Голодная дорога

Окри Бен

Я прошел мимо дома, где кричала женщина. Вокруг ее комнаты собрались люди. Я подумал, что ее избили громилы, но узнал, что она уже три дня и три ночи как не может родить. Я задавал слишком много вопросов, и взрослые, увидев, что я еще совсем мальчик, прогнали меня. Я пошел дальше в своих скитаниях, не зная ничего, кроме того, что я хочу увидеть Маму. Каждая торговка, попадавшаяся мне, казалась мне Мамой. По пути было так много торговок и все они продавали одни и те же вещи, что я не мог понять, как Мама может что-то продать в этой пыли под этим солнцем.

Я шел уже долго, дорога жгла мне ступни, в горле у меня пересохло, и голова раскалилась, когда я дошел до рынка. Везде стояли столики с товарами. Воздух наполняли запахи и ароматы рынка, пахли подгнившие овощи, свежие фрукты, сырое мясо, жареное мясо, пахучая рыба, перья диких птиц и чучела попугаев,

плавали запахи жареной кукурузы и свежеокрашенных одежд, коровьего навоза и арабской парфюмерии, ростки перца обжигали глаза и щекотали ноздри. И сколько было здесь запахов, столько же было голосов, громких и сталкивающихся в воздухе. Женщины с подносами больших сочных помидоров, ведер с гарри или с кукурузой, или с семенами дыни, продававшие разные безделушки, пластиковые ведра и крашеные одежды, мужчины, продававшие коралловые украшения, деревянные расчески и панцири черепах, веревочные жилеты, штаны из хлопка и тапочки, женщины с москитными угольками, магическими зеркальцами любви, лампами-молниями, листьями табака, с образцами одежд на столиках, поставленных рядом с торговцами свежей рыбой, и все теснилось друг к другу, заполняя любое свободное место, громоздясь в фантастическом беспорядке. Отовсюду звучала брань, сборщики ренты ругались с женщинами, возчики тележек кричали людям, чтобы те убирались с дороги, а маламы [10] с козлами на привязи молились на белых матах, склоняясь под солнцем, перебирая свои четки. Земля промокла от грязи и раздавленной еды, вокруг бегали почти голые дети. Женщины были одеты в выцветшие юбки и грязные блузки; страдальческие лица торговок были похожи на мамино, и их голоса были сладкие и грубые одновременно: сладкие, когда надо было привлечь покупателей, грубые, когда ругались. Я шел по рынку, сбитый с толку этим многоголосьем, ведь каждый из голосов мог быть голосом Мамы, а каждое из лиц могло быть ее лицом, и я видел, что мамины усталость и жертвенность были не только ее, но и всех женщин на этом рынке.

10

Малам – грамотный, образованный человек; учитель.

На перекрестке путей разыгралась драка. Мужчины кричали, столики были перевернуты, лаяли собаки, палки свистели в воздухе, воняло рыбой и летали скопища мух. Столько мух я нигде еще не видел, и было странно, что я их не вдыхаю. Я шел от столика к столику, и моя голова едва доставала до разложенных товаров, иногда я утыкался глазами в мертвые глаза рыбины, в ведра, где большие крабы и гигантские омары запутались в неразберихе клешней, в корзины, где меч-рыбы и угри били хвостами по алюминию. Я везде искал Маму, пока мои глаза не стали болеть от разнообразия предметов, и голова не начала кружиться от напряжения. И затем, когда солнце стало клониться к вечеру, мной овладела странная паника. В хаосе мироздания я не мог увидеть ни одного знакомого лица. Но внезапно, в чередовании света и темноты, я везде стал видеть Маму. Я видел, как она корчится на подносе с угрями. Я видел ее среди черепах в пластиковых ведрах, на амулетах у продавщиц магических товаров. Я видел ее на всем рынке, под странными навесами, в ветре, который нес с собой древесный дым и запахи рисовой сечки; я чувствовал ее везде, не в силах разгадать загадку лабиринтов этого рынка, где одна дорога ведет к тысячам новых лиц, каждое из которых выражает голод так, как свойственно только ему.

Я видел женщин, которые считали деньги и прятали их в набедренные повязки. Детей, на время брошенных без присмотра, кричавших на полу и под столиками. Я брел кругами по пространствам рынка, не в силах выбраться отсюда, и неспособный продолжать движение, потому что у меня болели ступни, и не имея возможности даже остановиться из-за постоянного коловращения толпы – меня продвигали вперед или отбрасывали в сторону, на меня наступали, кричали, и в итоге я окончательно обессилел, сел под столик с улитками и стал беззвучно плакать.

