Голливудский мустанг
Шрифт:
Во всех ее романах отсутствовали подлинно человеческие отношения. Большинство мужчин мечтало лишь обладать ею, и она отдавала себя им, как кинозвезды оставляют на память после съемок сигаретницы или зажигалки с монограммами своим поклонникам.
В действительности самое сильное ощущение неполноценности она испытывала в постели. Каждому мужчине она приносила меньшее удовлетворение, чем то, на которое он рассчитывал. Но может ли женщина соответствовать образу, который придумали для нее? Она была самой желанной; ее добивались с наибольшим рвением; ее считали обладательницей
Какое-то время она пыталась быть другой. Агрессором в постели. Но почему-то мужчинам это нравилось еще меньше. Ее активность пугала их. Возможно, они чувствовали, что Дейзи не получает от этого удовольствия. Возможно, они догадывались, что после каждого свидания она многократно полоскала рот тремя различными эликсирами, пытаясь смыть воспоминания о встрече из своей души и рта.
Эта фаза ее сексуальной жизни продлилась недолго, несмотря на то, что венский психоаналитик, на самом деле не имевший диплома врача, весьма досконально разобрал с Дейзи ситуацию и пытался внушить ей, что в этой сфере у нее все обстоит нормально.
Но на сеансах психоанализа присутствовала только часть Дейзи. Другая ее часть — тайная, нераскрытая — диктовала свои правила, действовала с коварством и животной мудростью, более близкой к реальности, чем любая другая часть ее сознания.
Сейчас она говорила Дейзи, что Джок Финли слишком беспокоится из-за нее и поэтому не может испытывать влечения к ней. Что Дейзи стала для него, как прежде для всех ее мужчин, включая трех мужей, опасностью, губящей их как профессионалов. Она губила Джока Финли, его картину и его карьеру. Он наконец осознал это, говорила она себе.
Есть люди, которые постоянно ощущают свою фатальную обреченность, винят себя во всех неудачах, несчастных случаях, смертях, считают, что на них лежит проклятие и все, кого они касаются, неизбежно должны погибнуть. Лекарства от этой болезни нет. И оно никогда не появится.
Дейзи Доннелл была таким человеком.
Однако она продолжала искать мужчину. Легенда о сексуальной привлекательности Дейзи всегда позволяла представить дело так, что это мужчины добивались ее внимания. Но она искала человека, который будет любить ее. Которого сможет любить она. Которому принесет удачу, богатство, успех.
Такого мужчины не было. И не могло быть, потому что мужчиной, которого Дейзи желала и в котором нуждалась, был ее отец.
В раннем детстве Дейзи внушили, что именно она отпугнула отца. Ее мать, несчастная, потерявшая рассудок женщина, часто повторяла: «Он любил меня до появления детей. Потом что-то произошло. Не знаю, что именно. Возможно, они слишком много плакали, или дело было в чем-то другом. Но после родов он разлюбил меня. Мне следовало бы не иметь детей».
Она говорила о «детях», хотя у нее был только
Дейзи изначально несла в себе разрушение, гибель матери, ее брака. Она всегда обладала способностью губить других. Раньше или позже люди испытывали это на себе. Так было с ее тремя мужьями и многочисленными любовниками.
Дейзи винила себя во всех неудачах. Она лежала по ночам в своем трейлере без сна, несмотря на таблетки; девушка была убеждена, что Джок Финли наконец понял ее сущность. Она снова приносит несчастье человеку, который занимался с ней любовью. И Дейзи решила не пускать Джока в свою постель.
Если страх Дейзи порождался болезненным воображением, то тревога Джока имела под собой реальную почву. Он, словно преданный всеми генерал, выдерживал атаки со всех сторон. Ни один режиссер не может обманывать съемочную группу или авторов бесконечно. А еще не прекращались постоянные звонки со студии, из Нью-Йорка, от Марти.
Джок как-то услышал фразу, произнесенную рабочим: «Этот несчастный Финли, направляясь со съемочной площадки в радиорубку, разыгрывает спектакль похлеще Гэри Купера, шагающего по улице в фильме «Полнолуние».
Джок мог поговорить здесь только с одним человеком. С Престоном Карром. И тут он столкнулся с неожиданной для него злостью.
— Малыш, что, по-твоему, испытываю я? Дубль следует за дублем. Каждый раз я отдаю себя целиком, потому что не знаю, когда она сыграет прилично.
Да, она действительно великолепна, когда у нее получается. Тогда я отдаю ей должное. Но только ее заслуги тут нет. Это происходит само собой. Может быть, так сегодня играют в Нью-Йорке. Но в мое время актеры делали все обдуманно, сознательно. Они играли для зрителей. Не для себя самих. Актерская игра не была выплескиванием наружу душевной болезни.
Если я такой старый и консервативный, что не в состоянии понять модных критиков, то пошли они к черту! Могу ли я хорошо относиться к ней? Я повторяю одну и ту же сцену снова и снова, пока слова не начинают терять всякое значение. Я превращаюсь в опустошенного, выжатого человека. Снова надеюсь, что на этот раз она справится.
Пойми меня. Я буду делать это. Буду продолжать. Но это нелегко. И ты не помогаешь мне, приходя сюда и жалуясь на нее.
Джок не попытался ответить или возразить Карру. Как и ожидал Финли, этот подход оказался самым эффективным. Через несколько мгновений Карр тихо спросил:
— Что она говорит?
— Почти ничего.
— Даже когда вы остаетесь одни?
— Я не слишком много времени провожу наедине с ней.
— Да?
— Дейзи перестало это нравиться, — искренне сказал Джок.
— И давно это началось? — спросил Карр с настороженностью врача, заметившего важный симптом.
— С того вечера, когда вы ужинали с ней.
— О, — произнес Карр.
Отхлебнув виски со льдом, он сказал: