Голливудские триллеры. Детективная трилогия
Шрифт:
– Раттиган… – шепнул я себе под нос. – Ты здесь?
Глава 20
Я слышал, что у Констанции Раттиган – самая миниатюрная ступня во всем Голливуде, а может, и во всем мире. Она всегда заказывала обувь в Риме, и ей два раза в год присылали ее авиапочтой – за это время старая как раз успевала раствориться от шампанского, пролитого особо страстными поклонниками. Маленькие ножки, изящные пальчики, кукольные туфельки…
Два крохотных следа, оставленные ею в бетоне у Граумана вечером 22 августа 1929 года, – лучшее тому доказательство. Обычно девушки, которые пытаются приложить свои туфли к этим отпечаткам, сразу начинают
Надо сказать, довольно странное ощущение – оказаться вечером в одиночестве на площади у Граумана, – единственном месте во всем давно почившем, но так и не похороненном Голливуде, где потребители грез могут… сдать товар обратно.
Толпа заметно поредела. Наконец, метрах в семи от себя я разглядел отпечатки Раттиган. И похолодел.
Потому что как раз в этот момент какой-то лилипут в черном плаще и надвинутой по самые брови шляпе подошел и… засунул в них свои ботинки.
– Боже всемогущий, – вслух проговорил я. – Они влезли!
Лилипут стоял и тупо смотрел на свои лилипутские туфли. Пожалуй, это был первый случай за сорок лет, когда в следы Раттиган кому-то удалось поместиться.
– Констанция? – почти шепотом позвал я.
Плечи лилипута вздрогнули.
– Я рядом с тобой, – шепнул я, и это было похоже на рефрен из какой-то песни.
– Ты – один из них? – произнес голос из-под широкополой шляпы.
– Один из кого? – спросил я.
– Ты – смерть, которая меня преследует?
– Вообще-то, я – друг, который пытается тебе хоть как-то помочь.
– Я тебя давно жду… – продолжал голос, в то время как ноги продолжали стоять не двигаясь в бетонных следах Констанции Раттиган – будто приросли к ним.
– Как все это понимать? – спросил я. – Что за безумные догонялки? Ты действительно боишься – или просто валяешь дурака?
– Как ты можешь такое говорить! – произнес невидимый голос.
– А что? Что еще я должен думать про все эти ужимки и прыжки? – сказал я. – Между прочим, кое-кто вообще решил, что ты собралась писать мемуары и ищешь себе помощника. Так вот, если ты рассчитываешь на меня – уволь. У меня есть занятие получше.
– Что может быть лучше… чем я? – произнес совершенно упавший голос.
– Ничего, конечно, – и никто… Но скажи, ради всего святого: смерть правда гонится за тобой? Или ты просто пытаешься таким образом изменить свою жизнь – одному Богу известно, в какую сторону?
– Бетонные могилки дядюшки Сида. Они, конечно, лучше. Имена, под которыми ничего нет… Ладно, проехали.
– Может, ты хотя бы повернешься ко мне?
– Так я не смогу говорить.
– Или это новый способ меня заинтриговать? Но я пока так и не понял: наш погребальный сосуд наполовину полон – или наполовину пуст? Эти красные пометки в Книге мертвых сделал кто-то другой – или ты сама?
– Ну, разумеется, кто-то другой! Иначе с чего бы я так перепугалась? Эти мерзкие красные пометки… Я должна была просмотреть их все до одной – найти тех, кто уже умер, и тех, кто пока жив. Пока… Послушай, а у тебя не бывает такого ощущения, что… все уже – сливай воду, отсчет пошел?
– Только не для тебя, Констанция.
– Как раз таки для меня! Иногда вот ложишься спать этакой Кларой Боу [319] , а утром просыпаешься, а вместо нее в зеркале какой-то… Ной, перебравший водки. Скажи, у меня сильно состарилось лицо?
319
Американская актриса, звезда немого кино и секс-символ 1920-х годов.
– Да
– А, теперь уж все равно… – Она махнула рукой и посмотрела в сторону Голливудского бульвара. – Когда-то здесь были туристы так туристы. А теперь… Шляются какие-то оборванцы в потертых рубашках. Все кончено, малыш. Венецию засыпали, фуникулер заржавел. Голливуд и Вайн… Да было ли это все вообще?
– Давным-давно… Когда в «Браун-дерби» [320] на стенах висели портреты Гейбла и Дитрих, когда все метрдотели сплошь были русскими князьями, а к парадному входу в своем двухместном авто лихо подруливал Роберт Тейлор с Барбарой Стэнвик [321] … И каждый, кто хоть раз ступал на перекресток Голливуд и Вайн, мог сказать, что наконец-то познал блаженство…
320
Brown Derby – «Коричневый котелок», известный ресторан в Лос-Анджелесе, выстроенный в 1926 году в форме шляпы-котелка, излюбленное место голливудских знаменитостей в 1930–1960-е годы.
321
Известные американские актеры 1930–1940-х годов – муж и жена.
– Красиво говоришь, черт возьми. А хочешь знать, где была мамочка?
Она нырнула рукой под плащ и достала оттуда какие-то газетные вырезки. Я успел разглядеть Калифию и Маунт-Лоу.
– Я был там, Констанция, – сказал я. – Старик погиб под лавиной газет – прямо-таки смерть на тектоническом разломе Сан-Андреаса [322] . Сдается мне, что кто-то специально обрушил на него все эти штабеля. Не слишком почетное погребение. А Царица Калифия? Упала с лестницы… А твой брат – священник? Ты ведь была у всех троих – а, Констанция?
322
Город, расположенный вокруг гавани, образованной геологической пропастью, которая, как считается, однажды разорвет его на части.
– Я не обязана тебе отвечать.
– Ну, хорошо, давай поставим вопрос по-другому. Ты любишь себя?
– Что…
– Вот послушай. Например, я – себя люблю. Да, черт возьми, я не идеален, но я ни разу в жизни не завалил никого в кровать, пользуясь своим положением. Мне все говорили: живи по полной, отрывайся! А мне это просто ни к чему. Даже если мне все подадут на блюдечке. Чем меньше грехов, тем лучше спится. Конечно, у меня тоже всякое бывало. Однажды, когда еще был маленький, сбежал от бабушки – удрал вперед на несколько кварталов, и она искала меня, пришла домой вся в слезах… До сих пор не могу себе простить. А еще – пнул своего пса, единственный раз в жизни. Прошло уже тридцать лет, а меня все еще мучает совесть. Но все же с таким списком грехов можно спать и видеть нормальные сны…
Констанция все так же стояла в своих бетонных следах.
– Боже мой… – сказала она. – Мне бы твои сны…
– А ты попроси – я тебе одолжу.
– Ты всегда был как ребенок… – сказала Констанция, – наивный, безответный, невинный младенец… За это я тебя и люблю. Что касается меня, то, думаю, это дохлый номер – пытаться получить ангельские крылышки у врат небесных – в обмен на черные грязные кошмары…
– На всякий случай уточни это у своего братца.
– Да что там уточнять… Он уже отправил меня в ад, тут, на днях…