Голос крови

Вулф Том

– Прошу извинить за вторжение ханх ханх ханх ханх. Читали утром мою статью? Там все честно?

Он улыбается. Сглатывает слюну. Глаза распахнуты, как синие вьюнки-граммофончики.

Нестор понимает, что появление этого Джона Смита здесь, на стоянке, в полночь вполне может оказаться виденьем из тех, какие случаются у людей, которые не спят и не существуют… Однако ему хватает здравомыслия не сомневаться в реальности американо. Нестору хочется спросить, зачем он пожаловал, но никак не находятся дипломатичные формулировки. И он просто кивает… как бы неуверенно отвечая: «Да, я читал, и да, все честно».

– Я понимаю, что вы, наверное, ханханханханх собираетесь домой, – продолжает

Джон Смит. – Но не могли бы вы уделить мне буквально две минуты? Мне нужно кое-что ханханханханх у вас спросить.

Прилив какой-то недоброй эйфории возвращает к жизни онемевшую центральную нервную систему Нестора. Он восстанавливает связь… ну хоть с чем-то. Нашелся человек, пусть даже всего лишь газетчик-американо, едва знакомый Нестору, который предлагает, по крайней мере, нечто вместо всенощного кружения по городу за разговором с самим собой. Бродяга в «камаро»! Бездомный на первых полосах газет! Но Нестор говорит только лишь:

– Что именно?

– Ну, я пишу продолжение истории, и ужасно не хотелось бы упустить из виду вашу реакцию.

Нестор молча смотрит на репортера.:::::: Реакцию? На что?:::::: Это слово нагоняет на него необъяснимое отчаяние.

– Может быть, где-нибудь сядем, выпьем по чашке кофе или еще чего-то?

Нестор снова молча смотрит. Вопросы этого репортера с детской мордашкой обернутся для Нестора только лишними неприятностями, если ему не даст отмашку какой-нибудь лейтенант, или капитан, или заместитель шефа полиции. А с другой стороны, он говорил с этим парнем двадцать четыре часа назад, и все было тип-топ… и, разговаривая с журналистами, он точно существует. Разве не так? Пока он говорит с прессой, он… где-то есть. Ведь правда? Пока его упоминают в репортажах, он есть на свете… Тут только включить воображение… Нестор знал, что не сыщется во всем мире такого лейтенанта, капитана или заместителя шефа полиции, который бы это понял, тем более стерпел. Но, может, им будет понятнее так: «Господибожемой, лейтенант, поставьте себя на мое место. Я один-одинешенек. Вы не представляете, как мне одиноко». Все сводится к одному. Необходимо с кем-то поговорить, не в том смысле, как исповедуются священнику или еще что-нибудь в этом роде. Просто поговорить хоть с кем-нибудь… чтобы снова почувствовать, что существуешь, после тяжких бедственных суток.

Нестор смотрит на Джона Смита из «Майами Геральд» долгим и пустым взглядом. И вновь кивает, не выказывая ни малейшего довольства, не говоря уже о воодушевлении…

– Как насчет вон того заведения? – спрашивает репортер. И указывает на бар Инги Ла Гринги.

– Там слишком шумно, – отвечает Нестор.

И это правда. А о том, что источник шума – морские копы, освободившиеся с дежурства, он предпочитает не сообщать.

– Тут есть местечко под названием «Остров Капри», на Брикелл, недалеко от развязки. Открыто допоздна, и, по крайней мере, можно услышать собеседника. Хотя, может, немного дороговато.

Нестор не стал добавлять, что в такое дорогое место не пойдет ни один сменившийся с дежурства коп во всем Майами.

– Ничего страшного, – говорит Джон Смит. – «Майами Геральд» угощает.

В «Остров Капри» они едут каждый в своей машине. Нестор поворачивает ключ зажигания, и кондиционер плюет ему в лицо струей воздуха. Нестор включает передачу, трогается, и глушитель ревет. От сочетания искусственного ветра и рокота мотора Нестору кажется, будто его заперли внутри листодуя, которые так воют, что рабочим, выдувающим листья за семь долларов в час, приходится надевать наушники… Да, попал в листодуй… и вопросы вихрем кружат в голове.:::::: Зачем я это делаю? Что мне это даст, кроме неприятностей? Какой такой реакции он от меня хочет? С какой стати «Майами Геральд» угощает, как он выразился? Чего ради я вообще верю этому американо?

Зачем? Ясно же, что не нужно… но у меня отняли все, что важно в жизни! У меня нет даже предков… Мой драный дед, великий оператор канализационных задвижек, спилил меня с родового древа… и я даже не знаю, где буду спать. Боже, да я и со змеей готов разговаривать – хоть с кем-нибудь.::::::

Нестор с журналистом сели у стойки и заказали кофе. Шикарно тут, в баре «Острова Капри»… Лампочки светят снизу сквозь батареи бутылок, выставленных вдоль зеркальной стены. Бутылки подсвечиваются… феерично, и все зрелище удваивается зеркалом. Нестора завораживает это великолепие, хотя он и понимает, что бутылки выставлены для ублажения немолодых американос, которые любят бахвалиться, как «надрались» вчера, какие были «угашенные», «в хлам», «до соплей», «до потери пульса» и даже как они были «в отключке» и, проснувшись, не могли понять, где вообще находятся. Что и говорить, у американос представления о мужественности совсем не те, что у латинос. И все равно от светового шоу с бутылками в «Острове Капри» у Нестора кружится голова, так оно роскошно. Вдобавок он устал, как в жизни не уставал.

Подают кофе, и Джон Смит из «Геральд» переходит к делу.

– Как я сказал, я пишу продолжение статьи про человека на мачте – как вы его спасли, – но мои источники доносят, что многие кубинцы, вместо того чтобы видеть в вас героя, считают вас чуть ли не предателем…

С этими словами Джон Смит склоняет голову набок и вопросительно смотрит на Нестора, явно ожидая каких-то слов.

Нестор не знает, что говорить… Кофе, в который он по-кубински щедро всыпал сахару, божествен; и Нестору хочется есть. На дежурстве он почти не ел. Оттого, что его существование (если это только существование) смущало других полицейских, у него пропал аппетит. Джон Смит ждет ответа. Нестор теряется: рассказывать или нет.

– Наверное, надо их спросить, – говорит он.

– Кого – их?

– Спросить… ну… кубинцев, наверное.

– А я и спрашивал, – поясняет Джон Смит. – Но они со мной неразговорчивы. Для большинства из них я чужак. Особо не хотят делиться… когда заводишь разговор о национальных вопросах, народностях и подобных материях. Они не доверяют «Геральд», и точка, вот в чем дело.

Нестор улыбается, но не от удовольствия.

– Уж это точно.

– Чему вы улыбаетесь?

– Там, откуда я сам, в Хайалии, люди говорят: «А, “Майами Геральд” – и тут же добавляют: – “Yo no creo». Можно подумать, что это полное название газеты – «Yo No Creo Майами Геральд». Понимаете yo no creo?

– Конечно. «Не верю». Yo comprendo. И так же они относятся к вам, Нестор.

До сих пор газетчик не обращался к Нестору по имени. Это настораживает. Нестор не знает, как реагировать. То ли американо взял дружеский тон, то ли заговорил свысока… будто с дезинсектором. Его отца многие клиенты с порога называли Камило.

– И они всё, касающееся вас, тоже извращают, – продолжает репортер Джон Смит. – Они берут ваш поступок, который я… я считаю – и, надеюсь, достаточно ясно обозначил это в своем тексте, – считаю примером великой храбрости и силы, и преподносят его как трусость!

– Трусость? – переспрашивает Нестор.

Он удивлен и задет за живое.

– Они могут говорить разное, «предатель» и все такое, но я не слышал, чтобы кто-то говорил «трусость». Интересно, какого это черта вдруг «трусость»… Боже правый… Хотел бы я видеть, как кто другой хотя бы близко подберется к тому, что я сделал… «Трусость»… – Нестор мотает головой. – Вы прямо слышали, чтобы кто-то говорил вот это самое слово?

– Да. Cobarde, так говорят… каждый раз.

– Говорят? – недоумевает Нестор. – Но откуда вы знаете? Вы говорили, они с вами не хотят общаться.