Голем должен исчезнуть
Шрифт:
– Номер дома 14, квартира 119. Понял.
Проходит пять минут, приходит сигнал сообщения; через минут двадцать внизу открывается дверь, подходит лифт и уходит вниз. Один из них провожает хозяйку до троллейбуса, другой, в это же время, открывает дверь квартиры, выходит с табуреткой в коридор и снимает устройство из распределительного щитка. Возвращается с улицы первый и тоже заходит в квартиру. Через некоторое время они выходят на площадку вместе с ещё одним мужчиной, облаченным в плохо сочетаемую одежду, как будто наспех выхваченную из дедушкиного сундука, а может быть и бабушкиного. Этот третий пьян и от него жестко разит соответствующим ароматом, подпевающие в такт движениям приятели практически несут его на руках и вся эта сцена, у стороннего наблюдателя, как бы заведомо вызывает снисхождение и иронию. Так и выходят они из подъезда, мигом усаживают его на заднее сиденье, один из мужчин садится с ним рядом и автомобиль трогается.
– Забрали, двигаемся к месту.
– Да, оставили 2 тысячи и записку, мол, срочно вызвали домой из-за болезни сына. Дверь без повреждений.
Через небольшой промежуток времени - фургон ЛТ подъезжает к воротам отеля, экспедитор предъявляет пропуск, открывает задние двери, показывает салон с прямоугольными картонными коробками, заполненными тяжелыми гардинами и после тщательного изучения охранником бумаг машина въезжает во двор, поворачивает направо и спускается по довольно крутому съезду в хозяйственную часть здания. Автомобиль паркуется в одном из свободных мест, водитель и сопровождающий ловко сгружают две из пяти коробок, в одну из них складывают аккуратно занавеси - они довольно плотно помещаются в ней, а вторую - кладут на тележку и везут к техническому лифту; водитель остается у лифта, а визави - подвозит другую тележку, более- менее изящную, вполне приемлемую в гостинице 5 звезд. Коробка моментом перемещается на неё, главный, в этой
Из номера выходит мужчина с красивым кожаным портфелем и не спеша, в прогулочном темпе проходит по коридору, потом разворачивается и двигается в обратном направлении (словно на подиуме или на фотосессии), опять оказывается около своего номера, но не останавливается, продолжает идти до определенного места, где он резко меняет алгоритм движения - ещё миг и он скрывается за дверью. Внутри лежат двое: один - молодой человек, в разбитых очках, полулежит на диване, второй - чуть старше и, видимо, известен ему, во всяком случае, когда он начинает его раздевать догола, движения его аккуратны и даже где-то деликатны; у первого - снимает только верхнюю одежду, оставляя его в нижнем белье. Без паузы, открывает портфель, вытаскивает несколько пакетов, из которых извлекает шприцы и какие-то медикаменты. Его движения настолько отточены, что, буквально, в течение 10 минут он совершает массу действий: впихивает в рот, лежащего на диване таблетки, делает укол; второму - тоже вбрасывает что-то из медикаментов в рот, раскидывает на столике россыпью разноцветные как монпансье препараты, один из шприцов вставляет в руку мужчины постарше, а второй шприц вкладывает в ладонь первого, затем выталкивает с руки на ковер; в том же темпе собирает бумаги и распечатки, подкладывая иные на их место, меняет ноутбуки: свой на стол, а хозяйский на его место в портфель. Напоследок, окидывает помещение внимательным взглядом, заходит в санузел, снимает парик, одевает темные очки и шляпу с высокой тульей. Последний взгляд на себя, затем на номер и он покидает апартамент окончательно. Примерно через час, дверь вновь открывается и в номер входит элегантная красивая девушка. Картина, открывшегося перед ней апокалипсиса, кажется, трогает её не сильно, будто она и не ожидала другого более-менее благостного зрелища. Однако картина резко меняется после того, как она узнает в обнаженном мужчине то ли друга, то ли знакомого. Нет, истерикой здесь не пахнет, пароксизм отсутствует - вот только в глазах появляется искорка неприятия полной безнадежности; единственное, что позволяет она себе - присесть на ковер рядом с ним... и с превеликой осторожностью коснутся запястья, через миг подмышечной впадины. Видно её несколько отпускает после этих пассов, теперь она спокойно окидывает место взглядом и видит перед собою "ужин наркомана", если быть точнее - постановочную мизансцену: цветисто разбросанные клеверы, пентограммы и другие колеса; рядом шприцы с амфетамином - вот такое дерьмо уже тянет на тяжкие последствия. Девушка наклоняется к нагому мужчине, сначала дотрагивается до запястья, но отдернув руку, касается мочки уха и после, с несколько опрокинутым видом, начинает колдовать над другим мужчиной, тихо проговаривая: " давай Андрюша, соберись - это надо и мне, и тебе", потом её монолог уходит в себя.
– Мы сможем... нас не разнимут... только немного мужества и удачи - мы сорвемся с тобою и будем вместе. У нас и автомобиль, слава богу, на подземной стоянке, так что соединим силы и ищи ветра в поле. Надо было предвидеть - столь амбициозный заказ Г. претворяет, легко жертвуя пешкой, мог бы и фигурой пренебречь. Помнится, делился - люди делятся на три категории: расходный материал, статисты, активаторы; когда я поинтересовалась своею персоною - отшутился, мол, каждый, в конце концов, атомизируется по текущему биопотенциалу. Андрея он видимо планировал на заклание изначально, да и мои с ним отношения, скорее всего, - раздражающий фактор, хотя никогда не проявлялась в нем досада - субъективные колебания - не для профессионала.
Думалось, шепталось, одновременно, делалось: растерла виски, грудь; указательным пальцем прижала борозду на верхней губе; потом продолжила с мочками ушей и затылочными буграми: мочки сдавила, бугры массировала круговыми движениями. Стал дергаться, снизу от живота вверх, положила на спинку, пальцем в рот, поддавила - вывернуло, сначала мало-мало, потом основательно; тут же нашатырем и в холодную воду головой. Теперь поднять и к машине (о камуфляже уже не думала), только бы вырваться на волю. Несмотря на торопливость, на безусловное желание быстрее покинуть ошарашенное место, безупречная хватка девушки не позволяла ей удирать сломя голову. Вся ситуация настойчиво требовала пусть и сиюминутного, но внимательного досмотра жертвенного дувана. Окинув взглядом апокалиптическое ристалище, она быстро осмотрела одежду обоих миссионеров: ничего стоящего внимания не нашла у своего давнего симпатанта и перешла к гардеробу господина, убывшего в страну без горизонта что в прямом, что в эзотерическом смысле. В скрытом кармашке блейзера надежно прикрытым мягкой незаметной молнией нашелся скромный ключик, со сложным ветвистым электронным узором - подписью. Любой ключ, кроме музыкального (хотя музыкальный тоже приоткрывает врата в музыку), отпирает дверь или дверцу к чему-либо. Было скрупулезно все вывернуто глазами, ощупано руками - обнаружен Samsonite, на счастье, не закрытый на кодовый замок; внутри чемодана, впаянный намертво мини-сейф из сверхпрочного композита. Но у неё был ключ, который моментально был использован и тут её ждал кошмарный сюрприз: на миниатюрном дисплее загорелись цифры 180 и включился отсчет на убывание, то есть три минуты для правильного решения - иначе, скорее всего, сработает тревожная сирена. За такой срок никакие логические цепочки не успевают сработать - только звериная интуиция, если она есть, или удача, если ты её поймал за хвост. Каким образом её удалось заарканить данную мимолетность - необъяснимо, да и объяснение займет гораздо больше времени, чем само решение. Включила напольную лампу, направила световой поток на ладони ученого, через секунды поднесла чемодан к нему, следующим действием, чуть прогретыми подушечками пальцев касалась нечетко очерченного кружочка рядом с дисплеем - мизинец оказался небесным провидением - Сезам открылся. Дисплей высветил Open, при легком нажатии крышечка открылась. Внутри были несколько флэш-накопителей, распечатки с какими-то формулами, бокс с двумя наглухо запечатанными пробирками с вязкой, маслянистой темно-коричневой субстанцией внутри и коробочка, в которой играл всеми цветами от голубого до южно-синего ограненный камень, совершенной травмирующей красоты. Любовалась недолго - коробочку закрыла и обратно в сейф вместе с черновиками то ли выступлений, то ли заметок вынутых из портфеля. "До дрожи, до истерики не хотелось ей расставаться с камнем, как будто специально открывшимся как иллюзия мечты. Когда два года тому назад ныряя в Южной Африке, она уже после, на отдыхе, зашли в ювелирный салон в Дурбане, там её и пронзил Танзанит - навсегда; тот камень был меньше и цвета поскромнее, но он остался в ней словно напоминание о слиянии небесного горизонта и синего полуденного океана".
Дальше она действовала на автомате: ещё раз обработала Андрея до изнеможения, до мычания, закрепила сумочку через голову, выглянула наружу - никого, доволокла его к лифту, помолилась всем богам, в лифт и вниз на подземную стоянку, палец на кнопке закрытия дверей, чтобы никто не вошел, словно в провале сознания втащила на переднее сиденье... пауза 30 секунд. Теперь ей надо все собрать, не забыть ничего: обратно наверх, в два номера - в своем очень быстро, в его обиталище проблемы - нет обычного паспорта, только загран, маскировка (парик, накладки) отсутствуют, время тоже, всего часов двенадцать осталось - не до деталей, надо в аэропорт. В машине: снимает тончайшие перчатки Виледа, кладет их в сумочку (может, пригодятся), открывает баночку с концентратом женьшеня - глотает, ложкой впихивает в Андрея, подъезжает к воротам, мило улыбается охраннику и, показывая на спутника, делает характерное русское движение двумя пальцами по шее, намекая по какой причине тот не вяжет лыка. Якиманка - Ленинский проспект, отъезжает на километр, останавливается у Нескучного и начинает набирать билет до Стамбула... только бизнес - оплачивает картой, дальше по дороге останавливается дважды у банкоматов, снимает деньги, карту выбрасывает в дождевой люк. Перед Внуково надевает парик, очки с голограммной пластиной визуально меняющей форму носа, с грустью смотрит на ожившего компаньона, опять пичкает его концентратом; вот он и становится, частично, транспортабелен, но пока ещё заторможен и вял. Идут на регистрацию, Андрей недалеко у колонны, она снимает очки и без осложнений получает посадочные. "Теперь на паспортный контроль и бай-бай; осталось ещё довольно много времени, но лучше быстрее уйти в зону вылета, там спокойнее". Отходя от стойки, одевает очки и мельком, периферическим зрением вылавливает среди снующих людей знакомую фигуру, с характерным только для него
"По чью душу? Пока они её не вычислили, есть время для разворота. Или маячок в машине, или дубляж в гостинице - да и какая разница, практически на хвосте примчались. Виктор куда-то уходит, второй двигается не спеша к Андрею, приостанавливается, вроде ждет чего-то... понятно, ему необходимо прикрытие, пока Андрей стоит вот так открыто он в относительной безопасности. Но когда шумная компания китайцев с багажом, с тележками приостанавливается рядом с ним, второй моментально реагирует, вот он уже подходит к Андрею все ближе... Я тоже двигаюсь к нему - ещё не вполне понимая каким образом мне действовать далее. Мы приближаемся практически равномерно, и я начинаю маневрировать так, чтобы быть рядом с челом, в радиусе реального контакта. Видимо мы с ним визуально не контактировали в прежней жизни - я его не узнала; меня, видимо, ему показали на фото и видео носителях непосредственно перед миссией, так что в данном облике я для него инкогнито. И это делает ситуацию для нас благоприятной, к тому же отсутствует Виктор и это огромный плюс - его уникальный опыт завершителя мне известен. Дальнейшее, уместилось в звуковое объявление по аэропорту, причем только в русскую часть - перед английским все закончилось. За несколько шагов не доходя до Андрея, мужчина немного вытянул левую руку, незаметно что-то передернул, и я автопилотом, не включая голову, дернулась к этой самой руке, извиняясь на ходу перед китайцами, которых бесцеремонно расталкивала, и носком туфли резко осушила его локоть; увидала падающий картридж, знакомый и даже знаковый по прошлому опыту, подхватила почти на полу и от души всадила иглу в запястье. Потом, уже на выходе, мельком, периферическим зрением - двое в белом около осевшего клиента - моего. Мы на улице, ловлю такси - на Киевский, в машине - пьем кофе, жуем; в интернете - ищу автобусы в Кишинев - только утром - поздно; следующий вариант - BlaBlaCar, много предложений, есть выбор, пишу на несколько адресов - главное время, договариваюсь письменно, в запале чуть не оставляю сумку в багажнике; на площади Киевского вокзала ловлю частника - на Юго-Запад, потом другого в Теплый Стан. Невдалеке от места посадки нахожу забегаловку без камер и лишних людей. Наконец мы вместе и можем переговорить обо всем; у нас полтора часа до отъезда".
