Годы и дни Мадраса
Шрифт:
— Идемте, идемте, — торопит она нас. — Скоро зажгут священный огонь. На вершине в это время никто не должен оставаться.
Действительно, надо спешить. Мы начинаем спускаться. Впереди еще десять миль трудной каменистой дороги. Но к шести часам мы уже были внизу. Это казалось фантастичным, как и все в эту ночь и в этот день.
— Вы устали? — спросила я мать Махадевы.
— Нет, — бодро ответила старуха. — Я совсем не устала. Мне помог Шива. Он вознес меня на вершину.
И я лишний раз убедилась в великой силе самовнушения.
Когда солнце село, по верхним карнизам гопурамов заплясали язычки светильников. Толпы паломников собрались
Когда мы вернулись к Челаму, там шла праздничная пуджа. На полу просторной комнаты среди гостей-паломников сидела Саурис. Мы присели тут же. Резким, неприятным голосом Саурис пела гимн Шиве. Остальные с застывшими улыбками слушали ее. В углу я заметила юношу, лицо которого странно дергалось в такт пению Саурис. Когда она кончила, юноша поднялся, взял светильник, сделал им несколько круговых движений, как жрец в храме, и позвонил в медный колокольчик. Все по очереди стали подходить к Саурис, прося благословения. Первым это сделал Челам. Саурис, улыбаясь своей странной улыбкой, слабым движением бледной руки благословляла распростертые перед нею тела. Когда процедура была кончена, все снова уселись на свои места. Наступило время «общения с богом». Присутствующие неподвижно замерли и закрыли глаза. То же самое сделала Саурис. Сколь долго должна была продолжаться концентрация, я не знала. Я сидела, наблюдая эти неподвижные изваяния, и думала, а что если это будет продолжаться всю ночь? В углу стояло удобное кресло, и я решила, что на худой конец я высплюсь в нем. Но через час лица сидевших стали оживать. Саурис подняла бесцветные ресницы и, удивленно посмотрев на меня, сказала:
— Так вы здесь все время сидели?
— Сидела, — подтвердила я.
Она поднялась и, все так же странно улыбаясь, уплыла во внутренний двор. Ее белое сари как будто растворилось в лунном свете, заливавшем все вокруг.
В одной из комнат были приготовлены циновки для спанья. Я вытянулась с наслаждением на своем жестком ложе и только теперь почувствовала, как устала и как болят мои разбитые ноги. Я закрыла веки, и откуда-то из светящейся темноты появился Шива и, опустив танцующую ногу, злорадно посмотрел на меня.
— Святая, говоришь? — ехидно спросил он. — Художественную литературу читаешь? — и погрозил мне длинным каменным пальцем.
Я поняла, что Шива говорит по-русски, и засмеялась. Бог снова поднял каменную ногу и обиженно отвернулся. Постепенно Шиву заслонило бледное, расплывчатое лицо Саурис. Она протягивала мне палочку для зубов и резким голосом мальчишки-рекламщика говорила: «Лучшая паста для зубов «Колгейт». Помогает в общении с богом». Палочка стала расти, превращаясь в бамбуковый шест. Наверху шеста вращался сиреневый садху. Он скалил испорченные зубы и кричал: «Священный огонь! Священный огонь!» Снизу поднялась танцующая кобра и спросила: «Вы пойдете в ашрам?» И потом повторила вопрос голосом Челама. Я открыла глаза и увидела залитую солнцем
— Вы пойдете в ашрам?
Ученик Великого риши — Сундаресан Айер
Утро уже давно наступило. Оно было солнечным и свежим. Дождливый сезон кончился. Он всегда кончается после того, как вспыхивает пламя на горе Священного огня. Было первое декабря 1963 года.
После завтрака Махадева мне сказал, что здесь, на горе, много ашрамов. С древних времен на Аруначале находили убежище многие шиваитские святые. Эта традиция продолжается до сих пор.
Ашрам, куда мы пришли, был основан Рамана Махарши — Великим риши, или мудрецом. Он умер в 1950 году, а легенды о нем живут на юге Индии по сей день. Несколько легких строений ашрама расположены в пальмовой роще неподалеку от подножия горы Священного огня. Там нас встретил ученик Рамана Махарши и теперешний секретарь ашрама Сундаресан Айер. С длинной седой бородой, высоким мощным лбом и каким-то детским выражением глаз, он вежливо и мягко спросил меня, откуда я. Я ответила. Айер несколько удивленно посмотрел на меня и сказал:
— Россия — очень интересная страна. Я бы сказал, великая страна. Вы дали миру Толстого и Достоевского. Я рад видеть вас здесь, у нас в ашраме.
— Она вчера поднялась на Аруначалу, — вдруг выпалил Махадева.
— Вы правильно сделали, — ласково заметил Айер. — Если вы интересуетесь нашей культурой, то побывать на Аруначале необходимо. Это очень древняя гора. Она старше священных Гималаев. Хотите, я вам покажу комнату Великого риши?
— С удовольствием, — ответила я.
Махадева сиял, явно польщенный таким вниманием Сундаресана Айера. Мы прошли мимо нескольких низких строений, около которых сидели члены ашрама, и оказались около скромного домика.
— Сюда, — сказал Айер.
Мы вошли в небольшую, прохладную и чисто прибранную комнату. С большого портрета на нас смотрел человек. Коротко стриженные седые волосы, ясные молодые глаза, рот, изогнутый в чуть смущенной улыбке.
— Это свами Рамана Махарши, — сказал Айер.
В скромно обставленной комнате стоял мягкий диван, покрытый шкурой леопарда, письменный стол с несколькими изящными безделушками и полка с книгами. Вот, пожалуй, и все.
— Великий риши был очень скромным человеком, — мягко звучал голос секретаря. — Он, несмотря на свои знания, никогда не претендовал на исключительность и не позволял фанатически поклоняться себе. Однажды, когда пришла к нему одна женщина и стала в припадке фанатизма биться головой о порог, свами спросил: «Кто это колет кокосовые орехи о мой порог?»
Мы постояли немного в комнате и вышли через заднюю дверь.
— Рамана Махарши, — продолжал рассказывать Сундаресан Айер, — очень любил детей. Вот, посмотрите, в этом здании размещается школа вед. Здесь дети получают традиционное воспитание, изучают священные веды и начинают практиковаться в йоге.
Несколько десятков мальчиков в одних только дхоти окружили нас. Они были выдержанны и вежливы, но в глазах их светилось нескрываемое детское любопытство.
— Кем ты хочешь быть? — спросила я малыша лет восьми, который оказался рядом со мной.