Голгофа XXI

Ельская Елизавета

— А вторая причина? — спросил Святослав, не желая даже самому себе признаться в том, что слова Фаддея проникли в его душу гораздо глубже, чем следовало… Наверное, потому, что тень сомнения появлялась там и раньше.

— Первая была для меня важнее, чем вторая, уж ты поверь мне… А вторая банальна — меня купили. Если б не очевидная безнадежность всего дела, я бы не продался, а так… Отказаться было бы глупо.

— Что тебе пообещали?

— То, о чем мечтает каждый, кого угораздило здесь родиться: нормальную жизнь. В любой стране по моему выбору, для меня и моей жены. Кроме нее, у меня никого

нет. Она дважды рожала — и оба раза мертвых… Доктор сказал, что при третьих родах она тоже умрет, если только не попадет в настоящую клинику. А где ей тут взяться, настоящей-то клинике? Может, в туннелях под Москвой последняя и сохранилась, а скорее и там уже ничего нет, одни крысы, как говорил Симон.

— Ради себя и жены ты готов предавать и убивать? Нет ничего, что оправдало бы это.

Фаддей резко дернулся, и Святослав напрягся, помня, что имеет дело со сталкером, которому нечего терять. Но Фаддей лишь приподнялся повыше, потом сказал:

— Давай начистоту, командир, без дураков! Я ничего не приукрашиваю, но и ты не изображай девичью невинность! Скольких ты убил в зонах? Ты и каждый из вас? И не ради высоких идей, а ради еды, медикаментов, оружия, оборудования. Короче, ради того, чтобы выжить. Я тоже старался выжить, вот и все. Я такой же, как вы, хотя ты не хочешь этого признать.

— Ты предал своих.

— Своих? Кого я должен считать своими? Каждого, кто здесь родился? Волчар, психов, уродов, озверевших сектантов — их тоже?

— Мы не они.

— Я не знал вас тогда… Двенадцать человек, с которыми я никогда не встречался. Как те, кого сталкеры убивают в зонах.

— А Книжник?

На лицо Фаддея набежала тень.

— Я не хотел его смерти! Не подумай, что я оправдываюсь, но, если честно, потом я уже и вам зла не желал. Только было поздно… Когда ты заявил, что дальше не пойдешь, я даже обрадовался. Решил ночью уложить вас всех из парализатора, взять твой передатчик и добраться до зоны в одиночку. Но Симон меня опередил. А потом Мария проговорилась про второй передатчик.

— Зачем ты подстрелил Искариота? Он тебя даже не видел.

— Ради импульсара. Я надеялся, что вы за мной не погонитесь, но если погонитесь… У меня не было выбора. Я собирался ждать у моста целый день, чтобы или уж точно знать, что на хвосте у меня никого нет, или разделаться с вами здесь.

«И все же он не убил ни Кирилла, ни Марию, хотя ему было выгоднее заставить ее замолчать навсегда. Ведь он считал, что мы заподозрим его лишь тогда, когда Мария расскажет, как все было. Скажет, что не видела нападения, и тогда я пойму, что он обманул нас. Пойму, что, когда он кричал: „Мария, ложись!“ — она была уже без сознания и подстрелил ее он сам. Раньше он действительно пытался убить ее, а теперь не стал…»

— Что ты должен был сделать, если бы пришел в зону Долли вместе с нами?

— Сообщить жандармам на условленной частоте, что мы на месте. На близком расстоянии для этого достаточно переговорника, в твоем «Вороне» я не нуждался.

— Что потом?

— Это все. Моя задача сводилась к тому, чтобы предупредить их. Наверное, когда я связался бы с ними, они сообщили б, что делать дальше, но сейчас мне больше ничего не известно.

— Не врешь?

— Зачем? — устало

отозвался Фаддей. — Если б я мог как-нибудь помочь вам, то помог бы. Правда.

— Я тебя все равно пристрелю, — безнадежно сказал Святослав, испытывая вместо прежней ненависти одну опустошенность.

— Я знаю. Давай кончать с этим. Не хочу встречаться с остальными. Они ведь придут сюда?

— Да.

— Обойдемся без них, командир.

Святослав поднял КОР.

— Постой! — торопливо произнес Фаддей. — Один вопрос. Это, конечно, ерунда, но все-таки… Вы меня похороните или так бросите?

«Господи, а я-то мечтал о той минуте, когда всажу пулю в предателя, — с тоской подумал Святослав. — Почему все происходит совсем не так, как предполагаешь? Совсем не так… Но я не могу отпустить его. Из-за него погибли Книжник и Филипп, он убил Старшего… И спас нас всех от сектантов. Сохранил жизнь Марии и Кириллу, хотя мог убить их. Зачем все это, зачем?..»

— Похороним, — сказал он вслух. — Я обещаю.

— Ну и ладно, — удовлетворенно кивнул Фаддей.

— Послушай, Фаддей, у меня тоже есть один вопрос. Если б ты пришел сюда первым и засек нас на мосту, ты бы правда нас прикончил?

В чертах Фаддея отразилась неуверенность; похоже, он сам не знал ответа на этот вопрос. Потом, нахмурившись, резко бросил:

— Да, конечно да. Стреляй, чего ждешь? Стреляй!

Палец Святослава дернулся, и он спустил курок.

Он выстрелил в голову, чтобы убить сразу, первой же пулей. Тело Фаддея завалилось набок. Святослав развязал стягивавшую его руки теперь уже ненужную веревку. Он сидел рядом с трупом на сырой холодной земле, и его колотил озноб — то ли от физического перенапряжения, то ли оттого, что ему было тошно, как никогда прежде. Святослав заставил себя подняться, распаковал рюкзак Фаддея и достал оттуда еду и спальник. Сначала он испытывал неловкость из-за того, что пользуется вещами человека, которого только что убил, но потом подумал, что Фаддей был бы не против. Разогревая консервы, он включил переговорник и сообщил о смерти Фаддея, потом спросил:

— Как Мария?

— По-моему, она скоро очнется, — ответил Иоанн. — Тебе надо поговорить с ней?

— Нет, уже нет. Фаддей сам все рассказал… Отдохните до утра, а утром идите к мосту. Особо не спешите, выспитесь как следует. Я здесь тоже посплю.

— Где ты находишься? Вдруг ты еще спать будешь, когда мы придем.

— Я на холме слева от моста. На той стороне, которая обращена к реке. Да, вот еще что: по дороге не ходите. Мало ли что взбредет в голову жандармам. Дорога хорошо просматривается с воздуха. Если они надумают сделать парочку контрольных вылетов, могут вас засечь. Держитесь ближе к лесу, подальше от открытых мест.

— Ясно. Все будет в порядке.

Когда Святослав поел и уже разложил спальник, Иоанн связался с ним снова.

— Командир, у нас проблема. С Симоном. Он заявил, что поможет донести снаряжение до моста, потому что без него нам все не дотащить, но дальше с нами не пойдет.

— Он это серьезно?

— По-моему, да, — удрученно подтвердил Иоанн.

— Гм… А вообще он как?

— Со мной не разговаривает. Только по делу, насчет вещей.

— Может, остынет, пока дойдете?