Год зеро

Лонг Джефф

В интересах чистой этнографии антропологу следовало наблюдать, не вмешиваясь, особенно на начальном этапе. Копируя поведение других, Натан Ли проковылял мимо лежавшего на теплом асфальте стонущего инвалида. Когда Натан Ли оглянулся, тот пытался ползком догнать группу. Но от пребывания в неволе плоть клонов стала слишком нежной. Кожа на голых коленях несчастного порвалась, как салфетка, пятная кровью асфальт.

Клоны сгрудились у костра. Те, кто заметил упавшего собрата, молча смотрели на него. Кожа их была нежной, но взгляды — жесткими. Натан Ли догадался: по-видимому, слабость этого человека вызывает у них отвращение, напоминая им о собственной немощи. Хрупкость их тел была неприятна клонам,

поэтому они отвергли хилого сотоварища. Тот не успел проползти и десяти футов, как его белый халат был уже весь в грязи. Упавший на глазах терял силы. Еще через минуту он вконец обессилел и остался лежать в центре парковки.

Натан Ли быстро оглядел клонов, желая узнать, смотрит ли еще кто-нибудь на несчастного, и, как ни удивительно, один такой нашелся. Это был беглец, его лицо в шрамах отражало сложную мешанину чувств. Веко, слишком туго пришитое на место, выдавало ярость. Колючая проволока располосовала ему рот: один угол опустился, а другой изогнулся в глуповатую улыбку. Натан Ли кивнул ему, и веки беглеца в ответ дернулись — то ли презрительно, то ли приветственно.

Клоны собрались вокруг потрескивающего огня. Все молчали. С другой стороны костра Иззи бросил смущенный взгляд на Натана Ли. Они что-то неверно рассчитали? Возможно, клоны не понимали, насколько сильно они искалечены? Больше половины мужчин за все время заключения в камерах не издали ни звука. Натан Ли представил себя странствующим с клонами по их древним землям. Он не исключал, что ошибся. Годы изоляции и медицинских пыток могли повредить рассудок клонов. Или же эти создания никогда им не обладали. Может, и правы были скептики: акт клонирования формировал лишь внешнюю оболочку людей. Они вроде бы что-то бормотали себе под нос, но, возможно, эти звуки были вызваны одолевавшими их судорогами или же являлись бессвязными обрывками каких-то древних слов. Может, клоны — всего лишь животные с именами?

Если не считать бессмысленных стенаний упавшего в центре парковки, всеобщее молчание тянулось еще долгих десять минут. Натан Ли переводил взгляд с Исаии на Матфея, с долговязого Иоанна на Иоанна с толстыми лодыжками и запястьями. Кроме изуродованного беглеца, ни один из них две тысячи лет не видел солнца и не слышал запахов леса, не знал тепла живого огня.

Натану Ли в конце концов стало невыносимо слушать вопли и рыдания отставшего. И дело было не столько в боли или жалости к себе, сколько в унизительности его положения. Может, у него не осталось даже понятия о достоинстве, но Натану Ли было крайне неловко. Человек слаб, что ж тут поделаешь, но этот клон ни в чем не виновен, как те прокаженные, что заботились о нем в тюрьме Катманду.

Натан Ли ясно сознавал, что привлечет к себе внимание, но все равно направился через парковку. Он положил ладонь на спину упавшего. Его скула была сильно ободрана, вокруг тела расплылась лужа мочи. Глаза закатились.

— Ну-ка, давай, поднимайся, — прошептал Натан Ли на английском.

Он продел руки ему под мышки и оторвал от земли. Клон запричитал и стал выворачиваться. Может, он успел заснуть. Или для него все происходящее — дурной сон наяву. В любом случае, этот человек явно не хотел, чтобы его спасали. Он сопротивлялся — еле-еле.

Натан Ли обхватил за спину его скользкое тело. Клон не оставлял попыток вывернуться. Он плевался, брыкался и бормотал что-то невнятное. Натан Ли услышал прилетевший от костра смех. Он поставил спектакль и сам был частью этого зрелища. Это дело его рук: двор, солнце, вкус свободы. Глупая ошибка. Тем не менее он не разжимал рук.

