Голем 100

Бестер Альфред

— До завтра?

— Если хочешь.

— Хочу.

— Тогда до завтра, если я смогу нас вытянуть из этой каши.

— Когда-нибудь, — с расстановкой заговорил Блэз Шима, — когда-нибудь я придумаю, как мне отблагода­рить... Сейчас я впервые чувствую, что кто-то превзо­шел меня... Не забудь запереть покрепче дверь за мной.

Он ушел, и его серое видение постепенно удаля­лось вместе с ним. Все же Гретхен смогла как следует закрыться и позвонить в участок. Потом она ощупью вернулась на мохнатую кушетку, тихонько села и сосре­доточилась, начав подготавливать свой рассказ. Отда­ленные шумы Оазиса и Гили успокаивали. Калейдоскоп

образов перед ее внутренним взором перестал быть пу­гающим — ей даже стало интересно. Понять — это на­половину выиграть сражение.

«Блэз прав, — думала она. — Я просто никогда этого не замечала, потому что в Гили очень редко остаешься один... Вокруг меня всегда достаточно глаз, которыми я могу смотреть... Но если я наедине с кем-то в комнате, что тогда? Они-то себя не видят, как же я могла их видеть? Почему я ничего не замечала?»

Она задумалась. А, вот что!

«Наверное, отражения. Они-то себя раньше видели и передавали мне отражение... К тому же, при нашем энергетическом голоде, сейчас повсюду зеркала, чтобы усилить освещенность. А я, наверное, так же восприни­маю и звуки... Когда мы были в постели с Блэзом, я через него воспринимала звучание и осязала тоже... Порази­тельно, как можно заворожить себя до полного оттор­жения реальности... Эта консультация с Миллсом Ко- уплендом... Да, конечно, когда кто-то из персонала был в помещении, я видела его их глазами, но когда мы остались вдвоем? Ну-ка, вспоминай, Гретхен! Ага! Нет, я его на самом деле не видела — только проблески, когда ему на глаза попадалось собственное отражение... По большей части он был только голосом... Я не замеча­ла, я никогда ничего этого не замечала, мне ведь каза­лось, что я так глубоко погружаюсь в обдумывание по­ставленной передо мной задачи... Так, наверное, проис­ходило сотни раз и раньше, но я никогда не сознавала... Чертовский изъян, но теперь я все понимаю и могу с ним справляться и заставить его работать на себя...»

Теперь она не отрицала сама перед собой и того, что оставила феромоновый след — запах саморазрушения, по которому к ней пришел господин Хоч. Она приняла это как еще один факт. Ее постиг разрушительный удар, и сидевший в душе ребенок предпринял детскую по­пытку к бегству. Спрятаться — и конец всему. Смерть — самое простейшее решение, конечный предел всему.

— Да, но только для детей, — прошептала Грет­хен. —Блэз в шутку сетовал, что ему не избавиться от своего образования, а я хочу избавиться от того ребенка, который кроется у меня внутри, но это вовсе не шутка.

Она вдруг снова испугалась.

«Что, если теперь, когда он узнал, кто я и что я, он переменится ко мне? То, что он сказал, как его «пре­взошли»... — Она задумалась еще на минутку. — Но кто же я? Да, это, должно быть, любовь, если перестаешь понимать, кто ты есть. Ну хоть на один вопрос нашелся ответ».

Ее зазнобило.

«Силы небесные! Как здесь стало вдруг холодно! Надо что-нибудь на себя накинуть. Нет, убийственники должны меня увидеть так, как есть, чтобы вся моя ле­генда не рухнула».

Следователи из Отдела по расследованию убийств увидели ее «так как есть» минут десять спустя: платье в клочьях, кожа в бороздах ссадин, резак в руке. Она ис­пытывала благодарность к ним за яркий свет, увиден­ный их глазами. Она была благодарна за деликатную учтивость субадара, который, по отзывам, внушал тре­пет. Хотелось бы знать, неужели ненавязчивая

рыцар­ственность господина Индъдни вселяла страх Божий в негодяев и бродяг Гили. Она знала, что его звали не Индъдни — это просто было сокращением семи непро­износимых слогов его настоящего имени.

Облик субадара воистину устрашал негодяев и бро­дяг Гили: высокий, худощавый, аскетичный, безуслов­но и очевидно неподкупный, кожа цвета старого янтаря, аккуратная смоляно-черная бородка, прямые черные волосы так странно, прядями, седеющие, глаза будто прожекторы, голос, созвучный гобою. Гретхен было чрезвычайно приятно беседовать с этим незаурядным

человеком, хотя она и понимала, что ее ждет непростое испытание.

— Я могу оставаться на этом месте, субадар?

— Где вам угодно, мадам.

— Я не хочу смотреть на них.

— Вполне понятно.

— Благодарю вас.

— Это приятный долг — быть полезным коллеге с такой высокой репутацией, мадам.

За их спинами переговаривались сотрудники брига­ды по расследованию убийств, раздавались восклица­ния. Гретхен слишком сосредоточилась на том вранье, которое ей предстояло, чтобы заметить отсутствие удивления в их возгласах.

— Что произошло, мадам?

— Эти громилы. Двое. Вломились сюда.

— Простите, мадам, поточнее. Хорошо известно, как вы осторожны. Вломились? Проникновение со взло­мом, говоря языком закона? Насильственно и с оружи­ем? Vi et armis [8] , как сказали бы Законники. Верно?

8

С применением силы и оружия (лат.).

— Вы совершенно правы, субадар Индъдни. Я дол­жна быть профессионально точна. Не взлом и проник­новение в юридическом смысле. Боюсь, что я не обезо­пасила дверь.

— Крайне необычно для вас, мадам. Так? При ва­шей профессии. Позвольте спросить, как это случи­лось?

— Я отослала прислугу на ночь.

— Всю прислугу? Весьма необычно.

— А в суматохе забыли о двери.

— Хотели сказать, забыли о замках?

— Да.

— Вы сама?

— Да.

— Если позволено спросить причину небывалого волнения?

— Я так никогда раньше не поступала.

— Да. Почему поступили, прошу вас?

— Я работаю над трудным и запутанным делом, капитан Индъдни. Мне было необходимо побыть одной и поразмыслить.

— В чем означенное дело?

— Простите, я не могу вам сказать.

— Разумеется. Профессиональная этика. Пони­маю. И тогда вошли эти два? В незапертую дверь?

— Да.

— Время означенного вхождения?

— Тридцать—сорок минут назад.

— Вот вам и система. Сожалею узнать, что безопас­ность этого Оазиса не в надлежащем виде. Так, мотив?

— Разве он не очевиден, капитан Индъдни? Изна­силование и ограбление.

— В таком именно порядке? Чрезвычайно любо­пытно.

— Нет, я ошиблась. Простите меня, капитан. Я еще не пришла в себя.

— Само разумеется.

— Я полагаю, что задумана была кража. Когда они обнаружили меня, то решили к тому еще и изнасило­вать.

— Гораздо более разумное предположение, мадам. И тогда?

— Я сопротивлялась.

— Свидетельства этому весьма наглядны.

— Да, мне повезло. Мне удалось остаться в живых.