Годы нашей жизни
Шрифт:
Эти мысли придали Панфилову решимости. Он встал и громко, так, что его сразу услышал весь зал, попросил слова.
— Большинство голосовало против прений, — напомнил председатель.
— Просим, просим! — с эстрады раздался голос Ленина, предлагавшего послушать старобельского делегата. — Я обращусь к съезду за разрешением дать товарищу слово.
Панфилов, улыбающийся и немного растерянный, шел к трибуне. О чем он будет сейчас говорить?
— Товарищи коммунисты! Я с тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года ожидал случая сказать о жизни крестьян…
Владимир Ильич слушал, облокотившись
Опершись на пюпитр, старик говорил о судьбах народных. Он рисовал картину жизни своего уезда, острой борьбы за хлеб и Советскую власть. Говорил о том, что видел в волостях. О сопротивлении кулачья и предательстве эсеров, рассказывал о бедноте, крепко подпирающей плечом Советы, о середняках, которые идут с Советской властью, о большевистских агитаторах. Давно минули положенные по регламенту пятнадцать минут, но даже пунктуальный председательствующий, видя, как слушает зал, не останавливал оратора.
В речи старобельского делегата отсутствовали откровения, но была волнующая правдивая картина нелегкой судьбы небольшой коммунистической организации далекого степного уезда, которая выводит народ на широкую дорогу…
Ленин встал и вместе со всеми долго аплодировал старику.
Объявили перерыв.
Тут же в зале Панфилова обступили товарищи, поздравляли с интересной речью. Подошел и Демьян Бедный, обнял старика, повел к Ленину.
— Спасибо, товарищ Панфилов, — сказал Владимир Ильич. Потом увидел стоявшего невдалеке фотографа: — Пойдем сфотографируемся.
Весь перерыв Ильич не отпускал от себя Панфилова. Он подозвал Петровского и, улыбаясь, сказал:
— Товарищ председатель ВУЦИКа, я хочу пожелать вам, чтобы все депутаты были так деятельны, как товарищ Панфилов.
Петровский еще не сдал наркомат, и речь зашла о некоторых наркомвнудельских вопросах. Ленин включил в разговор Панфилова и тут же посоветовал уездному исполкому проверить законность ареста всех находившихся в тюрьмах. Нет ли несправедливых осуждений из-за личных счетов, по доносам и наветам врагов?
Панфилов старался все запомнить, что говорил Ленин.
В двенадцатом часу ночи Ильич закрывал партийный съезд.
— Товарищи, за нашими спинами стоит целый ряд революционеров, которые приносили свою жизнь в жертву освобождению России. На долю большинства этих революционных деятелей выпала тяжелая судьба.
Слово Ленина звучало так вдохновенно, что Панфилов позабыл об усталости, о холоде.
— Нам досталось счастье… Мы видим… что семя, посеянное нашей русской революцией, восходит в Европе… Социализм победит во всем мире.
Со съезда Панфилов шел вместе с Григорием Ивановичем. Была холодная мартовская ночь. На площади лежал потемневший снег. А на сердце было радостно, и в ушах все еще звучали ленинские слова: это будет последнее тяжелое полугодие. Петровский позвал старика к себе домой. Разогрели кипяток и разделили пополам кусок ржаного хлеба и таблетку сахарина — суточный паек народного комиссара внутренних дел.
…Старость не была Панфилову помехой, и свое шестидесятипятилетие он встретил на фронте. Весь девятнадцатый год член ВЦИКа и ВУЦИКа Федор Дмитриевич находился в боях с петлюровцами,
— Вскоре после окончания гражданской войны мы встретились с ним на сессии ВУЦИКа, — вспоминал Петровский. — Помню, еще лет пять Панфилов проработал в уезде и на восьмом десятке ушел на пенсию… Году в тридцать шестом я потерял Панфилова из виду. Наверное, его давно уже нет в живых, — с грустью произиес Григорий Иванович. И снова повторил: — Вот человек, о котором нужно писать книгу.
Уже после этой встречи с Григорием Ивановичем мы узнали, что Панфилов умер в 1940 году и похоронен на площади в своем родном селе Черкасском, а его именем в Старобельске названа улица, которая вместе со многими другими течет к главной улице города — к Ленинской.
ТОВАРИЩ ИЛЬИЧА
Есть люди, чьи жизни, как звезды, светят поколениям. Я хочу рассказать об одном из тех, кто работал вместе с Ильичем, был его сподвижником и верным товарищем.
Он родился в один год с Лениным, прожил только пять десятилетий и в 1921-м погиб на революционном посту. Он не успел написать ни воспоминаний, ни мемуаров. К сожалению, не сохранились даже его письма из казематов Петропавловской крепости, из царских тюрем, ссылок. И все равно его давно остановившееся сердце продолжает гореть, словно факел. И слова Ленина из письма в ЦК воспринимаются как вечный огонь над его могилой:
«…Я хорошо знал… Ивана Адамовича Саммера. Старый революционер-большевик. Цекист еще до первой (1905) революции. Умер на Украине… Надорвавшись на работе…»
РОДОМ ИЗ ЧУМАКОВ
Отец и дед его возили соль да воблу из Крыма. Чумацкий сын, осиротевший в тринадцать лет, он попал в Киев не по воле счастливого случая. Из одного конца города в другой бегал по урокам, которыми зарабатывал себе на пропитание, высокий, худощавый юноша гимназист. Окончив гимназию, он поступил в Киевский университет. Необыкновенные способности и исключительная память сделали его первым студентом.
Главу университетского общества историков, либерала и украинофила Антоновича радует, как складывается судьба юноши из Очеретного, которое под Каневом. Но профессор Антонович еще не знает, что сына потомственного чумака из всех наук больше всего увлекло учение Маркса. Он тайно пропагандирует его в первых марксистских кружках Киева.
Это было начало. А через пять лет…
В 1897 году в каземат крепости брошен опасный для трона молодой человек. В свои двадцать семь лет он успел принять участие в создании киевской организации социал-демократов; скромную должность секретаря уездной земской управы в Полтаве занял с целью основать там марксистские кружки. Перебравшись в Петербург, где он служил на заводе Адмиралтейства, недавний земский секретарь с головой ушел в революционную работу. Он причастен к «Союзу борьбы», помышляет о создании партии революционеров.