Голливудский мустанг
Шрифт:
— Это… это самый потрясающий кусок фильма, какой я когда-либо видел…
— А теперь и наиболее знаменитый, — вставил Джок.
Толстый человек улыбнулся. Шеф «паблисити» произнес:
— Люди будут платить только за то, чтобы увидеть его.
— Акционерам это понравится, — поздравил себя президент.
Он протянул руку, чтобы подвести черту. Джок не отреагировал.
— Малыш? — с добродушным удивлением произнес президент.
— Мистер президент, мне не к чему возвращаться, —
— Я говорю вам — все в порядке. Возвращайтесь и снимайте фильм.
Но Джок не сдвинулся с места.
— Моего слова недостаточно?
И тогда Джок произнес фразу, которая должна была возместить моральный ущерб от унизительных угроз, обвинений, брани, обрушившихся на него в последние двадцать четыре часа.
— Поговорите с Марти Уайтом. Нам придется обсудить новый контракт, который заменит аннулированный вами.
Сказав это, он взял коробку с пленкой и ушел.
Через сорок восемь часов, когда Дейв Грэхэм наконец вышел из критического состояния, а отдел «паблисити» оповестил об этом весь мир, Джок Финли вернулся в Неваду с контрактом, согласно которому его гонорар удваивался по сравнению с первоначальным.
Он собрал всю съемочную группу и объявил, что вопреки слухам съемки картины продолжаются. Затем, запуская в проекционный грузовик группы из восьми-десяти человек, он показал всем отснятый кусок.
В присутствии всех он сказал своему помощнику:
— Завтра утром мы снова снимаем табун лошадей. Установите на платформу два спаренных «Митчелла». Одна портативная камера будет работать внизу.
Джо Голденберг, его новый помощник, Престон Карр, Дейзи, Луиза застыли в изумлении. Прежде чем кто-либо из них успел задать вопрос, запротестовать, возмутиться, Джок продолжил:
— Да, мы проделаем все заново. Только с небольшим отличием. Я сам выйду с камерой! Актеры завтра не понадобятся. Только операторская группа! Я хочу, чтобы все было готово!
Джок повернулся и ушел. Луиза и Дейзи посмотрели на Джо Голденберга, ожидая его возражений. Но Джо решил на сей раз проявить упрямое безразличие. Только один человек обладал статусом, позволявшим ему спорить с Джоком, убеждать его. Престон Карр.
Меньше чем через час Карр заглянул к Джоку, изучавшему карту окрестностей, высохшее русло, естественный путь табуна. Он не поднял головы, когда Карр вошел в трейлер. И даже когда Карр заговорил с ним искренним, обезоруживающим тоном, успешно апробированным в фильмах.
— Никто не сомневается в тебе, малыш. Чтобы придумать такую сцену, уже требуется мужество. Ты рисковал своей карьерой.
— Этот кусок слишком мал для монтажа. Вы это знаете.
— Ну и что? Он уже так широко известен, что даже непродолжительная его часть сделает свое дело. Я считаю, что только моя доля прибыли благодаря ему возрастет на миллион! Что ты стремишься доказать?
— Я предложил сделать это сам! И я сделаю это!
— Ты бросил вызов в лицо газетчикам. Мы все многое болтаем. Но здесь нет репортеров.
— Я запретил им появляться здесь. Теперь они решат, что я сделал это, потому что струсил.
— Послушай, малыш…
— Я сделаю это!
Поколебавшись, Карр закрыл эту тему:
— Не причини себе вреда, малыш.
Он повернулся и шагнул к двери трейлера. Открыв дверь, он бросил взгляд на Джока и добавил:
— Не причини боли никому.
Луиза не разговаривала с Джоком после его возвращения из Нью-Йорка. Она избегала его. Не будь она свободной и независимой, он бы решил, что она боится сплетен, которые могло породить ее пребывание на натуре.
Под вечер, когда лагерь кинематографистов напоминал готовящуюся к сражению армию, а Джок — ее главнокомандующего, Луиза все же подошла к нему. Она знала, какое раздражение могли вызвать у него женщины в те минуты, когда происходит нечто важное. Но она чувствовала, что обязана рискнуть.
— Мне необходимо поговорить с тобой, — сказала она.
— Послушай, я занят.
Ее полные обиды глаза заставили его добавить:
— Хорошо. Иди в мой трейлер. Я приду туда, когда освобожусь.
Она добилась не большего успеха, чем Карр. Джок слушал ее, снисходительно, терпеливо улыбаясь. Когда она замолчала, он поцеловал Луизу в полные красные губы, коснулся рукой ее упругой груди абсолютно уверенный в том, что сейчас он овладеет девушкой. Но она отстранилась.
— Тебе нет дела до того, кому и как ты причиняешь боль. Ты хочешь получать удовлетворение немедленно. Так вот, сейчас ты нужен мне. Я прошу тебя не убивать себя. Я не вынесу твоей гибели. Новой боли. Сейчас, снова — нет.
Джок мягко повернул ее лицом к себе. Луиза плакала. Она никогда прежде не плакала. Какие бы оскорбления, грубости, шутки, розыгрыши он себе не позволял. Слез не было никогда. Также она никогда не говорила о прежних обидах. До этого дня.
— Ты действительно боишься за меня.
— Я боюсь за себя, — тихо промолвила она. — Я не переживу потерю.
Он не уступил и лишь протянул руку, чтобы коснуться ее лица, чтобы погладить ее шею, грудь. Она не двигалась, не реагировала. Потом отошла к двери, задержалась возле нее, чтобы сказать: