Годы
Шрифт:
Та, что постарше, обратилась ко мне:
— Военфельдшер Береговая. Можно, товарищ майор, мы поедем с вами!
— А вы кто такие? — поинтересовался я, смотря на вторую девушку, совсем молоденькую и с наивными голубыми глазами, круглым лицом, украшенным мелкими веснушками. Девушка мне эта понравилась, между прочим.
— Мы из санроты Заозёрненского полка майора Засыпалова, возили в госпиталь в Новочеркасск раненых.
— Ну и дальше что?
— У нас отобрали санитарку.
— В Новочеркасске?
— Ой, нет! Прямо на дороге, когда мы ехали назад. Какой-то полковник с
— Хорошенькое дело! — сказал я, а сам подумал, что не только мы реквизицией занимаемся! И решил подшутить над девушками:
— Что же вы не идёте в свой полк?
— А мы не знаем где наша санрота. Товарищ старший батальонный комиссар сказал, что там немцы. Мы же ещё вчера уехали.
— Ну ладно! А вы знаете кто я?
— Не-ет! — потянули девушки, почти испуганно посмотрев друг на друга.
— Я командир 50-го гвардейского полка, — с напускной суровостью сказал я, наскоро придумав эту должность: — Если хотите служить у меня, садитесь и станете гвардейцами.
Эта шутка впоследствии стала правдой. В 1936 году я стал командиром 50-го гвардейского полка 15-й гвардейской дивизии.
Девушки растерянно посмотрели на меня, на улыбающихся штабников, уже усевшихся в кузова автомашин.
— Можно мы посоветуемся?
— Отойдя в сторону и понизив голос, они «посовещались».
— Товарищ майор, мы согласны.
— Как зовут вторую? — поинтересовался я.
— Военфельдшер Нина Пащенко.
— Хорошо, садитесь в первую машину.
Девушки решили обмануть «майора с трубкой» и при первой возможности сбежать. А им повезло! Ох, как повезло! Их подружки по санитарной роте не были так удачливы, они попали в плен. А там… А там часть из них была определена в дома терпимости, в частности Анна Л., в офицерский дом терпимости. Об этом после войны она писала своей сослуживице по санроте, с которой раньше училась в фельдшерско-акушерской школе в Анджеро-Судженске. И кто знает, кому из попавших в плен было горше. Тем, которые попали в концентрационные лагеря? Или тем, которые были отданы на потеху «цивилизованным европейцам», среди которых далеко не все были фашистами. Часть тех «нефашистов», оставшихся в живых и живущая до сих пор в той или иной части Германии, вряд ли терзается угрызениями совести. А эти несчастные женщины-военнопленные, пережившие войну, ходят с клеймом! И если их не терзают намёками или прямыми оскорблениями, часто, на первый взгляд, невинными, то ещё остаётся сознание того, что это было. Не важно, по чьей вине или воле.
5.7
Выскочили из окружения. Страх на войне
Было около 10 часов утра, и уже давно началась военная страда. Где-то на северо-востоке кружились самолёты, слышались глухие разрывы бомб и в небо поднимались прямые чёрные столбы дыма.
Стояли жаркие безветренные дни, сушь и пыль. Кругом степь и сжатые, и несжатые поля, жиденькие лесозащитные полосы. Здесь в это время было значительно жарче, чем в Приднепровье в 1941 году. Но, в основном, знакомая по прошлому тягостная картина отступления. И так тревожно было на душе…
— Надо быть начеку! — подумалось мне.
Старшим
— И не отставать! — предупредил я.
Я вёл головную ГАЗ-АА. Когда подъехали к дороге, Козлов крикнул:
— Слева на дороге какие-то машины, товарищ майор!
Но я уже и сам увидел их и, остановив ГАЗ, залез на кабину. А это были немцы! Тьма тьмущая! Ну, конечно, не монгольская орда, но много танков и автомашин. И совсем близко, на расстоянии 700–900 метров.
— Немцы, товарищи! — и добавил: Козлов, беги вдоль колонны и передай, что слева немецкие танки. Не отставать! Сядешь в последнюю машину!
Когда подъезжали к «грейдеру», я всё время посматривал по сторонам и размышлял:
— Отчего это такой ровный, как по линеечке, ряд столбов дыма? Словно кто-то заранее разложил вдоль дороги, а дорога на карте показана прямой линией. Дымовые шашки через равные промежутки и теперь этот кто-то движется и последовательно их поджигает? Показывает свой путь самолётам?
Так и оказалось.
Рванув «газик» вперёд и выехав на «грейдер», я повернул влево, в сторону противника. Там, недалеко, был съезд на полевую заросшую дорогу, идущую через небольшую долину на восток. Эта дорога была замечена мною с кабины ГАЗ-АА. Мы успевали проскочит перед носом у немцев, впритык.
Собственно, «грейдер», это профилированная дорога без покрытия, оказался гравийным шоссе, карта которой я пользовался, устарела, идущим в Новочеркасск, до которого оставалось совсем немного. И до Дона было недалеко, за возвышенностью он нёс свои тихие воды, опоздай мы буквально на несколько минут, нас отрезали бы фашисты, и мы остались бы в окружении.
Да-а, Дон. Впервые я тогда оказался у него.
Танки, бронетранспортёры и автомашины противника шли в два эшелона. В первом эшелоне около десятка танков и столько же автомашин и бронетранспортёров. Видимо это была головная походная застава или передовой отряд. Шёл он в расчленённом по фронту предбоевом порядке. Впереди, вдоль дороги, углом вперёд три танка. За ними легковая автомашина и несколько транспортных. Вправо и влево, по нескольку танков и бронетранспортёров. Передовой отряд поднимался из ближайшей поперечной лощинки и пока весь не был виден.
За передовым отрядом шли главные силы противника, уже в колонне. Но они также имели в голове до двух десятков боевых машин в расчленённом по фронту и в глубину предбоевом порядке. Главные силы немцев имели, таким образом, вид стрелы, как её рисуют военные на картах. Передовой отряд фашистов напоминал также стрелу, вернее коротко отломанный наконечник стрелы.
Колонны вражеские шли, как казалось, не спеша, и, пока мы пересекали долину речушки, не проявляли по отношению к нам агрессивных действий. Но, когда мы стали подниматься по довольно крутому скату высоты, уходя в сторону от главной дороги, это была цепь прибрежных холмов Дона, фашисты зашевелились и, вскоре, послали в нашу сторону несколько снарядов.