Темнота медленно поглощала день, и я вылез из-под столика и стал пробиваться сквозь толпу, пока не подошел к прилавку, где старик продавал коренья и травы. Это был старик с молодыми глазами голубя и белыми волосами на голове, белыми усами и пепельной проседью в прямой бороде. Его столик был тишайшим местом на рынке. Он одиноко сидел на лавке. Он никого не звал покупать свой товар и никто к нему не подходил. Рядом с ним, разложенные на разноцветных веревках

и нитях, лежали желтые и голубые корни, розовые клубни, череп обезьяны, перья попугая, высушенные головы стервятников и ибисов, когти льва, крылья орла и зеркало, которое меняло цвет в зависимости от падавшего на него света. Его столик был чистый; над его причудливыми товарами висел брезентовый тент, запачканный грязью. Если это и был травник, то, должно быть, очень особенный и ученый, потому что, идя к нему, я увидел, что человек в белом с иголочки костюме поклонился ему и вместе они зашли за тент. Там они оставались долгое время.

Я удивленно смотрел на его товары на столе: ржавые стволы камедного дерева, высушенные солнцем красные листья, которые пахли дальними путешествиями, вырезанные корни, грубо напоминавшие части тела, кости в странных сочленениях, семена редких лечебных растений цвета берилла, прозрачные раковины морских животных, высушенные ярко-красные лилии, ягоды, семена аниса и зеленые перышки павлина, ослепительные шарики, похожие на глаза кошки, не высыхающие на солнце, молотый сахарный тростник, сломанные кольца из самых глубин моря и тысяча других диковинок, разбросанных на грязной голубой ткани. Я сел на стул старика и стал ждать. И пока я ждал, услышал, что из-за тента доносятся звуки. Они были такие тонкие, что их могли издавать только духи. Затем звук стал напоминать шум трущихся толстых веревок, а после преобразился в шепот русалок, просеивающих на золотистых берегах рек белые ветра сквозь длинные волосы. Затем раздался крик, похожий на крик страха, переросший в смех. Мужчина в белом пиджаке вышел, весь вспотевший, с маленьким синим мешком за плечом. Старик тоже вышел, но без следов пота. Он поприветствовал меня.

– Я ищу свою мать, – сказал я.

– Кто твоя мать? – спросил он.

– Торговка на рынке.

– А я знаю ее?

– Я не знаю.

– Зачем ты ее ищешь?

– Потому что она моя мать.

Старик присел. Я остался стоять.

– Где ты потерял ее?

– Дома.

– Ты несешь послание?

– Я не знаю.

– Она послала тебя за чем-нибудь?

– Нет.

– Может быть, духи послали тебя ко мне?

– Не знаю.

– А она знает, где ты?

– Думаю, что нет.

Старик пристально посмотрел на меня своими странными глазами. Он взял корешок и повертел его в руках. Затем откусил от него немного и пожевал, раздумывая. Он предложил мне корень. Я взял его, но жевать не стал. Старик изучал меня.

– Знает ли кто-нибудь, что ты здесь?

– Нет.

Он улыбнулся, и на его молодые глаза набежало облако, их цвет изменился. На какое-то мгновение он напомнил мне птицу под колпаком.

– Так зачем все-таки ты ко мне пришел?

– Я не знаю.

Он взял еще один корень, похожий на ребенка с большой головой. Откусил голову ребенка, выплюнул ее, откусил руку и стал жевать.

– Как тебя зовут?

– Лазарус.

– Как-как?

– Азаро.

Он снова посмотрел на меня, словно я представлял из себя какой-то знак.

– Ты хорошо учишься в школе?

– Я ищу свою мать.

– А мать учила тебя чему-нибудь?

– Да.

– Чему же?

– Как полететь на луну на спине сверчка.

Выражение лица старика не изменилось.

– У тебя есть братья и сестры?

– Только на небе.

Он изучал меня, теребя бороду, поглядывая на неугомонный рынок. Потом встал, прошел под свой тент и вышел оттуда с надтреснутой эмалевой тарелкой ямса и бобов. Я был голоден. Несмотря на предостережения Мамы по поводу незнакомцев, я с наслаждением поел. Еда была вкусной. Старик с блеском в глазах наблюдал за мной. Он продолжал вполголоса бормотать заклинания. Я поблагодарил его за еду, и он спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Я сыт.

– Хорошо.

Он забрал с собой тарелку и вынес пластиковую чашку с водой. На вкус это была вода из очень глубокого колодца, чуть сладковатая, со слабым запахом ржавчины и странных корней с его стола. Я выпил воду, и жажда моя стала еще сильнее, чем раньше.

– Как ты теперь себя чувствуешь?

Я начал было говорить, но вдруг весь мир потускнел. Легкие чары этого вечера застлали мне глаза. Я видел загадочное свечение, а внутри меня открывались пространства. Я попытался двинуться, но мой дух был не в ладах с моим телом. Мой дух был в движении, а тело оставалось на месте. Затем я ощутил, как вокруг меня все начинает вращаться, поначалу медленно, но затем вещи побежали быстрее и стали еще тусклее, лицо старика при этом сделалось неправдоподобно большим, а затем стало таким маленьким, что я едва мог различить его глаза. Потом я услышал, как он издалека говорит: