Голодная дорога
Шрифт:
– Ложись, сын мой.
И затем, затмив пространство звуком шелестящих перьев, он быстро растворился в подхватившем его светящемся ветре.
Звуки рынка приобрели новое качество. Миллионы ног, ступавших на землю, содрогали ее до основания. Голоса всех оттенков вырастали массивными волнами и превращались в шепоты. Издалека я слышал призывы муэдзина. Я чувствовал, что он зовет меня, но не мог сдвинуться с места. Колокольчики и ангельские хоры звучали рядом с моими ушами и внезапно опадали. Прямо напротив места, где я сидел, началась драка. Две женщины налетели друг на друга, и когда их разняли, их набедренные повязки воспарили в воздух, как перья. Женщины снова
– Где старик?
– Ушел.
– Куда?
– Он убежал отсюда.
– Отчего?
– От меня.
– Почему?
– Потому что я ищу свою мать.
Пауза.
– Куда он побежал?
– К ветру.
– В каком направлении?
– Я не знаю.
– Кто твоя мать?
– Моя мать на рынке.
– Откуда ты знаешь, что твоя мать – рынок?
– Я не говорил, что моя мама – рынок.
– А что ты сказал?
– Что она торгует на рынке.
– А зачем ты ее ищешь?
– Я не знаю.
– Как тебя зовут?
Я ответил на вопрос, но, очевидно, мой ответ не был услышан, потому что голос спрашивал меня три раза, и каждый раз более тихо. Ветер уносил мои ответы, и моя голова билась о твердыню тишины, и мир темнел. Прямо с луны, которая вдруг очень близко встала надо мной со светящимся лицом великого короля мира духов, я услышал другие, полные тьмы голоса, которые говорили:
– Посмотрите на него.
– Он ищет свою мать.
– У нее везде большие глаза на этом рынке.
– Люди платят ей, чтобы она закрыла глаза.
– Ее глаза никогда не закрываются.
– Они видят все.
– Они видят все деньги.
– Они поедают деньги.
– Нашу власть.
– Наши мечты.
– Наш сон.
– Наших детей.
– Говорят, что ее сын летает на луну.
– Вот почему у него такие большие глаза.
– Посмотрите на него.
Голоса и дальше продолжали что-то говорить, совершая какой-то ритуал. Луна спускалась прямо на меня. Мое лицо стало луной, и я уставился одним большим глазом в темноту рынка. И затем, с лунным свечением внутри себя, заполнившим пустые пространства во мне, я почувствовал, как темнота поднимает меня вверх, как будто на невидимых руках. И за мной следовали эти голоса, голоса без тел.
– Может быть, ему нехорошо.
– Может быть, он сумасшедший.
– Странные вещи с нами творятся.
– С нашими детьми.
– Говорят, он находится в поисках духа Независимости.
– Говорят, он не может найти себя.
– Свой собственный дух.
– Который он потерял, когда явился белый человек.
– Говорят, он ищет свою мать.
– Но его мать его не ищет.
– Говорят, что она улетела на луну.
– Какую луну? Лун много.
– Луну Независимости.
– Так он ищет ее луну?
– Да.
– Странные вещи происходят.
– Мир переворачивается вверх тормашками.
– Безумие идет к нам.
– И голод идет, как пес о двенадцати головах.
– Смятение идет.
– И война.
– И кровь наливает глаза мужчин.
– И это поколение опустошит богатства этой земли.
– Пошли отсюда.
– Посмотри на него.
– Может быть, то, что еще не свершилось, сводит его с ума?
– Может быть, с ним просто не все в порядке.
И затем голоса растворились в воздухе. Светящийся ветер повеял надо мной, и свет во мне нашел свой вес. Мои невидимые руки стали видимы. Темнота
И вдруг, как по мановению, запутанные дорожки стали мне совершенно ясны. Мои ноги уверенно ступали по земле. Я шел за светящимся ветром, который расчищал передо мной дорожки. Он провел меня по спирали через все головоломки рынка прямо к центру, где стоял колодец. Я заглянул в него и увидел, что в нем нет воды. Там плавала одна только луна. Она была почти белая, совершенно круглая и спокойная. Вокруг колодца не было никаких ведер, и земля была сухая, и я пришел к выводу, что никто не станет черпать воду из луны в колодце, и начал лезть в колодец, потому что мне показалось, что это лучшее место, где можно лечь и передохнуть в глубокой неподвижной белизне. Но вдруг женщина схватила меня за шорты, вытащила оттуда, швырнула на землю и прикрикнула на меня:
– Уходи отсюда!
Я пошел за убывающим светом дорожки и пришел к месту, где белые куры били крыльями и шумно ворковали в больших бамбуковых клетках. Все здесь сильно пропахло курами, и я смотрел, как они снуют туда-сюда, машут крыльями, бьются друг о друга, неспособные вылететь из клетки. Вскоре мне показалось, что вся рыночная жизнь проходит в большой черной клетке. Дальше, уже ближе к ночи, я увидел, как трое мужчин в темных очках толкают шаткий столик с товарами, за которым стояла женщина. Они разбросали все ее товары, и она терпеливо их собирала. Она вытирала их от грязи и снова раскладывала на столике. Мужчины опять перевернули столик. Женщина подняла крик о помощи, о своей невиновности, но рыночная жизнь шла своим чередом, и ни один голос, если только он не был громче всех вместе взятых голосов рынка, не мог заставить к себе прислушаться. Женщина перестала кричать. Она снова установила столик и выставила товары. Мужчины молча дождались, когда она закончит, и опять все перевернули. Я подошел ближе. Один из мужчин сказал:
– Ты не будешь торговать на этом месте, если ты не принадлежишь к нашей партии.
– Но где я найду другое место?
– Хороший вопрос, – сказал один из мужчин.
– Уходи. Иди. Нам не нужны такие, как ты.
– Ты не наша. Все остальные в этой части рынка – наши люди.
– Если вы так обращаетесь с людьми, то почему я должна хотеть стать одним из вас? – спросила женщина.
– Хороший вопрос.
– Правда.
– Так что иди.
– Уходи.
– Ты не нужна нам здесь.
– Но что я сделала? Я же плачу налог. Я плачу за это место, и никто никогда не жаловался на меня…
Двое мужчин подняли ее столик и понесли, загородив дорогу. Женщина, крича, как раненый зверь, кинулась на мужчин, вцепилась им в волосы, расцарапывая лица, срывая с них очки. Один из мужчин крикнул, что он ничего не видит. Двое других схватили женщину и швырнули на землю. Третий ударил ее ногой, но женщина не издала ни звука. По дороге было не пройти, собралась большая толпа. Воздух заполнили возмущенные голоса. Женщина встала, побежала к столику и через секунду вернулась с мачете, которое она держала обеими руками с неуклюжей и устрашающей решительностью. Издав клич убийства, она кинулась на мужчин, разбежавшихся в разные стороны. Мужчина с сорванными очками кричал, что его ослепили, и разражался бранью, а женщина бежала за ним и уже высоко занесла мачете над его шеей, испустив сдавленный хрип, но толпа скрутила ее, и на мгновение я увидел мачете, высоко поднятое над затененными лицами. Женщины стали очищать свои столики. Одна из них сказала: