н. И.“ не дал ни

единой строчки), тут и форменный донос (пригодится для следственной

комиссии)

о преступном выступлении моем на родительском собрании во

2-й женской гимназии (по нашумевшему инциденту с удалением педагога

Младова); второй донос, что Г-ов не только не отдалился от большевиков,

как большинство эсеров,—наоборот—сделался их активным работником.*)

И в заключение, грубое издевательство: высмеивание моих злоключений в

Тобольской ссылке и т. п.

И это печатается о человеке, лишенном возможности > ответить хоть

одним словом.

Воистину „нож в спину

*) Позже, во время допроса, я увидел Л"» 50 „3. Кр.“ пришитым к моему делу.

–

Шпионаж и сыск расцвели махровым цветом: к нам 1 приставили

одного старика надзирателя, специально занявшегося сыском.

В корзинах для передачи Яковлеву и Кронину он отыскал записки с

воли и в результате-лишение передачи— очень чуствительная при

тюремном голодании кара.

А голод чувствовался все острее и по этому поводу произошел

краткий диалог одного из узников с врачем-

— Вы, доктор, должны вступиться. Ведь это же медленное

убийство.

— Я понимаю—лепечет смущенный д-р, я готов бы давать и

пшенную кашу, и молоко, но.... бессилен

— Как так?

9 октября.

Необычайный визит: делегация представителей „Красного

Креста“, профессиональных союзов и даже политических партий.

Впускают их благосклонно уже после поверки, что по правилам не

полагается. Но благосклонность „начальства“ становится понятной

после монотонной заученной речи предводителя делегации:

— ....мы можем оказать помощь материальную и юридическим

советом всем заключенным, кроме большевиков и левых эсеров,

участвовавших в расстрелах. Тошно слышать г. г. делегатов. Но публика

оживилась, рождаются надежды, вспыхивают разговоры.

— Может быть, помогут. . Вот в Челябинске по „манифесту“