Голгофа XXI

Ельская Елизавета

Если верить мини-мираклю, решетки в обычном режиме не были под напряжением. Второе заграждение, внутреннее, — тоже закрепленная на металлических столбах решетка — находилось на расстоянии десяти метров от внешнего. Вся десятиметровая полоса между ними была оснащена заложенными в землю датчиками, реагировавшими на давление. Стоило наступить на такой датчик, как включались установленные на столбах внутреннего заграждения камеры слежения, на пульте срабатывал сигнал тревоги и на оба заграждения подавался ток высокого напряжения.

—

Не ахти какое препятствие, — заметил Фаддей, — но все же, не зная схемы расположения датчиков, можно погореть.

Святослав, прикинув, что расстояние между столбами достаточно для того, чтобы пропустить любую машину, сказал:

— Завтра вырежем по одной секции в обоих заграждениях. Когда возьмем машину, здесь на ней и проедем. Надо только успеть обернуться до того, как охрана заметит вырезанную сетку.

— Патрулей пока что не видно, а мы здесь уже почти час торчим, — подал голос Фаддей. — Похоже, у них мобильных патрулей вообще нет.

— Ленивые они тут, — высказал свое мнение Фома. — Вот бы и в других зонах так! Тогда наша жизнь превратилась бы в сплошной праздник: приходи и бери что надо.

Фаддей мрачно промолвил:

— Это ж спидник, сюда никто не суется.

Еще через четверть часа вдали показались огни фар. Вдоль внутреннего заграждения медленно ехала патрульная машина. Пространство между двумя заграждениями хорошо освещалось, поэтому рассчитывать на то, что охранники не заметят отсутствия двух секций, было нечего.

— Будем ждать, пока они проедут снова, — сказал Святослав.

За эту ночь выяснилось, что интервал между появлениями патрульной машины составляет девяносто минут плюс-минус минут пять-десять — строгий график здесь не соблюдался.

— Никакой дисциплины, — недовольно проворчал Фома.

Святослав наметил секции, которые завтра предстояло вырезать. Он исходил из следующих соображений. Во-первых, поближе к гаражу, но не слишком близко к воротам, к павильону с охраной; во-вторых, чтобы на пути от гаража к заграждениям не было препятствий; и в-третьих, чтобы не застрять где-нибудь снаружи заграждения. На рассвете он еще раз внимательно изучил пространство между гаражом и выбранным для прорыва участком, после чего все вернулись в лагерь. Наблюдавший всю ночь за воротами Матфей не сообщил ничего существенного, кроме того, что смена на пост приезжала в три часа и состояла из пяти человек.

Следующий день отряд провел в лагере. Проверили оружие, взяли кусачки и кое-какие мелочи, которые могли пригодиться для вскрытия замков и отключения охранных систем. Ближе к вечеру Святослав позвал Филиппа:

— Пойдем прогуляемся.

Когда отошли от лагеря, сказал:

— Надо тебе кое-что сообщить.

И он рассказал ему все: о последнем сеансе связи с Книжником, о том, что кто-то стрелял в Марию и повредил фильтр Старшего.

— Такие вот дела, — невесело закончил он.

Филипп о чем-то призадумался, потом выразил свои сомнения вслух:

— Один

вопрос, командир: почему спецслужбы, если им все известно, не накрыли нас сразу, как только мы двинулись в путь? Например, одновременно с Книжником. Они бы даже могли захватить нас живыми, если б очень постарались. Обстреляли бы шоковыми гранатами — и все дела. Завладели бы сигнальным передатчиком, вкололи нам «сыворотку правды» и вытряхнули из каждого все, что он знает.

— Раз они нас не тронули, ответ может быть только один. Они не уверены, что всего этого будет достаточно, чтобы выйти на Долли. Ведь мы и сами не знаем, кто он. Проще позволить нам спокойненько привести их к цели. Хотя, конечно, нельзя твердо рассчитывать на то, что нас не тронут. Как раз поэтому я и решил изменить засвеченный маршрут.

— Логично, — согласился Филипп и, нахмурившись, продолжил: — Давай внесем полную ясность. В твоем списке пятеро подозреваемых: Матфей, Симон, Фома, Фаддей и Иоанн. Раньше ты включал в него и Варфоломея, потому что на хуторе он лежал позади Марии. Как и Искариот. Тогда почему Искариота ты исключаешь?

— Мы давно знакомы, с детства. Он не способен на предательство.

— Вот как? — Красивое лицо Филиппа было холодным. — Я тоже многих давно знаю, но ручаться не стал бы. Более веские доводы есть?

У Филиппа было право на сомнения, и Святослав заставил себя подавить вспыхнувшее раздражение.

— Да, есть, — сдержанно ответил он. — Книжник его отец.

Этот довод Филиппа не убедил.

— Он мог и не знать, что все так получится, что Книжник погибнет. Ведь Книжник покончил с собой, а, допустим, жандармы могли пообещать его не трогать.

— Доказательств у меня нет, но поверь, это не Искариот.

— Ладно, перейдем к другому. — Его «ладно» означало только то, что он не собирался продолжать дальнейший спор на эту тему, хотя остался при своем мнении. — Разберемся теперь с Марией.

— С Марией? Надеюсь, ее-то ты не подозреваешь?

— А почему бы и нет? — жестко сказал Филипп. — Тоже на том основании, что ты давно и близко ее знаешь?

Тут Святослав рассердился по-настоящему:

— Нет, я исключаю ее не потому, что сплю с ней, если ты это имеешь в виду, а по другой причине: потому что в нее стреляли. По-твоему, это обстоятельство несущественно?

— Перестань злиться! Не я начал этот разговор, а ты, так что давай без обид.

— Я не злюсь. Выкладывай свои соображения.

— Вся загвоздка в том, действительно ли в нее стреляли, — в раздумье произнес Филипп.

— Ну конечно! В нее не стреляли, я не Петр, ты не Филипп, а все мы агенты жандармов. — Тут Святослав сообразил, что фраза получилась не очень удачной: его действительно звали не Петром и настоящее имя Филиппа было иным.

— Не морочь мне голову! — с досадой сказал он. — Все и без того запутано.

Однако у Филиппа была своя логика, и отступать от нее он не собирался.