Год жизни

Тычинин Вячеслав Васильевич

Пока Неделя и Сиротка перетаскивали на катер багаж Норкиных, на берегу шло прощание. Обнимая Евдокию Ильиничну, Марфа Никаноровна не выдержала, заплакала. Как ни крепилась Евдокия Ильинична, но и у нее сверкнула слезинка. Женщины троекратно, крест-накрест, расцеловались, еще постояли, не разнимая объятий, и снова поцеловались. Леонид Фомич одиноко стоял в сторонке. Его никто не провожал. Потом Евдокия Ильинична мелко покрестила дочь и Тараса. Он конфузился, отворачивался, но терпел, не желая обижать старушку.

Дизель зафыркал сильнее.

Катер задрожал. Все заторопились. Евдокия Ильинична привлекла к себе Клаву, пальцем любовно разгладила морщинки на ее лбу и крепко поцеловала в губы, потом подала руку Тарасу.

Сиротка нетерпеливо ожидал своей очереди, чтобы попрощаться с товарищем, которому он столько раз (дело прошлое) досаждал своими визитами к Клаве.

Внезапно издали донеслись крики. Размахивая руками, к берегу спешила большая группа женщин. Они приблизились, и Марфа Никаноровна различила знакомые лица Зои, Тамары, Нины, Феклы... Женщины добежали, окружили Марфу Никаноровну, заговорили все сразу:

— Вы что ж это? И не сказали, что сегодня едете!

— Марфа Никаноровна, вот вам на дорогу пирожков.

— Не забудете нас? А то — с глаз долой, из сердца вон...

Фекла тоже что-то настойчиво совала в руку Марфе Никаноровне, ласково мычала. Норкина развернула сверток. Из него выпало голубое полотняное полотенце, расшитое красными петушками.

— Ах ты милая моя,— обняла Феклу Марфа Никаноровна,— да что ж ты мне свое последнее полотенце даришь! Ну спасибо, родная, спасибо!

Видя вокруг себя взволнованные, участливые лица женщин, переходя из объятий в объятия, Марфа Никаноровна снова заплакала:

— Спасибо, бабоньки, вам всем за привет, за ласку! А я-то, дура старая, никому не сказалась, думала — кому я нужна? Сяду да уеду с прииска тишком...

Катер отвалил от берега, и сейчас же, как прощальный салют, надрывно завыла сирена на электростанции. Сидя на вещах, Марфа Никаноровна утирала слезы.

А с берега неслось:

— Как доедете, сразу же пишите, Марфа Никаноровна.

— Доченька, скорей возвращайся!

Катер уже скрылся за поворотом, а провожающие все еще смотрели ему вслед.

На обратном пути Сиротка фыркнул, показал Евдокии Ильиничне на парочку. Бережно поддерживая Настю под руку, шурфовщик вел жену по дороге, заботливо обходя камни и лужицы.

— А ты, Витя, не смейся,— сказала Евдокия Ильинична.— Забеременела Настя, вот Николай и не дает ветру на нее дунуть. У них все нелады через то и получались, что Николаю страсть как ребеночка хотелось, а Настя все порожнём ходила. Теперь наладилась семья. Он и пить бросил.

Около гаража Сиротку уже поджидало несколько шоферов.

— Витька, у тебя сегодня профилактика? Значит, порядок. Загоняй машину на яму, и пошли. Обмоем новорожденного. Юрке сегодня двадцать стукнуло. Все ребята в сборе, тебя только и не хватало.

В предвкушении веселой гулянки Сиротка поставил грузовик на смотровую яму, сдал его механику и тронулся вслед за шоферами.

Но друзья

не сделали и десяти шагов, как позади раздался резкий женский голос:

— Виктор, ты куда? Иди сюда, поможешь мне белье на речку отнести.

Сиротка тихо ахнул и остановился как вкопанный. Потом, не оборачиваясь, скользнул взглядом по лицам товарищей.

— Ребята, кажется, меня Дуся зовет?

— Вроде так.

— Тогда вы идите, а я ей помогу и через часик прибегу,— неуверенно сказал Сиротка.

— Знаем мы твой часик,— насмешливо заговорили шоферы.— Она тебя весь день теперь не отпустит, как в тот раз. Бамбук! Право, бамбук. Прилип к бабьей юбке.

— Нельзя, ребята. Надо Дусе помочь,— уныло сказал Сиротка, сильно огорченный тем, что рушилось такое заманчивое предприятие.

— Ну иди, шляпа, шут с тобой, целуйся со своей Дусей!

Осыпаемый насмешками шоферов, Сиротка поплелся туда, где стояла подбоченясь Дуся.

— Пропал Витька,— глубокомысленно изрекли шоферы вслед приятелю,— пропал ни за грош. Угодил под каблук. А ведь какой парень был!

4

На «Крайний» приехал новый начальник прииска Ярополов. Крутов с утра до ночи ходил с ним по шахтам, приборам и мастерским, знакомя с обширным хозяйством. Сдача дел подвигалась быстро: опытный гор-

няк, Ярополов не придирался к мелочам. Близилось подписание акта приемки.

Но неизвестность продолжала мучить Крутова. Куда, кем его пошлют?

Игнат Петрович чувствовал себя совершенно разбитым. Пережиты волнения, борьба, страсти. 'Позади целая полоса жизни. Скоро начнется новая жизнь. Какая? Пока неизвестно. Но одно несомненно — непохожая на старую. После минут, пережитых на партийном собрании, Игнат Петрович перестал быть прежним властолюбивым начальником. Круг замкнулся. Может быть, и в самом деле придется вернуться к лотку, перфоратору?

Давно ли заботы со всех сторон обступали Игната Петровича! Провалился августовский план. Нет взрывчатки. Застучал дизель на электростанции. Издохла лучшая свиноматка. И вот внезапно большие и малые хозяйственные дела, такие неотложные, срочные, с ужасающей быстротой покатились куда-то в сторону, съежились до микроскопических размеров. Теперь Ярополов возьмет на свои плечи все заботы. Как странно! Пыжился, мнил себя властелином прииска, командовал, а один день — и нет его...

Пока, до приезда семьи, Ярополов поселился в конторе. Он поставил в бывшем крутовском, отныне своем кабинете раскладную кровать, а обедать ходил в столовую, что не замедлило сказаться на качестве пищи.

Все окна в кабинете, которые раз навсегда были плотно обклеены для тепла толстой синей бумагой, Ярополов распахнул настежь, и вскоре застарелый запах сырости и табачного дыма, которым, казалось, пропитались самые стены кабинета, выветрился бесследно. Его заменил смолистый аромат молодой лиственнички, которую новый начальник велел поставить в кадке с землей у самого стола и самолично поливал каждое утро.