Годы в огне
Шрифт:
— Нет, не обжора.
— А отчего ж всегда голодный?
— Оттого, что харчувався тильки хлибом та водою. Да и то не вволю.
— Может, и так.
Внезапно мальчик переменил тему.
— А гвозди-то у меня в ящике целые остались. Глядишь, дома чо подлатать — они и сгодятся. Ладно, я к маме пойду.
В эту минуту на крыльце показалась Хухарева. Она с прежней живостью поглядела на Лебединского, усмехнулась, спросила:
— Чего вечерять
Взрослый и мальчик оживленно поглядели друг на друга и быстро направились в горницу.
На столе снова дымился борщ, с говядиной и томатом, и они славно поели. А Васса сидела в сторонке и, смущая Дионисия, пристально смотрела на него.
Потом так же, как и вчера, выпроводила мальчишку, молча принесла из шкафа настойку, налила в стаканы и, не чокаясь, выпила.
Кивнула на оконные занавески.
— Задергушки закрой.
Придвинула стул к Лебединскому, подождала, когда он осушит свою посудинку, и, усмехаясь, спросила:
— А чо меня не погреешь, солдат?
Дионисий смутился, пытался пошутить:
— Не лупай очима — не твоя дивчина!
Васса пристально посмотрела на него, полюбопытствовала:
— А ты часом не красный?
— Нет. А что?
— Мудреные они больно. Нет, чтоб с бабой поголубиться, — митингуют.
— Отчего ж?
— Такой устав у них. Ни богу свечка, ни лукавому дудка.
Хухарева внезапно села Лебединскому на колени, поерошила ему волосы, укорила засохшим голосом:
— Поди дверь закрючь. Али не учен ничему?
Дионисию стало не по себе от этой откровенной бабьей охоты, и он, чтоб не ссориться, сказал первое, что пришло на ум:
— От судьбы в подоле не спрячешься… Да и устал я нынче, госпожа Хухарева.
Васса сердито усмехнулась.
— Огонь огнем разжигают…
Добавила тоскливо:
— И так в России баб перевес, а тут еще войны эти… Господи… Житья никакого нет.
Лебединский посидел немного для приличия у стола, извинился, что утомлен, ушел в комнатку, где ночевал, быстро разделся.
Почти тотчас пришла Хухарева, села на край кровати, предложила:
— А ты женись на мне, а? По крайности сыт будешь.
Он соврал:
— Женат уже.
— Вижу, не к душе я тебе, — буркнула Васса нетрезво. — Пожалеешь еще, дурак.
Заключила с внезапной насмешкой:
— Плохой мужичишка, а все бабе покрышка. И того нет.
Дионисий понимал, что она задирается, даже жалел бабенку, но молчал.
Хухарева потопталась у кровати и неверной походкой ушла к себе.
Утром
Закончили к обеду. Вассы все не было, и Дионисий решил починить колодец. К вечеру обновили подгнивший сруб, благо нашлись бревна, полили из масленки железные петли ворот, а хозяйка все не показывалась из дома.
— Ну, отмастерились на сегодня. Ты вон как работал — даже чуб нагрелся.
Взрослый отнес молотки и гвозди в погреб, закрыл его на замок, повесил ключ на стенной крюк и сел рядом с мальчиком на перевернутую тачку.
— Починка — доброе дело, — сказал он, сворачивая папиросу, — однако теперь война, время нелегкое. Зачем она ремонт завела?
— А чо ей война? Она мукой, мясом, салом барышует. В деньгах купается.
— Где ж товар берет?
— А в станицах. Там всего полно, ежели поискать лучше.
Он покосился на дверь дома, сообщил тихо:
— В городе она, Хухарева, барахлишко скупает — и в станицы везет. Мамка мне говорила.
Вздохнул.
— Шибко богатая, эта Васса. Ты бы женился на ней, жили бы, как у Христа за пазухой.
— Не хочу я ни у кого за пазухой жить, Даня. Мне даровой хлеб в горло не полезет. Да и ниде нема его, лежачого хлиба.
И, чтобы подбодрить Морошкина, пошутил:
— А зачем нам деньги? Мы и сами золото.
Мальчишка грустно покачал головой.
— Хорошо вам так говорить. А у меня вон сколько баб на руках. Их кормить надо. А чем?
Дионисий обнял мальчика за плечо.
— Придумаем что-нибудь. И в наше виконце загляне сонце!
Помедлил, спросил:
— А где же муж ее, Хухаревой? Она сказала — «был».
— Это правда — был. Убили его.
— На войне?
— На войне.
Лебединский устал сидеть на тачке, поднялся, потоптался на месте.
— Видно, уходить надо. Как мыслишь?
— А чо уходить? Кормят вон как, и дело нетрудное.
Дионисий усмехнулся.
— Харчем и не пахнет.
— Непременно покормят. Ведь полный же день корпели.
Мальчик повздыхал, посоветовал:
— Потолкуйте с Хухаревой. Может, еще какая работа сыщется.
— Пустое, Даня: хозяйка скучна. А коли так — то и дела нет.
— Чо это она? — снова, как и вчера, спросил Морошкин.
— Як знати? Може, грошей багацько, а щастя мало.
Лебединский поскреб затылок ногтями.
— Не знаешь — вдруг еще кому наши руки нужны?
— Не.