Голос крови
Шрифт:
– Ну да, но поди объясни это публике, которая насела нам на шею. Кто тебя станет слушать? Такие вещи – это как паника, как бунт, той же природы. Люди верят – для них он, блядь, мученик. И если власть говорит другое, значит, она просто пытается передернуть, заметает следы.
– Ну а что же нам делать? – не понимает Шеф.
– Где сейчас тот парень, тот, который сидел на мачте?
– Его держат на корабле береговой охраны, пока не соберутся объявить решение. Скорее всего, они погодят немного, чтобы страсти поулеглись. Ему тем временем больше не дадут раскрыть рта. Он будет невидимка.
– Так вот: сделайте то же с констеблем
– Куда бы это?
– Э… хм-м-м-м… придумал! Закатайте его в эту промзону возле Дораля. Туда никто не заезжает, пока не понадобится ремонтировать коксовую печь или смазать экскаватор.
– И что он там будет делать?
– Ой, ну я не знаю. Наверное, там ездят патрульные машины, охраняют правопорядок.
– Но это понижение, – говорит Шеф.
– Как это?
– Он с этого начал. Он работал на участке. А морской патруль – это спецподразделение. Камачо нельзя понижать. Это значит согласиться, что мы наколбасили и конкретно этот сотрудник облажался. А он ни в чем не провинился. Все выполнил как по писаному, все по процедуре… кроме одной мелочи.
– И какой? – спрашивает мэр.
– Чтобы спасти того поганца, патрульный Камачо рисковал жизнью. Если задуматься, он совершил подвиг.
– Ну да, – говорит мэр. – Но никого не нужно было бы спасать, если бы патрульный не попытался схватить того парня.
– Даже если вы правда так думаете, Камачо все равно совершил подвиг. Он обхватил того поганца ногами на высоте семьдесят футов и дотащил до самой воды, перехватывая руками по корабельному тросу. Знаете, вам это не понравится, но мы собираемся вручить Камачо медаль за доблесть.
– Что?!
– Все знают, что он рисковал жизнью ради спасения человека. Это видел весь город. Им восхищаются другие копы, и кубинцы, и некубинцы. Они все считают его настоящим храбрецом, хотя никогда не скажут этого вслух – табу. И если он не получит медаль, все в ту же секунду почуют политику.
– Господи Иисусе! – восклицает мэр. – И где вы собираетесь это сделать? В главном зале Башни Свободы?
– Нет, мы можем это сделать без помпы.
В разговор вступает директор по коммуникациям Портуондо:
– Вы делаете вот как: выпускаете пресс-релиз на следующий день после церемонии, там много разных сообщений, объявлений, схемы движения и все прочее, и где-то в восьмой строчке упомянут патрульный Камачо. Вы всегда так делаете.
– Ладно, но этого парня все равно нужно убрать с глаз долой. Как нам это сделать, если вы не можете кинуть его на участок?
– Единственное, что мы можем, – это горизонтальный перевод, – говорит Шеф. – В другое спецподразделение. Вот морской патруль, где он служит сейчас, вот ОПТ, отдел подавления преступности, вот спецназ, вот…
– Эй! – прерывает его Дионисио Крус. – А как насчет конной полиции? Этих ребят мы видим только в парках. Пусть скачет верхом, мать его так!
– Не думаю, – говорит Шеф. – Такая комбинация называется горизонтальный перевод с понижением. В случаях типа нашего это будет слишком наглядно – посадить на лошадь и отправить в парк.
– У тебя есть идея получше? – интересуется мэр.
– Есть, – говорит Шеф. – Спецназ. Это самые крутые копы из всех, потому что они всегда на линии огня. Там настоящая войнушка. Ребята в основном молодые, вроде констебля Камачо; нужно иметь исключительные физические кондиции. Подготовка – есть момент, когда нужно прыгать
Шеф Букер видит, что они слушают его затаив дыхание: и Дионисио Крус, и пресс-агент Портуондо, и маленький лысый управляющий городским хозяйством. Они все смотрят на Шефа большими глазами простодушных мальчишек.
– Да-а… смотришь на этот матрас с крыши шестиэтажки – а он, черт его дери, не больше игральной карты кажется и такой же тонкий. Если пожилому человеку посмотреть так с крыши на тот матрас, он тут же задумывается о… главных вещах, как это называют в церкви.
Вот так! Все трое кубинцев застыли, как зачарованные. Теперь – coup de gr^ace:
– Каждый год, когда кандидаты в спецназ доходят до этого этапа подготовки, я прыгаю сам. Это чтобы ребятишки думали: «Боже мой, если даже Шеф это может, а я ступлю на край крыши… и не смогу себя столкнуть… то до конца своих дней буду носить клеймо жалкого ссыкуна». Я хочу, чтобы эти парни не оставляли себе вариантов.
Пару секунд все кубинцы молчат. Но мэр больше не может сдержаться.
– Охереть! – восклицает он. – Во, оно самое! Если констебль Камачо так любит, блядь, войнушку, поставь его на край крыши и покажи матрас!
Шеф тихонько посмеивается про себя.:::::: Готов!::::::
Но внезапно:::::: Вот зараза!:::::: он кое-что вспоминает, кое-что важное… стоило полутораминутной байкой о спецназе с ним самим в главной роли превращать мэра и его подпевал в мальчишек с остекленевшими глазами… Шеф опускает голову и мотает ею туда-сюда, туда-сюда, размеренно, и громко бросает: «Черт!» Поднимает глаза на троицу слушателей и так плотно сжимает губы, что плоть сверху и снизу рта вздувается валиком.
– Парень идеально подходит в спецназ, но мы не можем его туда перевести. В спецназ нельзя назначить по политическим мотивам. Это сразу будет ясно. Каждый коп знает, кто такой Нестор Камачо, теперь-то уж точно. А у нас сейчас сорок один кандидат в очереди в спецназ. Все добровольцы… и, конечно, конкурс! Никому не позволено вмешиваться в процедуру комплектования спецназа, даже начальнику полиции.
– Сорок с лишним копов желают туда попасть? – спрашивает мэр. – Сорока копам не терпится сигануть с шестого этажа и грохнуться на матрас, чтобы получить возможность лезть под пули?
Шеф стучит себя кончиками пальцев по лбу, красноречивый жест: «Не дружат с головой».
– Ты сам и ответил, Дио! «Не терпится под пули!» Вот так вот! Есть такой тип копов, которым нравится риск. Понимаешь, о чем я?
Мэр секунду грустно смотрит в никуда.
– Что ж… мне до лампочки, куда вы денете этого Камачо, только уберите его подальше от воды. Идет? И еще: куда бы вы его ни – как там это твое умное слово, «горизонтальный перевод»? – на какой бы горизонт вы ни перевели своего телеакробата, он должен кое-что сделать. Таково одно из условий.