Голая суть
Шрифт:
Вначале у нее затряслись плечи, а уже потом он услышал рыдания. Логан обнял ее, крепко и нежно прижимая к сердцу. Он гладил ей волосы, понимая, что ничем не сможет сбросить с нее тяжесть невообразимой потери для них обоих.
— Иногда возврат в прошлое — единственный способ сохранить для себя будущее. Ты испытываешь чувство вины от того, что пыталась повесить эти занавески. Я испытываю чувство вины от того, что мне следовало быть рядом с тобой в больнице. — Рука его опустилась ей на щеку, на влажную щеку.
Ошибка номер четыре,вело счет сознание.
— Мне надо было держать тебя крепче, — шепнул он, погрузившись в ее волосы.
Она поглядела на него ясными глазами цвета голубых фиалок, которые она любила выращивать дома на подоконниках.
— Ты держал меня даже тогда, когда уже не было слез.
Улыбка погасла.
— Но тебя я никогда не видела плачущим.
Да, он не плакал. Какой прок от его слез и живым, и мертвым?
— Все горюют по-своему.
— А как переносят горе в племени Осаге?
Она редко расспрашивала его о племенных обычаях. А он редко сам ей об этом рассказывал. Ошибка номер пять.
— Тебя интересуют старинные времена, когда племя Осаге все еще жило в шатрах-типи?
Она кивнула.
— Тогда по-другому справляли траур по ребенку?
— Думаю, что нет. У нас не принято произносить имена мертвых. Мы храним их лица вот здесь. — И он похлопал себя по сердцу.
Они вместе прошли в гостиную и сели на диван, покрытый чехлом. Он обнял ее, положив ее голову к себе на плечо. Она слушалась его охотно, мягко прижалась к груди, и исходившие от нее тепло и нежный запах мешались с его собственными. Она лежала спокойно, как бы предоставляя инициативу ему. Господи, как бы ему хотелось найти какие-то слова, чтобы облегчить ее боль. Он стал бешено рыться в памяти, чтобы вспомнить подходящую историю или сказание племени Осаге.
— Насколько я помню из рассказов тети Титы, когда мать племени Осаге теряет ребенка, она носит привязанную к спине пустую колыбель. Каждый день она рвет траву и кладет туда, где должен был бы лежать ее ребенок.
— И что же дальше?
Она продолжала опираться на него. Возможно, слова помогали. Что ж, попробуем исправить «ошибку номер пять». И он, глубоко вздохнув, продолжал:
— Все знали о горе женщины и сочувствовали ей. Другие матери тоже клали туда траву, чтобы выказать ей симпатию. Утрата ею ребенка была утратой для всего племени. В конце концов, когда вся колыбель наполнялась сухой травой, переполненная горем женщина могла отставить набитую травой колыбель в сторону, а вместе с ней и свое горе.
— Ты мне никогда так много не рассказывал о своем народе. — Скай притиснулась поближе, так она делала в первые дни влюбленности.
— А ты у меня никогда не спрашивала о племени
— Да. По-моему, никогда. Мы мало говорили друг с другом.
Она была права. Когда они говорили, в основном, выступала она, причем на тему «Голой сути». Ему стоило бы побольше просвещать ее на тему «Исторического наследия Америки» применительно к нему самому. Ему надо было сделать ее сопереживающей частью своей индейской половины.
А теперь она называла племя Осаге «его народом», в то время, как могла бы считать его своимдля них обоих. Своейсемьей. Она могла бы знать имена родственников из племени, все еще живущих на своей родовой земле в Пахвуске, штат Оклахома. Но Скай хорошо знала лишь одного из членов семьи — тетю Титу, дважды в год наезжавшую в Сен-Луи. Эти визиты могли бы послужить великолепным поводом для самораскрытия перед Скайлер. Какой же он был дурак, что прятал от нее свою внутреннюю суть!
— Прошло целых шесть месяцев, прежде, чем ты мне сказал, что у тебя есть деньги, — заявила она.
— Верно, я ждал слишком долго. Но я пытался несколько раз рассказать тебе об этом, если помнишь.
— Да, ты прав.
И она прижалась к нему еще теснее.
— Ты делился со мной всем, за исключением того, что мне было нужно больше всего: ты никогда не делился своими переживаниями или своим горем.
Ошибка номер шесть.
— Ты, что, думаешь, если ты ни разу не видела меня плачущим, мне был безразличен наш ребенок?
— Нет, я знаю, что он был тебе небезразличен. Но вот насколько небезразличен, я не знала.
— Я потерял ребенка. Я потерял и тебя. — Он горько усмехнулся. — А ты знаешь, от чего хочется лезть на стенку?
Он почувствовал, как она отрицательно качает головой.
— От того, что я ни черта не мог сделать, чтобы сохранить каждого из вас.
— Это неверно. Ты мог бы остаться со мной.
— Где? В доме Си-Си? У тебя был папа, вокруг которого вертелся мир. У тебя была сестра. А я тебе, похоже, не был нужен.
— Мне была нужна моя семья.
— А мне была нужна ты, Скай. Я хотел забрать тебя домой.
— Я не была готова вернуться к нам в дом.
— А когда-нибудь ты будешь готова?
Она отвернула лицо в сторону и прошептала:
— Не знаю.
— Ты, что, не понимаешь? Так или иначе, но тебе придется взглянуть на пустую детскую, иначе потом у тебя ничего не будет в жизни. В той самой жизни, которая могла бы быть у нас с тобой общей.
Она привстала, выпрямив спину и расправив плечи. Затем схватилась за уголок чехла одного из пустых кресел и сдернула его. Стоя во весь рост, она аккуратно сложила чехол и убрала его в угол дивана, после чего занялась другим креслом.