Наконец клон затих и, опустив голову на плечо Натану Ли, тихо заплакал. Натан Ли обнял его одной рукой за плечи, и оба побрели к костру. В первый момент никто не подвинулся, чтобы пропустить их к огню.

Это была не враждебность, скорее тупая медлительность, неразумность толпы. Он растолкал ближайших — те дали ему дорогу. Поддерживая мужчину, Натан Ли ступил в пелену сладкого белого дыма. Он огляделся и заметил, что некоторые клоны наблюдают за ним, оценивая его действия. Похоже, они считали Натана Ли болваном. Теперь он был весь перемазан в слюне и моче несчастного. Беглец пристально смотрел на него, покрытое шрамами лицо клона напоминало маску монстра. Губы скривились в загадочную змеиную улыбку.

Натан Ли поднял голову и прищурился на огонь. «Да пошли они все». Он злился на себя. А клоны, наверное, уже уяснили, что он преисполнен сочувствия к ним.

Однако это происшествие всех словно расшевелило. Один клон кончиками пальцев подобрал зеленую сосновую иголку и сломал ее. Затем понюхал и коснулся ею кончика языка.

Второй пронес руки над огнем. То же самое сделали и остальные, опаляя волоски на запястьях. Будто поджигали себя, чтобы прийти в сознание.

— Ша-а! — объявил долговязый Иоанн.

Он поднял руку ладонью вверх. Слово едва ли нуждалось в переводе, тем не менее Иззи продублировал шепотом: «Солнце!»

Люди посмотрели на Иоанна. Все подняли головы к свету. Один из них воскликнул:

— Смотрите, небо! Небо — это благо!

Это был Эзра, который в своей камере часами лежал лицом к стене, мурлыча что-то под нос.

— Хии-рруу-таа! — воскликнул третий. «Свобода».

Слово разбило лед. В ответ послышалось бормотание, непонятно только, одобрительное или нет. Даже если это не было речью, их лица оттаяли. Лбы испещрили морщинки, брови задвигались. Рты обрели форму. Ноздри затрепетали, пробуя воздух. Глаза ожили. Колеса вновь начали вращение.

— Я умер, — констатировал один.

— Это Рим? — поинтересовался другой.

Натан Ли продумал эту ситуацию. На мысль о Риме их должна была натолкнуть обувь — сандалии для бани.

Один из обычно тихих, безымянных людей резко заговорил. Он был среднего роста с оливковой кожей и живыми глазами.

— Египет, — произнес он с полной уверенностью.

Все посмотрели на него.

— Нет, — возразил Матфей. У него немного отросли волосы. — Я там бывал. Это не Египет.

Безымянный на это выдал продолжительный и суровый ответ, и здесь познаний Натана Ли в арамейском оказалось недостаточно. Он не разобрал ни слова и посмотрел на Иззи: тот сосредоточенно пытался осознать услышанное. Что бы ни было сказано, это произвело на всех отрезвляющий эффект. Их оптимизм иссяк. Лица помрачнели.

Натан Ли подал сигнал в видеокамеры. За спинами клонов открылась стальная дверь, из темного проема которой выкатилась тележка.

На тележке возлежал барашек, жаренный целиком на вертеле одним из людей капитана.

Пир — прекрасный способ для людей сломать лед отчуждения. Один из антропологических трюков Натана Ли. Это называлось «сотрапезничество» [65] или «общий стол». Наблюдая за тем, как едят собравшиеся вместе люди, используя свой авторитет или делясь куском, можно вычислить иерархию племени.

Отвернувшись от костра, клоны с подозрением уставились на барашка: освещенный солнцем, тот лежал, подняв голову, как сфинкс. Аромат жареного мяса гнал прочь все их сомнения.

65

Сотрапезничество, или «совместная трапеза», — церемония совместного приема пищи за одним столом, во многих культурах имеющая большой символический смысл, отражающая иерархические отношения между участниками. (Прим. перев.)