Голодранец
Шрифт:
Ну прости, был занят, искал пути спасения!
Я слагал дифирамбы,
Не находя выхода из чертовой ямы,
Пока ты гулял меж бедер разных дам,
Ища выход там!
А знаешь, прости.
Я сам виноват.
Помнишь постулат…
Что-то там и живя умри?
Так далее, в аду сгори,
На небо следом вознесись, друг мой.
О, мой друг, дружище, я и есть твой ад.
Не
Тихая улица, разбитый фонарь,
Лихой в спину удар
И ты на коленях.
Ты же знал, что живу я там, среди мрака и тени.
Дошло?
Момент осознания?
О, чудо, ну созерцай, созерцай,
Несмышленная жертва душевных стенаний.
Я твоего Бога превознес и его же обрушил.
И вера пала,
И горели костры.
А она кричала,
Я был для неё одной глухим.
И Его я убил.
Труп Господень не отличить было от трупов мёртвых давно скотин.
И да, её я тоже убил.
Я один весь мир, твой ли? разрушил…
Спроси теперь, кто я и я ли не ты?
И почему твоя любовь у меня?
Почему мы гуляем по нескошенным лугам.
А ты в ямбе, окутанный хореем
Со взглядом пустым…
Когда-то, на рассвете мироздания, в твоей голове,
Пока плененный тобой нарочно,
Я ушёл в вечную стужу, а ты к ним, наружу…
Пир тут был и там
И гуляли мы череслами меж ног многих дам, да?
Я погуляю с ней и тут, и там,
И по нескошенным лугам.
И обязательно пред зеркалом в ночь лунную,
Чтобы ты, сукин сын, видел, скажу, как люблю её,
А она будет говорить,
Как мы любим друг друга,
Она думает, что ты – это я,
А любит, выходит, вовсе не тебя,
И не замечает, что каждый раз
Ухмыляюсь я,
Когда она говорит тебе-мне о любви и
Когда в истоме её плоть горит.
И это все тогда, когда ты стал добряком,
Но я то знаю, что вовсе не пиит,
А адский светоч зорь в тебе говорит.
Ведь мы так похожи,
С одним мы началом, я такой же.
Остальное вздор!
Ну ну, не плачь.
Безысходность?
Как там у людей? Лиха беда начала?
Прости, что всю жизнь твою молчал я.
Простишь меня? Прощай.
А я тебя нет.
Ведь, тварь, помню твой тот взгляд.
Полный, вроде, отвращения к самому себе,
Он смотрел только в меня и обращён был ко мне!
Да, тебе было больно, а мне больнее.
Ты мог дать сдачи, сбежать, а я лишь смотреть!
Боль от этого
И, как ненависти апогей,
Во льду, средь грязи и камней…
Нельзя ни сгореть, ни умереть,
Что с честью, что без ней.
В то время, как ты…
Ты горел среди людей!
Чтобы стало яснее, представь Колизей,
Где один гладиатор и сотни теней.
И вот, в бою
Он убивает тень свою…
И так каждый раз, мы лишаем себя тёмной стороны,
Делая из себя добродетелей все более злых.
Но тени сущность не умрёт,
Пока она не сможет жить.
Тень и мрак у нас в глазах самих.
Такой самозабвенный теневой суицид.
* * *
Знаешь, в чем вся проблема?
Ты, наивный, хочешь быть
Понятым всеми
И вопреки этому -
Так же непонятым быть,
Но на ряду с этим и с тем,
Не можешь понятным быть,
Ни мне, ни самому себе.
"Такая рефлексия над мыслями,
С последующими дифференцированными субъектами событий,
Неизменно приводит к разности мнений
Субъектов и их позиций
Ведь первый хочет творить и жить,
А второй – гнобить и жить, преисполненный амбиций.
И в перекрёстке этих векторных,
Изначально параллельных, линий
Случается подмена, когда мнений,
Когда жизней.
И всегда почти первый встаёт на место второго.
Но не его позиций.
Важно найти строгую дефиницию
Таким печальным событиям.
И никогда это не было
Т.н. шизофренией,
Потому что… "
* * *
Потому что, когда ты, сукин сын,
Смотрел на меня сверху вниз,
На яму-лужу, я стоял поникший,
Преисполненный горя бренного моря!
Но теперь, мы разобрались,
Кто должен стоять пред стенами
Душевных темниц,
А кто, с оскалом, плыть в потоке серых лиц…
И да, помни, пленный.
В яме, будь любезен, что на ямбе,
Что под хореем,
Что самолёт твой вверх нос задрал, что пикирует вниз,
И в грязи, и в змеях,
Моё милое отражение,
На колени…
Человек
Дождь пронзает лицо иголками
И они растекаются по коже холодным металлом.
Замерзая, разбиваются на осколки
И воспаряют туманом над мертвым асфальтом.
Люди, люди, люди…
Дома – бетонные коробки,
Были, есть и будут.