– Давай рванем отсюда куда-нибудь, здесь мы уже задержались изрядно.
– Если ты настаиваешь - получим карту через 7-8 дней и вперед.
Прошло несколько дней. Нина не возвращалась к разговору об отъезде, втайне надеясь на то, что Андрей остынет. Ей не только нравилось здесь по житейски - она имела свои сокровенные чаяния, в том числе и бизнес-планы. Но пугало меняющееся поведение партнера: ему всюду мерещились засады, наблюдатели, следаки. Вчера он выдал совсем уже безумное: на рынке он издали заметил Виктора и потом обратил внимание на идущих за ним кротов. Стало ясно, срочно необходимы перемены, а то все кончится трагически.
На шестой день ей позвонили из банка: сообщили о готовности карты. Чтобы уйти, хотя бы на время от опостылевшего порядка вещей она задумала небольшое путешествие, тем более поняла ещё в Египте, сколь горячо Андрей проникся дайвингом; но прямо
не захотела объявлять цель поездки - связала с бизнес-планом, который тоже подключила в общее приключение. Ворчливое противление Андрея было сломлено неожиданно быстро (видимо сыграла роль возможность покинуть данное место); собрались вообще по-пионерски: два рюкзачка с зубными щетками, да купальные принадлежности - Нина пообещала хороший пляж. Полтора часа пролетели словно миг и вот они в Сандакане - практически на другом конце острова; она отвозит Андрея в порт, оставляет его в уютной кафешке, а сама направляется на встречу с представителем дайв офиса, который присоединяет их к группе итальянцев, прорезающих юго-восточную Азию с запада до востока. Их сажают в два спидбота и через час они на острове Ланкаян в морской заповедной зоне. Остров издали выглядит выставочной глянцевой рекламой Мальдивских райских кущ, но все-таки его основной козырь находится не на поверхности, а под водой. Их всех селят в один отель, представляющий примерно три десятка шале на сваях, такого вполне романтичного свойства. Да и других вариантов, откровенно говоря, не бог весть сколько - отель то на острове - один. После Красного - море Сулу нельзя сказать, что так уже потрясло их, но соседство с южными европейскими соседями в отеле и, особенно, в море превратило дайвинг не только в подводное приключение, но и в шумное итальянское шоу нон-стоп. Андрей на глазах выправлялся: появился соответствующий блеск, мужская галантность, то самое вибрирующее состояние охоты и желанности, пусть и не доведенное до конца, но живое и предвосхищающее возвращение к истокам самости. Если обернутся к самому подводному миру, то он, прежде всего, удивил "шишкообразными" образованиями с великим разнообразием твердых кораллов, губок; даже простое перечисление видов могло бы вдохновить знатоков, но наших миссионеров больше радовали представители более резвой живой природы: стаи рыб-ласточек, всевозможные кузовки, групперы, иглобрюхи, флейты, синебрюхие скаты, конечно крылатки, самых крикливых расцветок и очертаний. На разных дайвах встречали стайки барракуд, крупных лобстеров, каракатиц, не раз любовались черноперыми, белоперыми, леопардовыми акулами. А на единственном ночном погружении, встреча с небольшой, если сравнивать с дневными дайвами, акулой, скорее всего белоперой, оставила в них густой адреналиновый след: мечущаяся между двумя коралловыми столбами, вся в слепящих лучах фонарей она выглядела словно орк в исступлении. И когда она, наконец, промчалась мимо Андрея и Нины - они вообще-то облегченно вздохнули. Ведь, несмотря на совсем не "челюстной" размер хищницы, профиль и оскал были абсолютно такими же - четко дракульими. Гены не обманешь: сотни прежних поколений древних хищниц оставили свои зарубки и шрамы в памяти людей (изначально на теле, потом уже в матрице), поэтому нормальное благоразумие приветствуется. У итальянских дайверов, безусловно, более опытных и продвинутых, были несколько погружений по макрофауне: там встречались до 10 видов голожаберников, от ярко-фиолетовых до тускло-коричневых, разные виды раков-богомолов, креветок, мальки плактаксов. Что до Андрея и Нины, то они ещё не дошли до такой миниатюрной программы постижения подводного мира - впечатление от крупных форм превалировало у них над минимализмом. Один раз их позвали ещё на один локальный аттракцион; правда, на Нину он произвел неоднозначное впечатление. Дело в том, что на острове есть лаборатория по изучению и сохранению черепах (зеленых и бисса). И специалисты собирают, отслеживают кладку яиц, переносят их в специальные инкубаторы, а после появления черепашек относят их на берег и выпускают на свободу. Все хорошо, но около самого берега их ждет стая акулят и проводит жесточайшую селекцию; вот этот момент естественного отбора немного испортил праздничное настроение Нины, у которой душевное состояние в последние дни было таким счастливым, что не хотелось марать его даже малюсенькой ложечкой дегтя. Оставалось два дня до завершения прекрасного развлечения; ранним утром после первого погружения, когда организм, восставший из небытия, в лучах молодого солнца готовился отметить победу дня над ночью вкусным завтраком, к Нине подошла одна из итальянок и, шаловливо улыбаясь, пригласила их на музыкальный вечер. На берегу. Вечером они собрались на удаленном
пляже среди кокосовых пальм и красивых пахучих кустарников. Настоянный морем и солнцем день завершился. Только заходящее солнце, восходящая луна (наступало полнолуние), да россыпь южного звездного неба являлись световой декорацией их ночного действа. Музыкальных инструментов было два - гитара и, достаточно странная для такого места, скрипочка; да еще присутствовал небольшой автономный медиа плеер на аккумуляторе. Ещё было вино, терпкое как тропическая ночь, под стать ему фрукты и особое настроение, накрывающее пологом аутохтонного забвения. Такого же, как и пограничное, визуально зыбкое, интуитивно осязаемое, пространство на кромке воды и суши, когда ты уже на берегу, а подсознание, там, в глубинах затаенного и полузабытого прошлого. Ребята оказались адептами, очень почитаемого в последнее время культа "пиццикато". И, хотя данная музыкальная техника известна достаточно давно, в Италии она стала трендовым молодежным увлечением, широко распространенным в узких кругах. Парень и девушка взяли гитару и скрипку, включили плеер с музыкальной темой, изначально медленной и тягучей, мягко принимающей слушателей в объятия ночи; они подхватили мелодию и в свою очередь стали аккомпанировать как-то удивительно и чудно: парень глушил струны ребром правой ладони, девушка издавала звуки щипком струны - смычка вообще не было. Постепенно рефрен менялся на сначала странноватый полу-ритм, полу-вздох, затем в нем появлялся некий ритмический рисунок и он вытеснял собою паузу и апатию, поднимал и толкал всех без исключения на танцевальные вариации, асинхронные сначала, потом пульсирующие в одном сливающемся такте. Произошло удивительное соединение разных людей в музыкально-оргиастическое сообщество, без остановки отдающееся стихии общего настроения, в данном случае, экстатического. Музыканты тоже в какой-то момент присоединились ко всем, первое время с инструментами, но через небольшой промежуток времени уже без них они смешались с единой колотящейся массой. Частное незаметно превратилось в общее - не стало Джины, Луко, Нины - множественная протоплазма переливалась, множилась, исторгалась восторгом телесного переживания. Сколько длилась эта мистерия? Кто в этом шабаше был с кем и сколько? Не надо скрупулезно считать и подглядывать за теми, кому хорошо, кто в сладкой истоме проживает пусть краткий, но бесценный миг в мимолетной хронике жизни. Утром никому не было приторно ни от схлынувшего праздника, ни от внутреннего самоощущения. Нина с Андреем не делились друг с другом каверзами ушедшей мистерии - им было настолько хорошо, что анализировать это, дробить и сортировать на знаки не хотелось, тем более, именно сейчас, а в будущем...
Журчащая будоражащая радуга язвила острыми цветовыми клиньями, пестрела мягкими полутонами, - редко-редко: светоколлоид вращался по собственным законам и выдавал пеструю гамму чем-то, напоминающую древний калейдоскоп, где каждый временной интервал заполнялся свежими узорами вымученного хаоса; пятна сменялись призмами, овалами, туманными облачками - кашица варилась, вываливалась, отторгалась и снова оживала волшебством пронзительного небесного голубого, чтобы затем обратится к мраку черного густого, вязкого - застыть, окоченеть - исторгнуться вспышкой белого - оранжевого - мучительно-красного и не засохнуть, и не остолбенеть - продолжать возбуждать рецепторы, сначала зрительные, потом слуховые - затем возникала музыка: полифонический ряд синхронизировался с живописными гомофонно-гармоническими текучестями и возникала какофония беспорядка. Только где-то, пронзительно далеко и бесконечно, этот музыкальный дисгармонизм затухал и неприметно, скромно вступала тема минорного лада - она почти не звучала, только легкие вибрации приносили её понимание, то есть она была какой-то преходящей многоярусной фугой потусторонних сфер, и её восприятие дано было не каждому.
" И что за галиматья в конце? Не понимаю? Ради чего? Наверно, так сейчас выкобениваются, чтобы можно было любое чтиво расцветить красивым многословием. Можно было больше их об отношениях написать, не знаю, кажется, как-то сухо и незакончено. Теперь станешь ругаться, кричать, мол, ещё в процессе, будешь возникать о нарушении, как ты там говоришь "прайвиси" какого-то, а мне всё равно - в постели ты тоже постоянно нарушаешь моё личное пространство по полной, да к тому же часто требуешь добавки; вот возьму и отвечу тебе строгим категорическим постом. Хотя интересна все-таки их дальнейшая судьба, а любовь-морковь, что ни говори - тема вечная. Попробую уговорить тебя написать продолжение или хотя бы рассказать об их жизни - после".