Годы огневые

Кожевников Вадим Михайлович

Терзов собирал продукты в свое время для партизан, дравшихся с фашистскими оккупантами. Но недавно в их деревню приехали полицейские, окружили ее и стали вылавливать бывших партизан. Терзов спрятался в погребе. Полицейские, не найдя его, забрали пять быков, шестьдесят овец, разрушили дом и ушли. Эти полицейские раньше работали у немцев. Правительство после разоружения ЭЛАС [3] снова приняло их на работу. Терзова преследовали, он бежал. Вот и вся его история.

3

Национально–освободительная армия, существовавшая в годы второй

мировой войны.

Потом нам представили Чехаю Эфронти, из деревни Эвропохуменикачильчи. Ей 18 лет. Зубы ей выбил прикладом фашист. Она показывает нам раны на ногах. Это ее били в застенке палками по ногам. Когда теряла сознание, обливали водой.

— За что вас арестовали?

— Я носила хлеб партизанам.

— Когда носили?

— Когда наши воевали с немцами и итальянцами.

— Меня тоже избили, хотели расстрелять, — заявил Янес Лямос из селения Нестория–Костория, — за то, что я работал в партизанском Красном Кресте. Я видел, как по дороге в тюрьму полицейские гнали обнаженных девушек, членов ЭАМ [4] , и били их плетьми.

4

Национально–освободительный фронт, созданный з 1941 г. по инициативе Греческой коммунистической партии.

Один из наших иностранных коллег, обращаясь к Лямосу, сказал, что теперь произошли изменения. Подобные факты уже не будут повторяться в Греции.

Но тут выступил Иванне Хадзиспанаесту, бывший агроном из деревни Димерли–Фарсало, два года сражавшийся в рядах партизан:

— Я бежал из Греции четыре дня тому назад. И должен вам сказать, когда мы в свое время арестовали фашиста Сурласа, мы не стали его казнить, передали английским войскам для наказания. И что же потом я увидел? Сурлас ехал но улице в автомобиле. Толпа стала кричать: «Смерть Сурласу!» Он приказал шоферу остановить машину и пригрозил нам кулаком. Сейчас Сурлас организовал шайку, уже убил тридцать бывших партизан, устраивает облавы.

Нам пришлось выслушать десятки подобных рассказов.

Мы вышли на улицу. Вся колония собралась с нами проститься. Мы были для них гостями, хотя сами они только недавно нашли приют в доброй и свободолюбивой стране.

Надвигались сумерки. Воздух стал синим. Небо покрылось огромными звездами. Мы ехали вдоль Дуная, освещенного небом. Все было красиво вокруг, а на душе — после посещения деревни Булькес не очень хорошо…

1945 г.

ПРАВДА О ЮЛИЙСКОЙ КРАЙНЕ

Перед нами — две книги, изданные Академией наук и искусств в Любляне (Югославия). Обе они носят одинаковое название «Юлийская Крайня» и взаимно додолняют друг друга. В первой помещены статьи видных словенских ученых об искусстве, истории, литературе Словенского Приморья. Вторая представляет собой прекрасно изданный альбом документов и фотографий, наглядно свидетельствующий об этническом, историческом и политическом единстве Юлийской Крайны с ее матерью — Югославией.

Эти книги розданы делегатам происходящей сейчас в Париже Мирной конференции. Людям с чистым сердцем, свободным и независимым разумом они помогут серьезно и объективно разобраться в справедливости той позиции, которую занимает делегация Югославии по вопросу о Юлийской Крайне. Языком неопровержимых фактов, подобранных с научной тщательностью, обличают они тех, кто, руководствуясь империалистическими интересами и политическими махинациями, препятствуют сейчас, вопреки справедливости, удовлетворению вековых чаяний самого населения Юлийской Крайны.

О чем рассказывают эти интересные книги?

Доктор Милько Кос, член Академии

наук и искусств в Любляне, поместил в первом из названных сборников свое исследование о культурно–политической принадлежности Словенского Приморья. Он разбирает историческое прошлое Юлийской Крайны, начиная с доисторического, а затем римского периодов, подробно останавливаясь па вопросах о появлении словенцев в Приморье, о диалектах и говорах, поныне господствующих в этом своеобразном районе, о политических и правовых традициях.

Доисторическая и праисторическая культуры на территории Словенского Приморья в гораздо большей степени связаны с Альпами, областью Дуная и Балканами, чем с Италией. Об этом говорят находки археологии. И даже в период римского владычества, следы которого кое в чем сохранились, область Приморья отличалась глубоким своеобразием в общекультурном, религиозном, языковом и социальном отношениях.

Вообще же, пишет словенский ученый, нелепо подкреплять притязания современной Италии ссылками на римское господство в античную эпаху. Ведь 1300 лет назад словенцы и хорваты начали и завершили заселение Словенского Приморья и Истрии, принесли на новые места и собственную своеобразную культуру. Экономический, социальный и правовой строй, характер земледелия и аграрных отношений, тины деревенских застроек Словенского Приморья и Истрии теснейшим образом связаны с соответствующими институтами, бытом и материальной культурой остальных славянских тыловых земель. «Веча, порядок судопроизводства, присяжные и др. — все это придает правовой жизни приморского крестьянина тот же типичный характер, как и жизни крестьянина на остальной словенской территории» (стр. 19).

В обстоятельных и глубоких по своему содержанию и собранному фактическому материалу статьях доктора Франца Стеле, доктора Антуана Барац и доктора Франце Кидрнч дана исчерпывающая характеристика искусства и литературы Истрии и Приморья. Мы видим, что Словенское Приморье в области искусства представляет единое целое с остальной Словенией, без которой его нельзя правильно понять. В XIX и в начале XX столетия, вплоть до итальянской оккупации, Приморье самым тесным образом сотрудничает в художественном и культурном прогрессе возрожденного славянства и дает современному словенскому искусству наиболее выдающиеся имена.

О славянской, а не об итальянской природе культуры Приморья говорит прежде всего глаголическая литература, то есть письменность, пользующаяся особой азбукой, так называемой глаголицей. Глаголическое письмо трудно и вычурно, и даже в Хорватии оно вытеснялось латинской азбукой.

«Тем не менее, — пишет доктор Антуан Барац, — глаголица оказалась наиболее стойкой именно в Адриатическом поморье, где латинская азбука вела самое энергичное наступление. Здесь глаголическое письмо употреблялось не только при богослужении, но в повседневном быту и даже в литературе. Угловатая и неуклюжая глаголица словно выросла из приморских скал на рубежах хорватской и итальянской национальностей, став нерушимой стеной, не пропускавшей влияний чужого духа» (стр. 57).

Начиная с 1848 г., приморские словенцы создали столько образовательных кружков, газет, журналов и школ, что просвещение захлестнуло последнюю хижину в горах и неграмотность совершенно исчезла. Горица стал культурным центром Словенского Приморья, соревнуясь с Любляной. Поэт, драматург, автор социальных и исторических романов Евгений Кумичич, автор повестей из жизни хорватских моряков Виктор Царь Эмин, поэт Адриатики Рикард Неретов и историк Анте Дукич получили не только местное, но и всехорватское литературное значение. Лирик, создатель реалистического и аллегорического сказа Владимир Назор обеспечил Истрии почетное место в хорватской словесности. Литературная жизнь Словенского Приморья свидетельствует о несомненной мощи и одновременно о тесной связи со всем словенским народом.