Годуновы. Исчезнувший род
Шрифт:
Получается, в первый раз открылся самозванец еще в России. Он избрал вернейший путь к цели – Литву! Там всегда благосклонно относились к российским неприятелям, а особенно к тем, кто России изменял. Здесь помнили князей Иоанна Шемякина, Иоанна Верейского, Михаила Тверского, Андрея Курбского.
До Литвы Григорий добрался благополучно. В Киеве он обрел защиту в лице знатного воеводы Василия Острожского. Сперва Отрепьев жил в Печерском монастыре, а затем в Никольском, везде состоял дьяконом, но постепенно нарушал устав воздержания и целомудрия. Он пустил слух о спасении и тайном нахождении Дмитрия в Литве. Сам в это время учился воинскому мастерству у донских казаков. Вскоре он перешел на службу к князю Адаму Вишневецкому, жившему тогда в Брагине, и поведал князю, что является спасенным сыном Ивана Грозного, а в доказательство показал дорогой крест, возложенный на него при рождении князем Иоанном Мстиславским. Заручившись поддержкой влиятельного князя, самозванец начал осуществлять свой план. Григория нарядили в богатые одежды, ему построили великолепный дом, и по всей Литве разнесся слух о чудесном спасении сына русского царя. У Лжедмитрия, как у настоящего Дмитрия Ивановича, одна рука была короче другой, а на лице – бородавка. Королю Польши Сигизмунду III стало известно о «чудесном воскрешении» Дмитрия. Вместе с сандомирским воеводой Юрием Мнишеком и князем Вишневецким Отрепьев в 1603–1604 годах явился в Краков. Сигизмунд принял его, и Лжедмитрию
Отрепьев начал собирать войско. Первым его поддержал Мнишек, чью дочь, Марину, самозванец пообещал взять в жены. Он дал письменное обязательство исполнить обещание по восхождении на российский престол.
Донские казаки уже седлали коней, чтобы присоединиться к толпам Лжедмитрия. Между тем, преданный слуга Лжедмитрия, пан Михайло Ратомский, остергский староста, через своих лазутчиков и двух русских монахов (возможно, это были друзья Отрепьева Мисаил и Леонид) поднимал на защиту Лжедмитрия юг России. Всюду подкидывали грамоты от имени царевича Дмитрия. Борис Годунов все чаще слышал о самозванце из разных источников. С невыразимым удивлением выслушивал он сообщения своих тайных агентов из Литвы. Изворотливый Борис не мог не оценить успехов Отрепьева – человека без рода и племени, который сумел заставить поверить в себя польских вельмож. Разумеется, сам Борис ни на секунду не верил в чудесное спасение царевича. Тот был зарезан днем, при свидетелях, и его тело было выставлено в церкви, где к нему приходило множество людей, часто видевших мальчика при жизни. Никаких сомнений никто тогда не высказывал. Но от бояр не укрылся тот факт, что могущественный Борис начал нервничать. Слух о призраке его пугал, и Годунов начал искать измену. В Москву доставили инокиню Марфу, мать Дмитрия, бывшую царицу. Царь попросил ее рассказать народу, что Дмитрий мертв, но Нагая отвечала весьма уклончиво. Видимо, до нее уже дошли слухи о самозванце. Тогда выступить перед народом было приказано Василию Шуйскому. Он объявил с Лобного места, что собственными глазами видел убитого царевича, и весь Углич видел его мертвым во время отпевания, а Гришка Отрепьев – попросту разбойник. Убеждал народ и патриарх Иов. Однако люди угрюмо молчал. Они хотели чуда. Была обнародована история беглеца Отрепьева. К вельможам Сигизмунда был послан дядя Григория, чтобы разоблачить самозванца на месте. К донским казакам из России с той же целью послали воеводу Хрущева. Ни грамоты, ни слова не действовали. Хрущева казаки заковали и привезли самозванцу. Когда пленник глянул на Григория, он тут же зарыдал и бросился на колени, воскликнув: «Вижу Иоанна в лице твоем – я слуга твой навеки!» Это был первый изменник среди высших чинов России.
16 октября 1604 года Лжедмитрий въехал в Россию, имея в распоряжении полторы тысячи исправных воинов, около двух тысяч казаков и большую толпу кое-как вооруженных людей. Он шел с мечом и манифестом. Он сулил спокойствие и мир, убеждал россиян оставить хищного Годунова. Мнишек в это время от имени короля и вельможных панов оповестил всех, что они, убежденные доказательствами, признали Дмитрия истинным князем московским.
На Украине многие поверили Лжедмитрию. Самозванец, презирая смерть и опасности, всегда был впереди. 11 ноября он с людьми подступил к Новгороду-Северскому. Здесь ему дали хороший отпор, но пришли и добрые вести, утешившие его: Григорию сдались Путивль, Рыльск, Борисов, Белгород, Валуйки, Оскол, Воронеж, Кромы, Ливны, Елец. Была перехвачена московская казна, которую использовали для набора дружины.
Столь быстрые успехи Лжедмитрия шокировали Годунова и всю страну. Борис стал совершать одну ошибку за другой. Проявляя непонятную робость, он не решился пойти с войском навстречу Лжедмитрию. В результате в 1604 году никто хоть и не сомневался в смерти Дмитрия, однако нелюбовь к Борису стала настолько сильной, что мысль о живом царевиче всех очень воодушевляла. И мнимое стали выдавать за действительное. Мать Дмитрия Ивановича, Марию, опять увезли в монастырь. Борис решил прибегнуть к двум средствам – церкви и строгости. Но, к сожалению, Годунов смог собрать всего лишь пятьдесят тысяч воинов. Шведы предложили Борису свою помощь, но он ответил отказом. 21 декабря сошлись войска Лжедмитрия и Дмитрия Шуйского. Значительное численное преимущество было на стороне Шуйского. Однако после битвы не оказалось ни победителей, ни побежденных. На следующий день к двенадцатитысячному войску Лжедмитрию присоединились еще четыре тысячи запорожцев. Одновременно с этим Лжедмитрия покинули поляки. Годунов стал опираться на Басманова. Военные действия продолжились. Царских войск насчитывалось около шестидесяти – семидесяти тысяч, у Лжедмитрия было лишь пятнадцать тысяч. В одном из сражений царские войска одержали безоговорочную победу. Борис уже с нетерпением ждал, когда же самозванца добьют. Но происходит немыслимое: к Лжедмитрию присоединяются очередные четыре тысячи донских казаков, ему сдаются новые города. Он пишет письмо Борису Годунову, предлагая ему добровольно покинуть престол, обещая царскую милость.
В 1605 году Борису Годунову исполнилось 53 года. Это был еще крепкий и здоровый мужчина, хотя его уже частенько мучили недуги. Еще весной, 13 апреля, он принимал гостей и вершил государственные дела. Историки обращают внимание на один фактор, оказавший заметное влияние на ход политической борьбы в годы царствования Годунова. Это физическое состояние государя.
Еще до коронации за рубеж стали поступать сведения о его тяжелой болезни. Врачи не могли исцелить его недуг, и царь искал спасения у Господа. К осени 1600 года здоровье Бориса резко ухудшилось. Обстановку династического кризиса усугубляли слухи о скорой смерти Годунова. Царю удалось потушить мгновенно вспыхнувший конфликт и выровнять политическую обстановку в стране. Однажды внезапно после обеда он почувствовал себя плохо: из ушей, носа, рта у него хлынула кровь. Как ни старались, лекари не могли ее остановить. Больной стал терять память, но успел благословить своего сына на царство. Годунов скончался в жутких муках. Некоторые из его современников уверяли, что якобы он сам в отчаянии принял яд. Вероятна, впрочем, и версия, что его смерть очень нужна была некоторым людям, присутствующим на обеде. В некоторых источниках современники описывают смерть Годунова совсем по-другому: «Царю Борису, вставши из-за стола после кушанья, и внезапу прииде на нево болезнь люта и едва успепоновитись и постричи, в два часа в той же болезни и скончась». Как свидетельствует автор Хронографа, Борис скончался после обеда «по отшествии стола того, мало времени минувшю: царь же в постельной храмине сидящу, и внезапу случися ему смерть». Государь скончался скоропостижно, и монахи лишь «успели запасными дары причастить» умирающего.
Члены английского посольства описали последние часы Годунова со слов лечивших его врачей. Лекари, как всегда, находились при царе в течение всего обеда. Годунов очень любил сытно и плотно поесть и часто допускал излишества в еде. Убедившись, что здоровью государя ничего не угрожает, медики разъехались по домам. Но через два часа после обеда Борис почувствовал себя плохо, переместился в спальные хоромы, лег в постель, велев вызвать докторов. Тем временем бояре, собравшиеся в спальне, спросили царя, не желает ли он, чтобы Дума в его присутствии
Россияне погребли Бориса с честью в храме Святого Михаила Архангела, среди могил других правителей государства.
Казалось бы, народ должен был возрадоваться, когда после смерти Федора Ивановича на престол взошел Борис. Ведь до этого он являлся фактическим правителем при сидящем на троне Федоре, и это время было весьма благодатным для России. Но никакой радости не было и в помине. Народ откровенно не любил Годунова. Борис не был родовитым боярином, за ним не было природного права на царство. Но даже это не главное. В глазах народа Борис Годунов всегда был убийцей. Молва приписала ему смерть трех невинных младенцев, и не просто младенцев, а младенцев настоящей царской крови. Еще до убийства царевича Дмитрия, в 1585 году появились слухи о привезенной из-за границы девочке Евдокии – последней кровной представительнице династии Рюриковичей. Ее мать, Мария Владимировна, прямая правнучка Ивана III, в 1573 году была выдана Иваном Грозным замуж за ливонского короля Магнуса, и от этого брака родилась Евдокия. Когда Магнус скончался, Годунов уговорил Марию Владимировну вернуться в Москву, пообещав ей богатую и обеспеченную жизнь. Но как только Мария прибыла в Москву, разлучил ее с дочерью и заключил в Пятницкий монастырь близ Троицы под именем Марфы, где она и умерла через несколько лет. О судьбе Евдокии ничего неизвестно, но, скорее всего, она умерла где-то в 1589 году. В причастности Бориса Годунова к ее смерти мало кто сомневался. А уж после гибели царевича Дмитрия народ был в этом уверен. Стало понятно, что Борис Годунов таким образом расчищает себе путь к престолу. Хотя в настоящее время многие историки полагают, что к смерти царевича Борис Годунов отношения не имел. Существует даже мнение, что вся эта трагедия лишь спектакль, поставленный матерью наследника, Марией Нагой, с целью спасти своего сына. Однако очень уж на руку оказалась эта смерть Борису Году нову, поэтому у русских людей сомнений в том, кто настоящий убийца, практически не было. А в 1592 году по Москве разлетелась долгожданная радостная весть – царица Ирина наконец-то носила ребенка. Это означало, что у Федора Ивановича будет наследник или наследница и династия не закончится. Народ замер в восторженном ожидании. И когда Феодосия родилась, а затем, прожив всего несколько месяцев, умерла, народная молва незамедлительно обвинила в случившемся Годунова. Кто-то считал, что у Ирины родился мальчик, а Борис выкрал его, умертвил и подменил больной девочкой, а кто-то полагал, что Борис выкрал и убил Феодосию. Скорее всего, к этой смерти Годунов не имел абсолютно никакого отношения, но сомнения поселились в умах людей. Благодаря этому во время Смуты, кстати, то и дело возникали самозванцы, выдававшие себя за сына царя Федора.
Получается, каким бы хорошим Борис Годунов ни был царем, в глазах своего народа он всегда был убийцей. «Природный» царь, то есть настоящий, не избранный, мог убивать и при этом не считаться убийцей, ведь он был практически Богом, и наказание царя – это Божье наказание, даже если он лишает жизни собственного сына. Казнимые жесточайшими способами и умиравшие в тяжелых мучениях жертвы прославляли своего мучителя-царя, ведь они принимали Божье наказание. Годунов же был самым грешным из убийц, так как на его совести была кровь «природных» царевичей. Русскому народу казалось, что приход к власти навлечет на Московское царство гнев Божий.