– Как самочувствие, тебя ведь качали в полном наборе: и химия, и колеса засунули, хорошо хоть много наверху осталось, когда я тебя вывернула, я много чего увидала. Не дай бог такую пищевую добавку получить в темную; не знаю досконально причину, но догадываюсь, почему тебя не прокололи - ты нужен был пусть полумертвый, но по какой-то прихоти живой. Отзовись Андрюша, ку-ку, или не в состоянии слово вымолвить?
– Местами... я не пытаюсь... нет пытаюсь, но хочу спать... спать. Потом, после.
Время от времени в голове колотились выкрутасы и закидоны Г.: "моё художественное альтер эго ведет меня и определяет цепь поступков"; получалось - он своими психозами декорировал дела, превращая простое убийство в эстетское представление. Вспоминаю его откровения в редкие минуты отеческого журчания - видимо изредка он себя так позиционировал по отношению ко мне. Ужас?! Тогда-то мне и стал ясен его псевдоним - Г., как-то признался о фатуме мечте - дом у последнего фонаря; следующее - Голем, слово, произнесенное несколько раз то с вызовом, то с нервным восторгом. Посмотрела в Википедии: похож внешне, да и Г., скорее всего от туда припрыгало - ведь его кумира звали Густав. В машине нас, по информации, всего трое - попрошу попутчика сесть рядом с водителем, Андрея положу головой на коленки - пусть отсыпается, набирается сил - нам ещё двигать и двигать. Из Кишинева вылететь необходимо пораньше, пусть и не работают между двумя странами оперативные контакты - береженого бог бережет. До часов 13-15 у нас спокойный трафик: повесила хангер на ручку двери: "Не беспокоить" и судя по вежливо-ленивой работе горничных никто рваться туда не будет. Куда лететь, буду решать по мере продвижения, по состоянию Андрея и по такому фактору как авось, а если точнее - дай бог куда-нибудь кривая выведет. Время планирований, полнокровной подготовки, выверки замыслов ушло в прошлое - сейчас требуется быстрое реагирование на меняющиеся обстоятельства. Горизонт событий стремится, ну не к бесконечности, а к спонтанности действий с минимальным охранением текущего равновесия. Окончательно обрезать инверсионную струю побега я решила в Турции: за курортом Алания - практически в самой южной части страны у небольшого городка Газипаша. Дальше - на кораблике, переполненным беженцами из Египта сюда и пустым обратно (меньше глаз - больше счастья); таким образом, не прокатывались паспорта и после сброса всех прежних мобильных аксессуаров мы перезагружались на новенького. А финансово - спасала карта, открытая, не без умысла, в Литве по вполне надежной местной идентификационной (паспорта там отсутствуют), приобретенной за смешные деньги.
