Годы в броне
Шрифт:
– Для командира батальона это уже далековато, - попытался я заступиться за Федорова.
– Неправильно! - резко оборвал меня Рыбалко. - Он. должен знать главное направление удара, должен иметь в руках даже план Берлина.
Спорить я, естественно, и не думал, хотя мне казалось, что Павел Семенович был не совсем прав. Откуда командирам батальонов знать замысел фронтовой или армейской операции? Даже мы, командиры бригад, не были посвящены в план фронтового командования. Среднее руководящее звено командиры полков, бригад, дивизий - не знало деталей даже армейских операций. Да это было
Теперь, стоя на берегу Ниды, генерал продолжал отчитывать меня:
– Воюют роты, батальоны. От их действий зависит успех корпусов, армий и, если хотите знать, успех фронта. А вы обрекаете ваших комбатов на полное незнание обстановки и перспектив дальнейших действий.
Я попытался было сослаться на наши наставления, которые не рекомендуют говорить лишнего подчиненным в целях сохранения секретности. Сказал и сам был не рад этому. Командующий сурово отчеканил:
– Я наставления знаю не хуже вас, сам участвовал в их разработке. Но поймите, наш офицер заслуживает большего доверия. Пусть знает комбат наши планы, наши перспективы. Пусть зримо ощущает Одер, Дрезден, Берлин и всю нашу конечную победу... Устав - не догма. Помните, что говорил по этому поводу еще Петр Первый? "Не держись устава, яко слепой - стены..."
Усилившаяся артиллерийская стрельба, зарево пожаров напоминали нам, что сейчас не время для дебатов. Командарм заторопился на свой командный пункт.
– Ну что ж, друзья, мне пора ехать. Не забывайте, бои будут ожесточенные. Мы сейчас воюем за себя, за нашу Родину и за наших союзников. Вы, наверное, слышали, что союзники зажаты под Арденнами. Надо помочь. Иначе им придется туго. Вот мы и ударим с огоньком, - продолжал он. - Скоро, очень скоро мы станем обеими ногами на землю противника. А вам, вашей бригаде, быть первой. Понятно?
Командарм по-дружески простился с нами, легко вскочил в машину, и она тут же скрылась в непроглядной темноте.
* * *
На второй день гигантского зимнего наступления войска фронта вышли на западный берег Ниды. Артиллерия и минометы взорвали плотину и вскрыли ледяную корку. Вода оказалась спущенной, и тридцатьчетверки перешли реку по дну.
Мы двигались мимо развороченных дзотов, мимо изуродованных оборонительных сооружений противника, проходили по очищенным от мин дорогам. Путь на Енджеюв был открыт.
В эфир передали мою команду оставить шоссе и уйти с центральной магистрали - мы действовали по выработанной в предыдущих боях тактике обходов. Вся бригада поползла оврагами, балками, по бездорожью. 1-й батальон выскочил южнее и юго-западнее города. Удар танкистов Федорова был настолько быстрым и внезапным, что гитлеровцы не успели опомниться. Одна из рот батальона захватила железнодорожную станцию, другая вышла к аэродрому. Немцы даже не пытались обороняться. Они приняли вначале наши танки за свои. А когда разобрались, было уже поздно. С
65 танков и 20 самоходок развернулись в боевую линию. В воздух взвились ракеты, и сотни снарядов полетели в сторону фашистов. Вслед за десятиминутным огневым налетом танки ринулись вперед, преодолевая противотанковые и противопехотные заграждения. Через полчаса они уже добрались до окраины Енджеюва. Боевой азарт увлек меня в цепь автоматчиков, которые с криком "ура!" неслись вслед за танками. Слева и справа от меня бежали начальник политотдела, офицеры штаба. Неприцельный, неорганизованный и неуправляемый огонь противника постепенно стихал.
Немцы отходили к городу, надеясь, что стены домов спасут их от гибели. Наши танки, набирая скорость, устремились по улицам Енджеюва. Я вскочил на какой-то отставший танк, он и вынес меня на центральную площадь.
Город был в наших руках. Мы захватили тысячи пленных, аэродром с уцелевшими самолетами, огромные склады. Освободили два эшелона с советскими людьми, которых гнали на запад в фашистскую неволю.
Немного времени потребовалось нам, чтобы очистить город от засевших гитлеровцев. Поляки помогли выловить фашистов и организовать сборный пункт военнопленных.
Командир мотобригады - мой друг Александр Головачев был ошарашен, узнав, что 55-я танковая бригада находится уже в самом городе. Сначала он не поверил этому, и для уточнения обстановки одна его батарея успела сделать залп, но, к счастью, обошлось без потерь. Сразу полетели радиограммы командиру корпуса, командарму и Головачеву - прекратить огонь по городу. Вскоре я встретился с Головачевым.
– Почему ты меня не подождал? - с укором сказал он. - А еще земляк! Договорились организовать взаимодействие, составили таблицы, установили сигналы, а ты действуешь как партизан.
– Саша, ради бога, не сердись! Не мог я тебя ждать. И не волнуйся, впереди еще много городов, много деревень, не один раз еще повоюем вместе. До победы не так близко, как нам хотелось бы...
Головачев сердился, упрекал меня, но взгляд его был добрым. Я понял: в душе он был рад успеху бригады.
В Енджеюв прибыл начальник штаба армии Дмитрий Дмитриевич Бахметьев. Он осмотрел аэродром, железнодорожную станцию, распорядился эвакуировать пленных. Разобравшись в обстановке, уточнил дальнейшую задачу бригады и на прощание неловко сжал меня в объятиях.
– Молодцы! Так и скажу Павлу Семеновичу. Ведь 55-я бригада перерезала важную магистраль Кельце - Краков и открыла дорогу на Ченстохов. Туда мы с утра запустим бригаду Чугункова...
В ту же ночь танковые бригады, корпуса, вся наша танковая армия устремились в образовавшуюся брешь в обороне противника, ломая по пути его сопротивление. Войска ринулись вперед, обгоняя отступавших и бегущих на запад немцев. Вот он - оперативный простор, о котором все время твердил Иван Степанович Конев, о котором мечтал Павел Семенович Рыбалко и мы - командиры частей и соединений.