Не прибавляла Борису Годунову популярности и супруга. Мария Григорьевна была дочерью Григория Лукьяновича Бельского (Малюты Скуратова), самого любимого опричника царя Ивана Грозного. Одно только его имя наводило на людей панический ужас. И невзирая на то, что дочь не имела ничего общего с отцом, а, напротив, была добропорядочна, сердечна, очень много внимания уделяла благотворительности, народ сомневался в ее искренности. Таким образом, имя Бориса Годунова было связано со страшным Малютой Скуратовым, и хотя последнего давно не было на этом свете, он приходился родным дедом детям Бориса, а главное новому наследнику – Федору Борисовичу Годунову. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в летописях и других письменных документах периода после Смуты правление Годунова описывалось следующими словами: «После смерти Ивана Грозного, Борис Годунов сослал царевича Дмитрия и Нагих в Углич, Богдана Бельского подговорил устроить покушение на Феодора Ивановича, потом сослал его в Нижний, а И. Ф. Мстиславского – в заточение, где повелел его удушить; призвал жену Магнуса, „короля Ливонского“, дочь старицкого князя Владимира Андреевича, Марью Владимировну, чтоб насильно постричь ее в монастырь и убить дочь ее, Евдокию. Далее он велел перебить бояр и удушить всех князей Шуйских, оставив почему-то Василия да Дмитрия Ивановичей; затем учредил патриаршество, чтобы на патриаршем престоле сидел „доброхот“ его Иов; убил Дмитрия, подделал извещение об убийстве, подтасовал следствие и постановление собора об этом деле, поджег Москву, призвал Крымского хана, чтобы отвлечь внимание народа от убийства царевича Дмитрия и пожара Москвы; далее он убил племянницу свою Феодосию, отравил Фео дора Ивановича, чуть ли не силой заставил посадить себя на царский трон, подтасовав земский собор, и плетьми сбивая народ кричать, что желают именно его на царство; ослепил Симеона Бекбулатовича, после этого создал дело о заговоре „Никитичей“, Черкасских и других, чтобы „извести царский корень“, всех их перебил и заточил; наконец, убил сестру свою царицу Ирину за то, что она не хотела признать его царем; был ненавистен боярам за то, что грабил, разорял и избивал их, народу – за то, что ввел крепостное право, духовенству – за то, что отменил тарханы и потворствовал чужеземцам, лаская их, приглашая на службу в Россию и предоставляя свободно исповедовать свою религию, московским купцам и черни – за то, что обижал любимых ими Шуйских и Романовых и пр. Затем он отравил жениха своей дочери, не смог вынести самозванца и отравился сам. Вот и все». Подкрепленный точными ссылками, этот список обвинений не вымышлен и даже, в общем-то, не преувеличен. Он просто объединяет все то, чему верили и чему не верили исследователи, что они излагали как факты, и что считали домыслами. Беда Годунова состояла в том, что в те времена писавшие о нем не заглядывали дальше преданий и клевет, внесенных в летописи и мемуары.
Таким образом, судьба правителя Бориса Годунова связана с поразительным парадоксом – государь, стремившийся повысить благосостояние народа, укрепить военную мощь страны и ее положение в мире, в народе не просто не был популярен, он был ненавидим. Бориса Годунова обвиняли во всех мыслимых и немыслимых грехах: ему приписывали смерть царя Ивана, царевича Дмитрия, царя Федора и даже сестры-царицы Ирины Годуновой. Не говоря уже об обвинениях в поджоге Москвы, сговоре со шведами и крымским ханом, ропоте на царя за опалы на бояр, масштаб которых не шел ни в какое сравнение с тем, что творил Грозный. Вероятно, причина столь негативного отношения к Борису кроется в том, что народ так и не смог простить ему стремительное возвышение до царского престола. В русских исторических повестях начала XVII века Бориса Годунова часто называют рабоцарем. Его восхождение на престол впервые поставило под сомнение незыблемость и недосягаемость царской власти.