Прошло два месяца. Они превратились в смуглых спокойных доброжелательных аборигенов. Приютила их её давняя подруга, ещё первых школьных времен, после которых остаются приторно-восторженные фотки и обоюдные фразы: "... а ты помнишь, а я тогда была в таком сарафанчике"; потом уже наступают пора, когда даже при внешне приятельских отношениях такие скелеты хоронятся в памяти, что неведома реакция на твое неожиданное, словно снег на голову, явление. Александра работала в достаточно известном дайв-центре инструктором, снимала часть дома с симпатичным садиком в пригороде Хургады; приняла их она с удивительной для жителей мегаполиса искренностью, приветливостью. Сама она была, как и Нина, из Самары, в которой и проживала до египетских лет. Бурный роман, случившийся в Красноморске с итальянским дайв гидом, прикрепил её к этому благословенному месту. Внешность её вызывала бурный прилив мужчин и, соответственно, отлив противоположного пола - это несколько осложняло отношения на работе, но ловко вынесенная фишка: объявление о помолвке, снизило градус неприятия супруги хозяина клуба и других сотрудниц. Она быстро помогла с арендой половины дома, в котором сама проживала; обеспечила их пропуском на местный коралловый рай - отель Сoral Beach, береговая линия которого была уникальна по структуре дна: разнообразные коралловые рельефы обеспечивали даже полных "чайников" колоритным зрелищем. Ещё одним прелестным сюрпризом оказалась небольшая конюшня, где Саша держала своего собственного коня - невысокого арабского жеребца; Нина с Андреем тоже получили возможность насладиться длительными конными прогулками. И если сначала были небольшие физические проблемы (некие болезненные ощущения) в области бедер и ягодиц, то после регулярных вылазок тело адаптировалось к нагрузкам и не доставляло беспокойства. Со стороны, гармония двух тел - Сашиного и аргамака казалась неестественной, какой-то придуманной, однако они на самом деле выглядели одной слитной фигурой: сухой мускулистой конституции, с некрупными изящными главами, высокими длинными ногами, выразительными глазами и даже гнедая масть коня мягко гармонировала с огненно-рыжей гривой Александры. Небольшим дисбалансом выглядел "щучий" профиль жеребца - аристократический знак арабских скакунов, но и он лишь вносил изюминку в их выразительный союз. Нина и Андрей вошли во вкус такой жизни: без обязательств исполнять ролевые функции ежедневности, без постоянного контроля и напряжения - казалось подобное и есть норма бытия, когда свободное время расходуется на совершенствование прежде не исполненных желаний, планов. Андрей занялся серьезно дайвингом: за две недели он прошел обучение и на Open, и на Advanced, и даже сходил на мини-сафари по рэкам (затонувшим кораблям и другим объектам). Нина вспомнила свое юношеское увлечение живописью - стала писать этюды, с мыслью о будущих портретах, натюрмортах, пейзажах. Вечерами они посещали несколько восточных заведений, где готовили настоящее кофе и подавали истинный кальян; там велись неторопливые беседы, под убаюкивающий шорох пустыни, проговаривались дальние замыслы. В один из таких дней, когда они привычно разместились на прирученных ими коврах в любимой кальянной, Нина наконец-то стала рисовать с натуры, и первым объектом её интереса стала Александра. Нина несколько отдалилась от компании, ушла от вечернего витийственного шаблона и скромно работала акварельными карандашами. Её спросили о данном выборе инструментария - ответила несколько загадочно, мол, красками владеет не вполне, а тут есть возможность исправить ляпы, к тому же, то, как она видит глаза Саши, обычными карандашами не передашь. В завершении посиделок всем захотелось увидеть её работу - она бурно отбивалась, жаловалась на незрелость, потом все же согласилась, но сама отошла в сторону и оттуда, с сардоническим любопытством, наблюдала за реакцией и обсуждением. Портрет получился очень близким к оригиналу: и мягкая гибкость волос, и овал лица, напоминающий мадонну Мартини, и даже нахальный локон, ниспадающий на бровь - увиден, запечатлен. А уж глаза - необыкновенные: серо-зеленые, с переливами и блестками морской волны, с шальной, чарующей энергетикой, а в далекой, таинственной глубине - с дьявольским, колдовским вызовом. Акварель произвела впечатление на всех, особенно на Андрея и на близкого друга Саши - Серхио, испанского молодца, работающего в туристическом бизнесе в свободное от сиесты время (его с трудом урывал от на редкость продолжительного отдыха). Серхио впервые увидал свою пассию целиком и полностью оголенную, пусть лишь с точки зрения художника, пусть обнаженность была не телесной, совсем другой: наготой сокровенности, гораздо более скрытой и глубокой, где наружу, в отличие от фотографии, выставляется рентгенограмма тайника заветности. Андрей тоже не был только созерцательной стороной выставки одной картины, однако чувства свои не показал - оставил их для дома. И когда они остались одни он с очевидной иронией поинтересовался причиной такой плохо скрываемой неприязни к Саше.